Эми стала свидетелем того, о чем почти никто из простых смертных не догадывается, – иногда адвокаты тоже плачут.
В этот момент внимание Эми привлек щелчок под приборной доской машины. Ее старый «форд»-пикап частенько дребезжал или свистел. Каждый звук имел свою индивидуальность, и Эми знала их все. Так мать всегда понимает, что означает плач младенца: «Покорми меня!», или «Смени подгузник!», или «Сделай одолжение, запри бабушку в другой комнате». Источник этого щелчка было легко установить еще и потому, что из кондиционера неожиданно стал идти кошмарно горячий воздух. Эми выключила его и попыталась открыть окно. Стеклоподъемник заело. Отлично! – что тут скажешь. На улице девяносто два градуса жары[3], машина чуть ли не изрыгает пламя, подобно огнедышащему дракону, а чертово окно не хочет открываться!!! В Америке есть такая поговорка: если зимой ты провел отпуск в Колорадо, то летом переедешь сюда насовсем. Очевидно, человек, придумавший эту поговорку, ни разу не попадал в такую ситуацию.
«Я таю», – подумала Эми, вспомнив «Волшебника из страны Оз».
Она схватила старый номер «Роки маунтинс ньюс» и стала обмахиваться им, как веером. Номер вышел неделю назад – как раз тогда, когда она отправила дочку к ее отцу, чтобы самой с головой уйти в проблемы компьютерной реанимации. Это было шесть дней назад. И теперь Эми очень хотела видеть дочь, даже несмотря на то что смертельно устала.
Машина превратилась в печку на колесах к тому времени, когда Эми добралась до жилого комплекса «Лист клевера» (который представлял собой скопление скучных двухэтажных коробок из красного кирпича). Квартирам в этом комплексе было далеко до тех элитных боулдерских апартаментов, средняя цена которых достигала четверти с лишним миллиона долларов. «Лист клевера» финансировался государством и был словно бельмо на глазу для всех горожан. Исключение составляли голодные студенты и пенсионеры с ограниченными доходами. Вид из окон открывался крайне унылый: всюду асфальт. Эми знала кварталы товарных складов с более изысканной архитектурой. Очевидно, тот, кто проектировал этот комплекс, решил, что человек не способен создать творение более прекрасное, чем, например, зазубренные вершины гор на далеком горизонте, а потому не стал и пытаться. Да и зачем – ведь множество людей ждут по нескольку лет квартиру в Боулдере.
«Лежачий полицейский» заставил Эми больно удариться головой о крышу пикапа. Она припарковалась на автостоянке и выпрыгнула из машины. Пара минут – и ее лицо из красного сделалось розовым. Она снова стала похожа на себя. Эми никогда не кичилась этим, но всякий видел – она из тех, кому вслед оборачиваются мужчины. Ее бывший муж считал, что причина в длинных ногах и пухлых губах. Но это не совсем так. Эми излучала какое-то необыкновенное жизнелюбие, когда двигалась, улыбалась, разговаривала – в общем, каждое утро, открывая большие серо-голубые глаза и начиная новый день. Бабушка говорила, что она унаследовала неистощимую энергию матери, – и это было правдой.
Мать Эми трагически погибла двадцать лет назад, когда девочке было всего восемь. Отец умер еще раньше. Бабушка Грэм взяла крошку к себе. Она видела Эми насквозь. Она же заметила в отношениях внучки с ее мужем первые тревожные признаки – еще до того, как начала беспокоиться сама Эми. Четыре года назад молодая мать разрывалась между мужем, ребенком и защитой дипломной работы по астрономии. Большую часть времени отнимали дочка и диплом, на Теда же его почти не оставалось. Он нашел другую женщину. После развода Эми переехала к Грэм, чтобы бабушка хоть как-то помогала ей с Тейлор. Нелегко было найти хорошую работу в Боулдере – тихой гавани, совсем не подходящей для молодых талантливых профессионалов, жаждущих карьерного роста. Эми с удовольствием занялась бы астрономией, но денег едва хватало, а ученая степень никак не отразилась бы на благосостоянии семьи. Не отразилась на их материальном положении и работа с компьютерами. Зарплата Эми с трудом покрывала расходы на первостепенные нужды трех человек. Те крохи, что оставались, она откладывала на второе образование – юридическое. Учеба начиналась в сентябре.
Эми решила стать юристом из экономических соображений. При этом была уверена, что среди однокурсников найдется множество таких, как она, – искусствоведов, специалистов по литературе, в общем, тех, кто распростился с надеждой заниматься любимым делом.
Как бы ей хотелось, чтобы нашелся другой выход из ситуации!
– Мамочка приехала! Мама!
