Я собрал раскиданные вокруг стола газеты.
– Извините, у меня нет напольных подушек.
Он хмыкнул и, скинув куртку, без тени смущения уселся на свободное пространство. Фирменный портфель и дорогой костюм разительно контрастировали с линялой и заворсившейся от времени поверхностью татами.
Некоторое время Мурабаяси крутил головой по сторонам, пока взгляд его не уперся в экран телевизора, который я опрометчиво забыл выключить.
– Хм, любишь видео? – Затем в его голосе засквозило удивление. – О-о, да ведь это же «Римские каникулы»! Смотришь такие фильмы?
На экране Одри Хепберн безрассудно мчалась на мопеде, уцепившись за Грегори Пека.
– Регулярно смотрю. А что, нельзя?
– Да нет, можно. Просто странно. Странно, что мужчина с таким характером так до сих пор и не вырос.
– С каким «таким» характером?
Он покачал головой:
– Тебе недоставало многих качеств. Сговорчивости. Умения приспосабливаться. Общительности. Да что там недоставало! Всего этого ты был лишен начисто. В тебе не было и крупицы любезности. Но главное, отсутствовало куда более важное качество – зрелость. Короче, ты был мальчишкой.
О, как же часто в прошлом мне приходилось выслушивать от него подобные речи. Однажды он даже назвал меня машиной без мотора. Что ж, не будь во мне столько таких вот врожденных изъянов, я не вел бы сейчас пустую жизнь в самом сердце большого города.
Глядя на экран, Мурабаяси тихо проговорил:
– Значит, по-прежнему бежишь от реальности? Вот они, пережитки детства, – затем, словно очнувшись, добавил: – А ведь неплох. Совсем неплох.
– О ком это вы?
– Да так, о фильме. Ведь чистой воды фантазия. Ты не находишь? Пусть немногословная, но богатая фантазия. И ведь были такие времена. Да… Это совершенное, словно мечта, кино могло родиться только в старые добрые времена.
Может, и так. Старые мечты. Мир ушедших грез. Не знаю, что заставляет меня ежедневно смотреть такие фильмы. Возможно, Мурабаяси прав и я застрял в детстве. Не знаю. Я молча переводил взгляд с лица Мурабаяси на экран. Кажется, во время сцены, где героиню тащит полиция, его губы едва заметно дрогнули. Мне ни разу не случалось видеть у него этого выражения, когда мы работали вместе.
Наконец его взгляд переместился с Одри Хепберн на меня.
– Кстати, не хочешь вернуться к прежней работе?
Я помотал головой.
– Вот как? Популярный дизайнер, лауреат премии JADA, заперся в своей скорлупе, чтобы скоротать остаток дней. И это при том, что ему нет еще и сорока.
Когда-то я наслушался подобных речей до оскомины. Премия JADA… Десять лет назад я получил Гран-при от Японской ассоциации арт-директоров, высшую награду в области промышленного дизайна. Не знаю, как сейчас, но на тот момент я был самым молодым лауреатом.
– Вы меня поучаете? Или критикуете?
– Да нет, просто размышляю вслух.
– Вот оно что? Мне-то, конечно, все равно, но неужели вы пожаловали в столь поздний час, просто чтобы поразмышлять вслух?
Казалось, он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Послушай, Акияма, сколько мы не виделись?
– Не помню. Вы не ответили на мой вопрос.
В эту минуту я понял, что Мурабаяси колеблется.
– Я вот что… по правде говоря… я хотел с тобой посоветоваться.
– Хм, редкое явление. Наконец-то тоже стали жертвой экономической депрессии?
– Да нет, с работой полный порядок. Даже в эти тяжкие времена. Однако «полный порядок» и «монотонность» – несколько разные вещи, я прав?
Он ничуть не изменился.
– Если речь пойдет о деньгах, то вы не по адресу.
– Не такой уж я дурак, чтобы обращаться к тебе с этим. – Он с улыбкой склонил голову. – Все верно, речь пойдет именно о деньгах. Только не в том смысле, в каком ты подумал, а наоборот.
– Наоборот?!
– Да, наоборот. Собственно, речь пойдет о том, чтобы избавиться от денег. И вот тут мне понадобится твоя помощь.
– Избавиться от денег?!
– Да.
– И какова сумма?
– Пять миллионов.
– Хм, пять миллионов иен. Вы попались с липовыми банкнотами? Говорят, сейчас полно фальшивых стодолларовых купюр.
Мурабаяси усмехнулся:
– Криминал тут ни при чем. Напротив, деньги достались мне по решению властей, окружного суда. Ну… что-то вроде компенсации. Никак не пойму, как вершится правосудие в этой стране.
