— Два лазерных прицела, с завода вынес на продажу. Зарплату не дают, а кормиться чем-то надо.
— Когда я там еще работал, украсть было трудно, — заметил Никита. — Сплошной учет и контроль.
— Сейчас проще. Контролерам тоже не платят.
— Весело живете.
— Так вот и живем: глаза не боятся, руки бездельничают, ноги протягиваются помаленьку.
— Черт возьми, до чего ты дошел! А ведь был когда-то умнее меня.
— Я, возможно, и сейчас еще умнее, — предположил Алтынов, — только на свой лад. От ума и горе.
— Если найдешь прицелы, я у тебя их куплю, — сказал Женьшень. — В хозяйстве пригодятся. Тем более в нашем.
— А что у вас за хозяйство? — Алтынов допил вторую банку и облегченно перевел дух.
— Охранная фирма.
— Никак не домесишь афганскую грязь? — обернулся Алтынов к Никите. — Не надоели железки?
— Да нет, у меня совсем другое дело — торговый профиль, закупочный фас. А это у Женьшеня. Фирма «Цербер» — охраняют неизвестно что от неизвестно кого за неизвестно какие бабки. Очень выгодно.
— Представляю.
— Тогда иди к нам, — сказал Женьшень. — У нас почти все афганцы. Ты, как я понял, тоже?
— Я все это удачно забыл. Да и какой сейчас из меня охранник. Ветром качает.
Пока трое вели разговор, скучавшая Светик настойчиво добивалась внимания полусонного Швеллера. В конце концов тот оживился, произнес нечто смутно похожее на комплимент, начал поглаживать отдельные части тела соседки, а после громко засопел и, отбросив условности, предложил пойти с ним в машину и заняться более серьезным делом.
— Еще чего! — возмутился Никита. — Трахать мою личную секретаршу у меня на глазах, да еще в моей же машине! Ты, Швеллер, совсем уже оборзел!
— Тогда мотаем отсюда, — сказал оборзевший Швеллер. — Пиво кончается, а тебе давно пора в зоопарк.
— Чуть не забыл! — Никита взглянул на часы. — Все. Двигаем. Вас троих я заброшу в офис, а Саша поедет со мной — нам еще надо поговорить.
— Старый друг лучше новых двух, — буркнул Швеллер, поднимаясь и небрежно стряхивая травинки, приставшие к его почти белым штанам.
Они забрались в машину, задним ходом выкатили в переулок и на большой скорости проехали несколько кварталов, после чего Швеллер, Женьшень и Светик, прокричав что-то непонятное и не особенно важное (музыка продолжала греметь), высадились перед домом, в котором находился офис Панужаева — такова была фамилия Никиты.
Магнитофонная запись кончилась, когда они отъезжали от офиса; никто не стал менять кассету, и некоторое время оба привыкали к относительной тишине. Машина меж тем мчалась почти все время по трамвайным путям, уворачиваясь то от встречных, то от попутных трамваев, а чаще всего от таких же новых русских, самым русским из качеств которых оставалась любовь к быстрой езде.
— Сплошное мучение ездить по Ебургу, — посетовал Никита. — Такого бардака, как у нас, я не встречал нигде. В Москве и то спокойнее, а в Европе одна проблема: чтоб не уснуть за рулем.
— Часто там бываешь?
— Нечасто, но случается. Эту тачку сам пригнал из Германии год назад. На обратном пути в Польше чуть ее не лишился — свои же гады напали, русские. Хорошо, я с ребятами был, вместе отбились. А у тебя какая тачка?
— Никакой. В том числе и садовой, обходимся носилками.
— Как? Даже машины нет?
Слово «даже» развеселило Алтынова.
— Я не настолько беден, чтобы покупать дорогие вещи, — сказал он (перефразировка расхожих выражений была его давней привычкой) и тут же сменил тему. — Ты лучше скажи, зачем это мы едем в зоопарк.
— Дочку забрать — она там с одним из моих людей. Ни я, ни жена уже видеть не можем этот зоопарк, а Ленка таскается туда каждый месяц, по именам всех зверей знает. Зоологом будет, наверное. А может, и не будет. Сегодня послал с ней сотрудника: чем торчать без толку в офисе, пусть поглядит на живую природу, кругозор свой расширит, ему это на пользу. А ты помнишь Ленку?
— Смутно. Лет семь или восемь прошло.
— Это ох какой не подарок, скоро убедишься.
— Сколько уже ей?
— Скоро тринадцать. А у тебя?
— Сын. Маленький совсем… Смотри, опять на красный пролетел. Штрафы часто платить приходится?
— Не без этого. И прав уже лишали, пришлось срочно новые делать, — он резко свернул с переполненной машинами дороги в сравнительно тихий переулок и вскоре затормозил перед входом в зоопарк.
