— А если я скажу, что я как раз в такой?
— В такой что?
— В такой ситуации.
— Кто-то должен тебе миллион долларов?
— Ну, приблизительно.
— Постой-ка. Это ведь еще один гипотетический вопрос, верно?
— Это зависит…
— От чего?
— От того, как ты на это посмотришь.
В воскресенье вечером Джессика привела Криса в отель «Счастливый Казанова» на Минами-ку.
— Это самый уединенный любовный отель в Осака, — заявила Джессика. — Как раз то, что нам нужно. Во-первых, здесь нет окон. Эти розовые ставни, на которые ты смотришь, просто для вида. Во-вторых, и дверь, и лестница, которая к ней ведет, скрыты вон теми гигантскими изгородями. В-третьих, на парковке выдают специальные намагниченные металлические полосы, чтобы прятать номера машин от посторонних глаз. Например, от глаз частных детективов. И это только то, что снаружи… — Она взяла его за руку и потащила к входу. — А ты когда-нибудь раньше видел розово-голубой отель? С неоновой вывеской в пятнадцать футов высотой? За пределами Лас-Вегаса? Стоп. Ты же из Флориды! Забудь, что я сказала. Ну вот, можешь сам проверить.
Она толкнула одну из тяжелых стеклянных дверей, и они вступили в крошечный Г-образный вестибюль, уставленный вдоль стен искусственными деревьями. Крис услышал, как дверь за его спиной закрылась, а потом раздался резкий щелчок. Обернувшись, он попробовал открыть дверь, но, к его удивлению, она была заперта.
— Испугался? — Джессика показала ему на маленькое сенсорное устройство с пульсирующей красной лампочкой на стене. — Когда мы входим, лампочка загорается, и дверь автоматически закрывается. Она будет закрыта ровно две минуты — я засекала, — чтобы дать нам время выбрать себе комнату, не натыкаясь на других посетителей. Потом красная лампочка гаснет, дверь отпирается, и пошло-поехало. Здорово, правда? Когда я впервые оказалась тут, то подумала; а что, если в тот момент, когда дверь заперта, отключат электричество? «„Счастливый Казанова“: извращенцев впускают, но не выпускают». Ан нет! За этой перегородкой, что перед нами, есть другая дверь. Выход. Предполагается, что уходить нужно через нее.
Крис смотрел на свисающие с потолка камеры слежения.
— А что ты скажешь об этом? — спросил он.
Джессика положила руки на бедра и, сдув с глаз рассыпавшиеся пряди светлых волос, скорчила рожу. Она была ростом приблизительно метр семьдесят, однако казалась выше благодаря высоким каблукам. В поношенных джинсах и футболке из бангкокского Хардрок-кафе, она была похожа на сгусток нервной энергии. Она смотрела на камеры так, словно они наносили ей личное оскорбление.
— Да, это небольшая проблема. Здесь следят, чтобы в такие отели не забредали грязные бомжи, геи и лесбиянки. Средних лет бизнесмен может приводить любовницу-старшеклассницу, и ничего, а вот если забредут два парня или две девушки, — ни-ни! Но ты не волнуйся, с этим мы справимся. Я обо всем позаботилась.
Крис снова взглянул на камеры. Он был чуть выше метра восьмидесяти пяти, некрупный, но и не тощий. В черной рубашке поло и шортах цвета хаки он напоминал ученика престижной частной школы. Он покачал головой, думая о том, не стоит ли спрятать лицо. И еще о том, не бросить ли все и не вернуться ли домой.
«Я обо всем позаботилась». Джессика так и сыпала штампами. Интересно, сколько тупоголовых преступников в скольких фильмах произносили ту же самую фразу? Как правило, как раз перед тем как попасть в лапы полиции. Эта мысль так поразила Криса, что он остановился и подумал: «Господи Иисусе!» Сейчас он не смотрит кино, все происходит на самом деле. Интересно, сколько тупоголовых преступников в скольких фильмах произносили нечто подобное?