Эми повернулась на голос дочери. Тейлор была одета в ее любимое розовое платье и красные ботиночки. Светлые волосы частью держались в косичке, частью торчали из-под берета. Тейлор бросилась с тротуара в объятия матери.
– Я так соскучилась! – сказала Эми, крепко обнимая дочку.
Тейлор рассмеялась, затем наморщила нос:
– Фууу, ты вся мокрая!
Эми стерла с щеки Тейлор свой пот.
– Просто у нашего пикапчика поднялась температура.
– Грэм говорит, что тебе пора продать эту груду металлуома.
– Ни за что! – ответила Эми. «Груда металлуома» некогда принадлежала ее матери. Пожалуй, это единственное, что осталось у нее после развода, – дочь и машина. Она поставила девочку на землю.
– Ну, как там папочка?
– Хорошо. Обещал навестить нас.
– Навестить?!
– Ага. Он сказал, что мы увидимся на вечеринке.
– Какой еще вечеринке?
– На нашей вечеринке. Когда ты окончишь юридическую школу, а я среднюю.
Эми поморгала, осмысливая издевку мужа.
– Так и сказал?
– Ты будешь долго учиться там, да, мамочка?
– Не так уж и долго. Ты и не заметишь, как все закончится.
Показалась Грэм, она почти задыхалась от быстрой ходьбы.
– Я никогда не видела, чтобы четырехлетние девочки бегали так быстро!
Тейлор хихикнула. Грэм встретила Эми улыбкой, но тут же нахмурилась:
– Бог мой, ты превратилась в скелет! Опять сидела на одном кофеине?!
– Нет, клянусь, иногда с кофеином я выпивала немного кофе!
– Идем домой, я что-нибудь приготовлю. Но Эми слишком устала, чтобы думать о еде.
– Я просто разогрею себе обед в микроволновке.
– Микроволновка! – ворчала Грэм. – Я, может, и старая, но мне ведь не нужно полчаса тереть кремень об огниво, чтобы сделать тебе нормальный обед. Выйдешь из душа, горячее будет уже на столе.
«С месячным содержанием жира и калорий», – подумала Эми. Грэм была женщиной старой закалки, и это касалось всего, в том числе и питания.
– Отлично, – ответила она и вытащила из багажника чемодан. – Пойдемте.
Они пошли вдоль стоянки, держа девочку за руки, и Тейлор раскачивалась между ними, как маленькая обезьянка.
– Снова дома, мамочка снова дома! – пропела она. Эми вставила ключ в замок и открыла дверь. Квартира была самой обыкновенной, с двумя комнатами и одной ванной. Большую часть жилой площади занимала комбинированная гостиная, столовая и детская. Грэм иногда говорила, что «девочки» превратили ее в большой чулан. Проход заграждали велосипеды и ролики. Большие ролики и велосипед принадлежали Эми, маленькие – Тейлор. В комнате стояли потрепанный диван и такое же кресло – заурядная мебель в съемных квартирах. В старой стенке из сосны стояли книги, несколько горшков с растениями и маленький телевизор. Направо располагалась крохотная кухня, совмещенная с кладовой.
Эми подошла к столу. Почта, скопившаяся за неделю, была сложена в три аккуратные стопки – личные письма, счета и неизвестно что. Счета (некоторые – повторные извещения) составляли самую высокую стопку. Письма вовсе не были личными. Большинство из них были распечатанными на принтере бумажками, изображающими весточки от старых друзей. В стопке неизвестно чего внимание Эми привлек один пакет. На нем не было ни обратного адреса, ни почтовой марки. Похоже, его доставил курьер. Выглядел пакет тяжелым.
Заинтригованная, Эми разорвала коричневую бумагу – под ней оказалась коробка с глиняным горшком на картинке.
Эми потрясла ее, но, судя по всему, горшка внутри не было. Казалось, там что-то твердое, будто застывший цемент. Кроме того, верх коробки проклеили скотчем заново, значит, кто-то вынул горшок и положил совсем другое. Эми прорезала скотч и откинула крышку. Под ней оказалась плотная водонепроницаемая пластиковая упаковка с застежкой-молнией. Никакой открытки или записки, ничего, что указывало бы на отправителя. Эми расстегнула молнию и остолбенела.
– Господи!
Из коробки на нее смотрел Бенджамин Франклин. Много Бенджаминов Франклинов. Целые пачки сотенных купюр. Она взяла одну пачку, затем другую, положила на стол. Ее руки тряслись, пока она пересчитывала купюры. Пятьдесят бумажек в пачке. Всего сорок пачек.
Она опустилась в кресло, не отрывая взгляда от денег, все еще не веря глазам. Некто – таинственный некто – прислал ей двести тысяч долларов.
И она не имела ни малейшего понятия за что.
