Группа расследования убийств занимала дальний угол сыскного отдела. Состояла она из трех команд по три человека. У каждой команды был свой стол, состоящий из трех сдвинутых вместе письменных столов, два стояли друг против друга, третий вдоль стены. За столом Босха, на месте, пустовавшем после ухода Кизмин Райдер, сидела молодая женщина в деловом костюме. У нее были темные волосы и карие глаза. Острые, как буравчики, они неотрывно смотрели на Босха, пока он шел по комнате.
— Чем могу быть полезен? — спросил он, подойдя к столу.
— Гарри Босх?
— Да, это я.
— Детектив Кэрол Бредли, отдел собственной безопасности. Мне нужно получить от вас показания.
Босх оглянулся. В комнате было несколько человек, все делали вид, что заняты своим делом, но тайком наблюдали.
— Показания о чем?
— Ирвинг поручил нашему отделу установить, были ли сведения о судимости Николаса Трента разглашены службе новостей телевидения.
Босх стоял позади своего стула, положив на спинку руки.
— Думаю, можно с полной уверенностью предположить, что были, — промолвил он.
— В таком случае мне нужно выяснить, кто это сделал.
Босх усмехнулся:
— Я пытаюсь вести расследование, а все только и стараются...
— Послушайте, мне понятно, что вы считаете это ерундой. И я склонна думать, что это ерунда. Но у меня приказ. Давайте зайдем в одну из комнат для допросов и запишем на пленку ваши показания. Много времени это не займет. А потом можете вернуться к своему расследованию.
Босх поставил на стол портфель и раскрыл его. Достал оттуда магнитофон. Он помнил о нем все утро, развозя ордера на поиски документов по местным больницам.
— Кстати о пленке, почему бы вам сначала не зайти в одну из комнат и не прослушать эту? Магнитофон вчера вечером был у меня при себе. Моя непричастность к случившемуся быстро станет очевидна.
Бредли нерешительно взяла магнитофон, и Босх указал ей на проход, ведший к трем комнатам для допросов.
— Но мне все-таки понадобится...
— Ладно. Прослушайте эту пленку, потом поговорим.
— Нужно будет поговорить и с вашим напарником.
— Он должен быть с минуты на минуту.
Бредли с магнитофоном пошла по проходу. Босх наконец сел, не удостоив взглядом других детективов.
Хотя еще даже не наступил полдень, Босх чувствовал себя усталым. Он провел утро, ожидая судью, который подпишет ордера на поиски медицинских документов, потом ездил по всему городу, развозил их в юридические отделы девятнадцати больниц. Эдгар взял десять ордеров и поехал своим маршрутом. Поскольку путь у него был короче, он отправился в центр города найти судебное дело Николаса Трента и просмотреть адресники и реестры недвижимости на Уандерланд-авеню.
Босх увидел, что на столе лежит стопка извещений о телефонных звонках и последние записи поступивших в дежурную часть сведений. Первым делом он взялся за извещения. Девять из двенадцати звонков исходили от репортеров, все они наверняка хотели получить дополнительные сообщения к репортажу четвертого канала о Тренте накануне вечером, чтобы передать их в программе утренних новостей. Остальные были от адвоката Трента, Эдварда Мортона, он трижды звонил с восьми до половины десятого.
Босх не знал Мортона, но предположил, что он собирался выразить недовольство по поводу того, что сведения о судимости его клиента сообщены телевидению. Обычно Босх не спешил делать ответные звонки адвокатам, но подумал, что лучше всего будет покончить с этим неприятным делом и заверить Мортона, что ведущие расследование детективы к этой утечке не причастны. Босх сомневался, что Мортон поверит его словам, но снял телефонную трубку и набрал номер. Секретарша сообщила, что Мортон уехал на судебное заседание, но должен вернуться с минуты на минуту. Босх передал, что будет ждать его звонка.
Положив трубку, он взял розовые бумажки с телефонными номерами репортеров и бросил в мусорную корзину. Стал просматривать поступившие сведения и сразу же заметил, что полицейские в дежурной части теперь задавали те вопросы, которые он отпечатал прошлым утром и отдал Манкевичу.
Одиннадцатое сообщение в стопке оказалось важным. В восемь часов сорок одну минуту позвонила некая Шейла Делакруа, сказала, что утром видела репортаж по четвертому каналу. Ее младший брат, Артур Делакруа, пропал в восьмидесятом году в Лос-Анджелесе, в возрасте двенадцати лет, и потом о нем не было ни слуху ни духу.
