Он сделал паузу.
— Я верю этим людям. Мы — единая команда, мы вместе трудимся и вместе делаем деньги. Много денег. Видите этого человека — с восточной внешностью?
Я проследил за взглядом Рикарду и увидел невысокого толстячка лет сорока, который смеялся, разговаривая с кем-то по телефону.
— Да. С ним я уже познакомился. Кажется, Педру — не помню фамилию.
— Точно. Педру Хаттори. Японско-бразильских кровей. Он мой ведущий трейдер. Заработок за прошлый год составил цифру с семью нулями.
На секунду я задумался, считая про себя эти нули. Семь нулей, господи! Это же минимум десять миллионов фунтов. Или долларов, или еще чего-то. Я и не мог представить, чтобы человек действительно столько получал.
Рикарду заметил мое удивление и рассмеялся:
— А сколько зарабатываете вы?
— Четырнадцать тысяч семьсот пятьдесят фунтов в год, — сказал я. — Плюс лондонская надбавка.
— Если мы возьмем вас, то будем платить тридцать тысяч сразу, без испытательного срока. Будете приносить прибыль — получите премиальные. Сколько — зависит целиком и полностью от вас. Что скажете?
— Хм… Прекрасно.
— Вот и хорошо. А теперь расскажите о себе. Почему вы хотите работать у нас?
Я запустил заранее подготовленную бодягу.
— Меня всегда привлекали финансовые рынки.
Он жестом остановил меня.
— Секунду, Ник. Последние шесть лет вы посвятили изучению русского языка. Если бы вы действительно считали, что финансовые рынки так интересны, то уже работали бы в каком-нибудь банке, верно? И этот наш разговор не состоялся бы.
Он смотрел мне прямо в глаза, спокойно выжидая, когда мне надоест валять дурака. Я вспомнил, как Джейми сказал мне: «Говори что угодно, но не вешай Рикарду лапшу на уши. Ему нужно знать наверняка, кто ты и чего хочешь. Только тогда он примет решение».
Что ж, в конце концов благодаря Джейми я и получил это интервью. Будем играть по его правилам.
— После Оксфорда я и не думал, что когда-нибудь соберусь работать в банке, — сказал я. — Костюмы, мобильники, смехотворные зарплаты, жадность…
Рикарду вскинул брови.
— И что же изменилось?
— Мне нужны деньги.
— Зачем?
— Да они ведь нужны всем, разве не так?
— Некоторым — больше, чем другим.
Я умолк. До какой степени мне нужно раскрываться перед этим человеком? Я снова вспомнил о совете, данном мне Джейми.
— Мне они нужны больше, чем другим, — сказал я. — У меня ипотечная ссуда, которую я не в состоянии выплачивать, а моя временная работа заканчивается в конце семестра.
— И когда же это?
— В пятницу.
— Понятно. А если продлить договор?
— Непростая задача. Количество мест, выделяемых для преподавателей русского, тает, а таких, как я, с каждым днем все больше. К тому же у многих подготовка посерьезнее. Так что от меня мало что зависит.
— Значит, вы голодны. Это мне нравится. И насколько вы голодны?
— То есть?
— То есть, если бы у вас была пристойная работа и пристойная зарплата, позволяющая вам выплачивать вашу ипотеку, были бы вы счастливы?
— Нет, — сказал я. — Если уж я пойду на это, то для того, чтобы заработать кучу денег.
— И что вы станете делать, когда добьетесь своего?
— Брошу все. Буду читать книжки.
Брови снова взлетели вверх.
— А разве сейчас вы не этим занимаетесь?
Я вздохнул:
— Нет. Сейчас я занимаюсь тем, что шлепаю на компьютере тонны аналитического материала, преподаю, готовлюсь к лекциям и семинарам, занимаюсь администрированием. В основном администрированием. А заработок от всей этой суеты не позволяет даже оплачивать квартиру, в которой я живу. Это мышеловка. Работая здесь, я смог бы вырваться из нее.
Рикарду слушал очень внимательно, не отрывая взгляда ни на секунду. У меня возникло такое чувство, словно я был для него самым важным человеком в мире. Глупо, конечно, но мне это польстило всерьез.
— Понятно, — сказал он. — А почему вы думаете, что справитесь? Безусловно, в академическом мире вы проявили себя более чем хорошо. Первый в своем выпуске по философии, политологии и экономике. Затем — степень магистра по экономике развития. Прекрасные рекомендации от декана факультета русистики. Но это все же не совсем наш профиль.