С этими словами он запустил руку в портфель и стал выкладывать из него деньги. Пять толстеньких пачек рядком улеглись на чайном столике.
Это больше, чем все, что осталось от моих сбережений. В наши дни банковский процент близок к нулю. Остаток на моем счете неуклонно сокращается. В лучшем случае его хватит года на три, а то и меньше. Короче, сумму, лежавшую сейчас передо мной, никак нельзя было назвать скромной.
Мурабаяси холодно произнес:
– Я хочу от них избавиться.
Я взглянул на него. У него был такой вид, будто он раздумывал, куда бы лучше выбросить крупногабаритный мусор.
– Вообще-то, я не привык к такого рода беседам.
– А если бы привык, то, наверно, не стал бы отнекиваться.
– Возможно. Но почему с таким странным предложением вы пришли именно ко мне?
– Ну… предложение и правда довольно странное. Поди найди недоумка, который станет всерьез выслушивать такое. У меня есть лишь один знакомый чудак – ты. Вот я и пришел к тебе.
– Вот оно что? Значит, нашли мальчишку-недоумка? Может, я и правда такой, как вы говорите. И все же мне кажется, что, если приходишь к кому-то с просьбой, разговаривать следует несколько в ином тоне.
– Могу лишь повторить то, что уже сказал о твоем характере.
Послышался шорох, я оглянулся. Сквозь проем в раздвижной стенке в кухне я увидел вторую «хозяйку» этого дома. Выбралась из тени рукомойника и замерла, пристально глядя на меня. Кажется, опять поправилась. Не удивлюсь, если она питается куда калорийнее меня.
Попросив подождать, я поднялся. Смел крошки с чайного столика и бросил ей. Некоторое время она выжидающе смотрела на меня. Затем выскочила, схватила еду и с писком скрылась в тени.
Мурабаяси забеспокоился:
– Что случилось? Что там?
– «Соседку» покормил.
– Соседку?!
– Мышь. Последнее время частенько наведывается. Имени я ей пока не дал, но…
В ответ он лишь вздохнул.
Раз уж пришлось встать, я заодно приоткрыл окно. Слишком душно для этого времени года. Рубашка липнет к телу. В комнату ворвались автомобильный гул с Сёва-дори и напоенный дождем тяжелый майский воздух.
– Послушай, Акияма, хочу вернуться к нашему разговору.
Продолжая стоять, я ответил:
– Да. Кажется, мы говорили о деньгах, от которых нужно избавиться. Но почему вы сразу не спросили?
– Не спросил о чем?
– Не спросили, почему меня не интересует причина, по которой вы решили избавиться от этих денег?
– Потому что хорошо тебя знаю. Тебе ведь и правда нет дела до причины. Ты всегда отличался полным отсутствием интереса к такого рода вещам. Удивительная черта! Я ведь уже говорил. Любой другой на твоем месте, глядя на эти деньги, предложил бы выбросить их ему в карман, раз уж все равно выбрасывать. Уверен, сто человек из ста сказали бы именно так. Но ты не из их числа.
В задумчивости я снова уселся на пол.
– Раз уж все равно выбрасывать, то почему бы не сделать анонимное пожертвование Красному Кресту? Что-то не припомню, чтобы вы хоть раз послужили на благо общества. Может, это ваш единственный шанс?
– Я думал о таком варианте. Но это неэтично по отношению к Красному Кресту. Такие уж это деньги.
– Деньги не пахнут.
– Еще как пахнут.
Я снова задумался. Его слова не лишены смысла.
– Тогда, может, просто сложить их в мешок для мусора? Тут главное не ошибиться – выбрать день, когда забирают тот мусор, что будут жечь.
– Неэтично по отношению к сборщикам мусора.
– Хм, не знал, что вы такой деликатный. Ну, тогда как насчет шредера? Машинке-то все равно.
– У нас сейчас как раз шредер сломался. А у тебя его и не было, верно?
– На кой он мне? У меня из бумажек – только газеты да туалетная бумага.
– Да уж… – Он снова усмехнулся. – Я долго думал. Действительно, существует множество способов избавиться от денег. Например, сжечь. Это, пожалуй, было бы неэтично только по отношению к министерству финансов. Но мне хотелось выбрать какой-нибудь более дикий способ. Такие уж это деньги. Тебе не кажется, что в вопросе выбрасывания денег должны существовать определенные стандарты и методы?
Методология выбрасывания денег. Об этом мне как-то не приходилось задумываться, и я промолчал. Между тем он с серьезным видом продолжал:
– Эти деньги были переведены на мой счет сегодня. С того самого момента, как я снял их перед закрытием отделения, я непрерывно размышлял, – Мурабаяси взглянул мне в глаза, – и решил, что теперь дело за тобой.