На вопросы медицинского характера она ответила, что ее брат ударился головой, упав со скейтборда, за несколько месяцев до исчезновения. Потребовалась операция на мозге. Подробностей она не помнила, но была уверена, что мальчика оперировали в больнице района Куин-оф-Эйнджелс.
Фамилии врачей забыла. Вот и все сведения, не считая адреса и телефонного номера Шейлы Делакруа.
Босх очертил слово «скейтборд», потом открыл портфель и достал визитную карточку, которую дал ему Уильям Голлиер. Позвонил по первому номеру, в университетском кабинете антрополога сработал автоответчик. Набрал другой, и ему ответил Голлиер, обедавший в Уэствуд-Виллидж.
— У меня срочный вопрос. Какое повреждение требует трепанации черепа?
— Гематома.
— Могла она возникнуть при падении со скейтборда?
Доктор задумался, Босх не стал его торопить. Секретарша, принимавшая в отделе телефонные звонки, подошла к его столу и вскинула руку с расставленными в виде буквы V пальцами. Босх прикрыл ладонью микрофон.
— Кто звонит?
— Киз Райдер.
— Скажи, пусть не кладет трубку.
Он снял руку с микрофона.
— Док, вы на месте?
— Да, я думаю. Это возможно, однако надо знать, обо что мальчик ударился. Но от падения просто на землю маловероятно. На черепе компактная паутинообразная трещина, указывающая на малую площадь контакта поверхности с поверхностью. К тому же она расположена высоко. А травмы при падении обычно бывают на затылке.
Босх ощутил легкое разочарование. Он надеялся, что личность жертвы можно будет считать установленной.
— Вы говорите о конкретном лице? — спросил Голлиер.
— Да, мы только что получили сообщение.
— Есть там рентгеновские снимки, сведения об операции?
— Я сейчас занимаюсь этим.
— Хотелось бы взглянуть на них, сделать сравнения.
— Как только получу их, привезу вам. А как другие повреждения? Могли они быть вызваны падениями со скейтборда?
— Некоторые, конечно, могли, — ответил доктор. — Но не все. Ребра, изогнутые переломы — притом, детектив, многие из этих повреждений получены в очень раннем детстве. Насколько я понимаю, трехлетние не катаются на скейтбордах.
Босх кивнул и задумался.
— Детектив, вы знаете, что в случаях жестокого обращения заявленные причины травм и подлинные не всегда совпадают?
— Понимаю. Тот, кто доставил ребенка в больницу, не признался бы, что бил его фонариком или чем-либо еще.
— Вот именно. Он назвал бы вымышленную причину. И ребенок подтвердил бы его ложь.
— Падение со скейтборда.
— Возможно.
— Ладно, док. Мне нужно ехать. Как только получу рентгеновские снимки, сразу доставлю их вам. Спасибо.
Босх нажал на телефоне кнопку второй линии.
— Киз?
— Привет, Гарри, как ты там?
— Весь в делах. Что случилось?
— Гарри, у меня камень на душе. Кажется, я подвела тебя.
Босх откинулся на спинку стула. Он ни за что бы не догадался, что это сделала она.
— Ты о четвертом канале?
— Да. Я... вчера мой напарник, когда перестал смотреть телевизор, спросил, что привело тебя сюда. И я сообщила ему. Я все еще стараюсь установить отношения, понимаешь, Гарри? Сказала, что делала для тебя проверку фамилий и там оказалась зацепка. Один из жильцов сидел за покушение на растление малолетнего. Гарри, клянусь, больше я ничего ему не говорила.
Босх облегченно вздохнул. Настроение у него улучшилось. Интуиция относительно Райдер не подвела его. Кизмин не была осведомительницей, просто доверилась человеку, которому имела основания доверять.
— Киз, тут у меня сидит особа из отдела собственной безопасности, хочет побеседовать на эту тему. Откуда ты знаешь, что Торнтон сообщил о Тренте на четвертый канал?
— Утром я видела этот репортаж. Знаю, что Торнтон знаком с Сертейн. Несколько месяцев назад мы с ним работали над одним делом — убийством в Уэстсайде ради получения страховки. Эту историю освещали по телевидению, и он сообщил Сертейн сведения, не подлежащие огласке. Я видела их вместе. Вчера, услышав от меня о зацепке, Торнтон сказал, что ему нужно в туалет. Взял спортивную страницу газеты и вышел в коридор. Но в туалете его не было. Поступил вызов, я пошла и постучала в дверь туалета, хотела сказать об этом ему. Он не ответил. Я, собственно, ничего об этом не думала, пока не увидела утром репортаж. Очевидно, он пошел не в туалет, а в другой отдел или в вестибюль, чтобы позвонить ей.