— Я справлюсь. — На секунду я задумался, пытаясь облечь в слова то, в чем с неохотой признавался самому себе, не говоря уж о других. Но я знал одно: если я хочу получить эту работу, то должен убедить Рикарду. — Я люблю русскую литературу. Люблю читать ее, люблю ее преподавать. Но с тех пор как мои сверстники закончили Оксфорд, они уже успели сколотить себе кругленькие состояния, работая в Сити. Они не умнее меня. И никто из них не родился бизнесменом. Наверное, я хочу доказать себе, что могу добиться того же. Я умею работать, быстро учусь. Я разберусь, что к чему.
— Вы трудоголик? — поинтересовался он.
Я улыбнулся:
— Лентяй.
Рикарду ухмыльнулся:
— Джейми сказал, что вы самый умный человек из всех, кого он знает. А его оценкам я доверяю.
Он ждал моей реакции. И не дождался. У меня, к счастью, хватило ума промолчать. Молодчина Джейми, подумал я. Он всегда был склонен к преувеличениям, но сейчас обижаться грех.
— И еще один любопытный момент, — продолжил Рикарду. — Как сочетаются ваши моральные принципы с желанием влиться в финансовые ряды? Мне почему-то кажется, что на занятиях по экономике развития вас вряд ли учили тому, что международный капитал и есть спаситель третьего мира.
— Верно. — Я улыбнулся. — Тогда мои экономические идеи были вполне социалистическими. Но я прожил два года в России, советская система обрушилась на моих глазах. Я своими глазами увидел, в какой бардак может превратить экономику государственное планирование.
— И поверили в свободный рынок?
Я покачал головой.
— Нет. Я, пожалуй, не верю ни в одну экономическую систему. Мир переполнен страданием. И я прочитал слишком много русских романов, чтобы не понимать, что с этим ничего не поделать. Так было, так есть и так будет. Всегда.
— Думаю, вы неправы. — Рикарду заглянул мне в глаза. — Пример — Южная Америка. Восьмидесятые годы — десятилетие нищеты и полной безнадежности. Континент сделал гигантский шаг назад. Почему? Потому что ему до смерти стало не хватать международных капиталов. Конечно, само по себе это было результатом глупости банкиров, в семидесятые раздававших кредиты направо и налево. И коррумпированных политиков, эти кредиты прикарманивавших. Однако сейчас перспективы куда лучше. Иностранные капиталы снова потекли в регион, и не в последнюю очередь благодаря нам. Но на этот раз деньги тратятся на то, что будет приносить реальную отдачу. Заводы, дороги, образование. Это изменит к лучшему жизнь миллионов. И я горжусь тем, что мы тоже внесли свой вклад в этот процесс.
— Надеюсь, что так оно и есть, — проговорил я, не в силах скрыть сомнение.
— Похоже, я вас не убедил. — Рикарду откинулся назад и улыбнулся. — Ну что ж, немножко трезвости в нашем бизнесе никогда не повредит.
Он умолк и достал новую сигарету, не сводя с меня глаз. Его глаза были темно-голубыми, что резко контрастировало с густыми черными волосами и загорелой кожей. В них чувствовался властный, проницательный ум, но в то же время они излучали симпатию, а не угрозу. «Иди к нам, — словно манили они. — С нами ты в безопасности». Я был знаком с Рикарду Россом всего лишь четверть часа, но мне уже было трудно ему сопротивляться. Теперь понятно, почему Джейми так восторженно о нем отзывался.
Я сидел молча, позволяя ему оценить услышанное.
Он не заставил себя долго ждать.
— Хорошо, посидите минутку здесь. Мне нужно переговорить с людьми.
Он оставил меня в комнате для заседаний и вернулся к своему столу. Я смотрел, как он вызывает тех, с кем мне сегодня уже довелось пересечься. Педру Хаттори, высокий холеный аргентинец; американка, возглавлявшая исследовательский отдел; трейдер-кокни, комиссионер-мексиканец, француз, чьей должности я не помнил. Наконец я увидел светлые волосы и широкие плечи Джейми, стоявшего ко мне спиной. Да, он сослужил мне добрую службу.
Следующие три минуты показались вечностью, но в конце концов все разошлись. Рикарду вошел в комнату и протянул мне руку:
— Добро пожаловать на борт.
На мгновение я заколебался. Не слишком ли я поторопился? Действительно ли хочу изменить свою жизнь, продав душу Сити?
Тридцать тысяч в год, а со временем, может, и больше — или ничего?
Я вспомнил о письме, присланном мне на этой неделе Норрисом из строительной компании. Если в течение тридцати дней я не выплачу задолженность по ипотеке, у меня просто отберут квартиру.
Выбор напрашивался сам собой. Я пожал протянутую руку:
— Спасибо.
— Значит, увидимся в понедельник, в семь утра.