— Порядок, успели. Вон стоит Ромкина «восьмерка», а их пока не видно. Давай по баночке.
Они открыли пиво и закурили. Никита включил кондиционер и начал перебирать кассеты.
— Не надо музыки, — сказал Алтынов. — Тем более такой.
— У меня есть и приличная. Стинг, Дилан, ЭЛО, а вот битловские записи, которых не было ни на одной старой пластинке.
— Все равно не надо. Раньше я тоже все время что-нибудь слушал, дома и на работе, но потом стал от этого уставать.
— А я привык к музыкальному фону — играет себе и играет, — но зато разучился слушать. Когда-то, помнишь, и классикой увлекались, в филармонию ходили, а недавно в кои-то веки выбрался с семьей на концерт, гляжу, половина публики — та же братва, только прикинута поцивильней. Какая, к черту, музыка, они там просто тусуются, сейчас это в моде…
Группа ребят на роликовых коньках выкатилась со стороны зоопарка; один из них, на скорости поедая мороженое, неудачно вписался в поворот и с трудом объехал их машину, оттолкнувшись рукой от капота. Панужаев сердито просигналил, парнишка подпрыгнул от неожиданности и едва устоял на ногах. Его дружки подняли гвалт, а один из них замахнулся, как будто намереваясь кинуть в машину остатком своей порции, но вместо этого запихнул мороженое себе в рот. Увидев открывающуюся дверцу, вся компания шумно пустилась наутек.
— Ты как со временем? — спросил Никита, вновь усаживаясь на свое место и не считая нужным комментировать мелкую стычку с подрастающим поколением. — В гости ко мне заглянешь?
— Время терпит. Дома дел особых нет, жена с сыном живут у родителей.
— Что так?
— Она от меня отдыхает.
— А ты от нее?
— От нее — да, но не от сына.
— Одним словом, ты сейчас свободен. Тогда заберем Ленку и ко мне — посидим по-хорошему, поговорим… Ага, вот наконец и они, пойдем встречать.
— Привет, папуля! — худенькая чернявая девчонка в шортах и майке с ходу ткнула Панужаева кулачком в бок.
— Сколько лет… кхе-кхе… сколько зим, — ответил счастливый отец, поперхнувшись пивом. — Все нормально, Роман?
Этот вопрос был задан молодому человеку в просторном летнем костюме, подошедшему вслед за девочкой.
— Нормально.
— Хамила, небось?
— Так, по мелочам.
— Ладно, с меня причитается за моральный ущерб. А сейчас двигай в контору, там Женьшень со Швеллером. Оба с утра поддатые. Надо от них избавиться, пока не натворили чего.
— Как я от них избавлюсь? — молодой человек беспомощно развел руками, так что из-под полы пиджака на миг показалась рукоять пистолета. — Лучше уж вы сперва позвоните.
— Хорошо, — Панужаев залез в машину и начал ругаться с кем-то по сотовому телефону.
— Они пьяные в офисе, папка пьяный здесь, и ты тоже пьешь, — упрекнула девочка Алтынова, как раз отхлебнувшего пива.
— Беда, — грустно сказал он. — Прямо беда с этим пьянством.
Роман сочувственно покачал головой. Мальчишки-роллеры опять нарисовались на фоне зоопарковой ограды и начали кружить на месте, поглядывая в их сторону.
— Я разобрался с Женьшенем, — сообщил, появляясь, Никита. — Они оба сейчас уходят, поедешь и проконтролируешь. Потом можешь быть свободен.
— О’кей, — молодой человек направился к своей «восьмерке».
— Не нравится он мне, — сказала девочка, кивая на уходящего. — Больно вежливый, все время боится обидеть. Подхалим. А ты вежливый? — обратилась она к Алтынову.
— Когда как, — ответил тот с нехорошим предчувствием.
— Ленка, не вздумай хамить дяде Саше. Это лучший друг моей юности, который тебя на руках нянчил минимум пять тысяч раз
— Сколько-сколько? — удивилась дочь.
— Минимум пять, — подтвердил друг юности. — Ты, может, его и не помнишь, но он тебя помнит прекрасно. Так что изволь его уважать и любить.
— Как скажете, шеф! А он тоже крутой? На вид что-то не очень.
— Уж какой там крутой, только вот слегка вкрученный, — сказал Алтынов и выбросил пустую банку.
— Хоть один не крутой нашелся, на развод надо будет оставить. А то все эти Швеллеры-Ротвейлеры…
— Хватит, лезь в машину, — оборвал ее Никита.
— Папка, дай мне проехать сто метров, здесь почти нет движения, — попросила Лена, — а я за это весь день не буду хамить. Совсем чуть-чуть, только до перекрестка.
Панужаев задумался. Видимо, перспектива избавиться на целый день от дочернего хамства была слишком заманчива, чтобы он мог устоять.
