- Что ты хочешь? - крикнул Пит, внезапно появившись в окне.
Я пожал плечами.
- Хочешь мороженого? - Лакир все еще продавал мороженное по два «никеля» [«никель» - десятицентовая монета] за конус, а у меня в кармане имелось целых восемь.
- Не хочу, - сказал он, его лицо исчезло из видимости.
Я побрел по Шестой Стрит, даже не подумав куда, и дошел до заброшенного гаража с сорванными дверями, рядом с домом Люсьеров, одним из немногих бунгало на этой улице. Расслабившись в тени гаража, я подумал об исчезновении, о паузе и вспышке боли. Из дома доносилась фортепьянная музыка. Йоланда Люсьер, моя одноклассница, напевала «В полном одиночестве у телефона». Приятный и жалобный голосок наполнял вечерний воздух.
Я, также, был съедаем полным одиночеством, но в нашем доме телефона не было. Да и кому бы я позвонил? Ни у кого из тех, кого я знал, телефона не было также. Позвонить тете Розане в Монреаль? Невозможно. Никто не слышал о ней с тех пор, как она оставила Монумент.
Если б только тетя Розана была во Френчтауне, в доме моего дедушки…, но я оставил эту мысль. Было бы кощунством воспользоваться для этого исчезновением, особенно, если сразу после моей исповеди. Я подумал о ней, уехавшей далеко в Канаду и о людях, ожидающих ее у парикмахерской. Если любовь настолько хороша, что о ней были написаны стихи и песни, почему я был таким несчастным?
- Ты здесь?
Лицо Пита было тусклым и бледным, когда он заглянул в гараж.
- Что тебе здесь надо? - любопытство растворило гнев в его голосе.
- Ничего, - ответил я, как и всегда, слыша этот вопрос от раздраженных чем-нибудь родителей.
- Пересказать тебе последнюю серию «Всадника-Призрака?» - спросил он.
Арманд уже рассказал мне об этом ковбое-фантоме. Оказалось, он был владельцем магазина в маленьком городке. Но я сказал: «Конечно», - отвечая на его дружеский жест, обрадовавшись тому, что мы снова стали друзьями, пусть даже на короткое время.
На цементном полу гаража наши ягодицы приклеились к бетону, голос Иоланды без конца повторял один и тот же мотив песни «В полном одиночестве», будто острое музыкальное сопровождение происходящего на киноэкране. Пит пересказывал мне сцену за сценой, пока не дошел до самой заключительной сцены.
И затем мы сидели в тишине, слушая снова начатый куплет песни с ее вступлением на фортепьяно, со всеми ошибками и неверно взятыми нотами, звучащими резко и фальшиво.
- Занятия в школе начинаются на следующей неделе, - сказал Пит с отвращением в голосе.
Он высказался о том, зачем я позвал его. Я знал, что наша дружба приближалась к концу. Хотя мы с Питом были одного возраста - с разницей в месяц - он отставал от меня в школе на целых два класса. Для Пита школа была вражеской территорией. Там он становился угрюмым и неразговорчивым, высокомерным с учителями, и к тому же он проваливался на всех контрольных и экзаменах. К тому же он постоянно затевал драки на школьном дворе, что выглядело острым контрастом в сравнении с ним - беззаботным летним авантюристом. И там он часто смотрел на меня глазами незнакомца.
- Я перехожу в новую школу, - сказал я. И мне уже надо было ездить в центр города, чтобы посещать среднюю школу имени Сайлоса Би Томпсона около здания городского муниципалитета и публичной библиотеки, о чем думал с дрожью, предчувствуя полную неизвестность, которую обещали перемены в моей жизни, наступающие в новом учебном году. Мой класс окончил школу прихода Святого Джуда в июне, когда все мальчики оделись в синие полушерстяные жакеты и белые фланелевые брюки, а девочки в белые платья. На глазах Сестры Анжелы проступили слезы, когда она смотрела на нас, выстроившихся в ряд: «Вы больше не вернетесь сюда маленькими и чистыми, как когда-то», - сказала она, сжимая в ладони четки.
Ее слова были пророческими, по крайней мере, для меня. Повернувшись к Питу, меня подхлестнуло вдруг рассказать ему об исчезновении и о том, что я видел тем вечером, когда я наблюдал за ним и Арти Леграндом, играющими в карты, и что я видел потом в заднем помещении магазина «Дондиерс-Маркет». Мы успели разделить тысячу тайн - и почему бы не эту, самую большую тайну их всех?
- Пит, - я сказал.
- Да? - откликнулся он, почти на грудь свесив подбородок.
И если я не смог рассказать об этом священнику в темноте исповеди, то как бы я рассказал об этом Питу Лагниарду? Мне захотелось сказать: «Пит, я могу заставить себя исчезнуть, стать невидимым, как в кинофильме, который ты видел, как тот ковбой».
- Помнишь тот кинофильм, который ты видел, тот, который я пропустил, потому что у меня болел зуб? - спросил я
- Какой кинофильм?
«Ни одна живая душа не должна об этом знать», - предупреждал меня дядя.
- Не бери в голову, - сказал я.
Иоланда больше не пела и не играла на пианино, и гараж наполнился гробовой тишиной.
- Мы навсегда останемся друзьями? - спросил Пит.
- Навсегда, - ответил я.
Но слово прозвучало пусто и невесомо в тишине того френчтаунского вечера.
------------------------------------
Многим из нас предстояло пройти три года обучения в средней школе «Сайлас Би Томпсон», но Сестра Анжела сказала, что каждому из нас достаточно восьми классов средней школы, чтобы поступить на какой-нибудь коммерческий курс.
- Никому из вас не стоит получать классический курс обучения, - сказала она. - Это только для богатых, как следующая ступень на их пути в колледж.
- А как на счет общего курса? - спросил мой кузен Джуль. Он не стеснялся задать какой-нибудь вопрос.
- Общий курс тоже ни на что не годится, - ответила она. - Если поступаешь на общий курс, то можно просто оставить школу и пойти работать на фабрику.
Что для меня было проще всего, так это пройти курс бухгалтерии, стенографии или печатного дела, а потом заняться бесконечной и тоскливой работой в офисе, полной рутины.
Но когда в первый же день я попал в среднюю школу «Сайлас Би Томпсон», то внезапно потеряло какое-нибудь значение, на какой курс я поступил. Коридоры были полны жизни и волнения. Преподаватели были одеты в костюмы и платья, и этим заметно отличались от одетых в черно-белое монахинь. Он могли стоять в дверях класса и разговаривать с учащимися, делиться с ними шутками, проходя мимо. Звенел звонок, хлопали двери, помещения классов наполнялись смехом, и солнце, заливающее все внутри, было ярче того, что пробивалось сквозь маленькие окна школы прихода «Сент-Джуд».
Нашим классом руководила преподаватель Мисс Валкер. Когда я увидел ее впервые, то у меня аж остановилось дыхание. На ней было красное платье, а губы были обведены яркой помадой. Ее высокие каблуки щелкали, когда она проходила перед классом то в один, то в другой его конец, проверяя наши имена. Звонок звенел через каждые сорок пять минут, сообщая о перемене на следующий урок, и это была самая захватывающая часть учебного дня. Нужно было толкаться в коридоре, чтобы затем найти класс, в котором будет следующий урок. Я вспоминал бесконечные дни в классе Сестры Анжелы с восьми утра и до трех тридцати по полудню: это были монотонные уроки, удушающая атмосфера, и я уже не знал, как я мог вынести весь тот ужас. Здесь, в «Сайлас Би» (уже я выучил название этой школы так, как все ее называли), уроки менялись семь раз в день, на каждом уроке был новый преподаватель, и - чудо всех чудес - новые предметы, по которым ничего не надо было чего-либо делать дома, только читать и запоминать. Вокруг меня появилось много новых людей, сталкиваясь с которыми я мог лишь назвать их фамилии: Батчнен, Телбот, Видман, Келли, Борчелли - они не были французами, они были Янками, протестантами, евреями, ирландцами и итальянцами. Моя голова переполнилась цветом, светом, смехом, голосами и звонками, отделяющими один урок от другого, когда мне в тот день нужно было лететь вниз по лестнице, чтобы встретиться со кузеном Джулем на противоположной стороне улицы.
Из всех моих кузенов, он был ближе всех ко мне по возрасту и интересам. Если Пит Лагниард был моим закадычным другом в летний период, то Джуль был самым близким человеком в течение учебного года в школе. Летом обычно мы не виделись, потому что он играл в бейсбольной лиге района и становился патрульным лидером отряда бойскаутов «Сент-Джуд-17». А мы вдвоем с Питом были «отступниками». Нас не привлекали коллективные и организационные забавы. Мы предпочитали «Плимут» или просто побродить по улице и округам, играя в свои собственные игры, по вечерам залезая в чужие сады, разнося помидоры и огурцы по семьям в алфавитном порядке, и устраивая скачки на воображаемых лошадях.
Когда лето закончилось, все мои кузены и я собрались снова, и я как всегда потянулся к Джулю. С ним вдвоем мы любили читать. Будь то свежий осенний вечер или снежный зимний день, мы шли в центр города, где была Публичная Библиотека Монумента и брали книги. Каждый из нас мог взять не более пяти книг, и мы менялись, передавая их друг другу, затем, не зная, кто и что должен был вернуть обратно в библиотеку. Мы читали все, что попадалось от Тома Свифта до Пенрода и Сэма, о путешествиях, пиратах, исследованиях – это были книги с картинами и без. Летом с Питом Лагниардом мы проглатывали одну за другой разную комедийную литературу и юмор, фантастические рассказы о чудесах или «Суперчеловеке», о Тэрри и о пиратах. Но с Джулем в библиотеке мы нашли целые литературные сокровища. И мы спешили через все улицы, чтобы с ликованием ворваться в книжный храм, при этом, заставив поволноваться Мисс Битон, маленькую, говорящую только шепотом библиотекаршу, пытаясь преувеличить свой возраст, что должно было позволить бы нам попасть в отдел, содержащий запрещенные для нас взрослые книги.