Крис Райан и Джессика Романо впервые встретились на студенческой пивной вечеринке в Блумингтоне, штат Индиана, где он пытался продать ей джойнт, наполовину заполненный дешевым коричневым гашишем, а наполовину — полусырой травкой с пустыря за его домом. Студенческая братва из «Сигмы-гаммы» спаивала их всю ночь. Студенты по очереди бегали за следующей порцией для себя и своих товарищей и сыпали комплиментами по поводу «могучего дерьма», которое втюхивал им Крис, удачно избегая необходимости затягиваться левым куревом. Эд, бойфренд Джессики, был уже под столом, когда она появилась, сделала затяжку, закашлялась, прошептала «О боже», — а потом громко произнесла:
— В жизни не пробовала более мерзкой марихуаны! Ты что, шатаешься по задворкам и крутишь сигаретки из всего, что попадается тебе под руку?
Крис к этому времени был уже весьма обдолбанным, поэтому, вместо того чтобы спорить, он сунул ей одну из сигарет, припасенных для себя, — «Генсвиль Спешиал» класса А. Они уселись в уголке и стали знакомиться. То есть, скорее он стал с ней знакомиться, потому что Джессика болтала без перерыва, и ему едва удавалось вставить словечко. Она была второкурсницей, родом из Чикаго, учиться ей давно надоело, и она подумывала о том, чтобы бросить учебу и рвануть в Японию, «устроиться там на телевидение или, может, пойти в манекенщицы». Джессика была наслышана о том, что голубоглазые блондинки с пышной грудью купаются там в иенах. «Вот такие», — Джессика растянулась перед Крисом на полу, передала ему свой косяк и перевернулась со спины на живот, а потом опять на спину, чтобы продемонстрировать свою высокую квалификацию. Крис затянулся и одобрил: «Я бы тебя нанял». Джессика села и забрала у него свой косяк. «Надеюсь, у тебя бывают идеи получше, — сказала она. — Тебе повезло, что я сегодня такая игривая. Это от марихуаны». Дело кончилось тем, что они оказались в другом конце коридора в комнате приятеля Джессики. Около трех ночи в комнату завалился его сосед и, глядя на Криса мутным взглядом, завопил: «Эд, мудила, ты что, сбрил все волосы на груди?» А потом: «Эй, возьми-ка крем для бритья и отделай меня так же». Крису пришлось быстро смотаться оттуда.
Верная своему слову, Джессика бросила школу в конце того же семестра. Прошло семь лет с тех пор, как Крис видел ее. В следующий раз они нечаянно столкнулись у бара «Рамбл» в Америка-мура, всего в нескольких минутах ходьбы от отеля «Счастливый Казанова». Америка-мура[4] — это четыре городских квартала американской поп-культуры, пропущенной через японский фильтр. Все вокруг было завалено дешевой обувью и вышедшей из моды одеждой, самое место покупать ношеные гавайские рубашки. Здесь же находилось несколько баров и танцплощадок, где ошивались охотницы до гайдзинов.[5] Крис проработал вышибалой в баре «Рамбл» всего три недели, когда перед ним предстала Джессика и протянула руку. «Господи! — воскликнул он. — Как поживаешь?» Она посмотрела на него и пожала плечами: «А ты так и не придумал ничего получше, да?»
Джессика по-прежнему была шумной, нахальной и, что ему особенно нравилось, — прямой и открытой. Но что-то в ней изменилось, появилось что-то новое, чему он не сразу смог дать определение. Может быть, она стала немного жестче. Немного более нетерпелива. В ее глазах появилось выражение безрассудства. Но ведь Джессика совсем не была безрассудной. Сначала Крису казалось, что в ее рассказе не сходятся концы с концами. Но вскоре они оказались на соломенном татами в ветхом, арендованном у ее друзей домишке, где, покуривая в память о прошлом, Джессика поведала ему о своей Идее. Именно поэтому они отправились теперь в это японское гнездышко секса и выбирали себе номер с помощью настенного дисплея.
— Зеркальные потолки, кровати в форме сердца, горячие ванны, тематические комнаты. Все это здесь есть, — уверяла Джессика. — Если картинка светится — значит, номер свободен. Если темная — номер уже занят. Тебе повезло, сегодня у тебя богатый выбор. А вечером в пятницу или субботу весь экран может быть темным.
Крис обалдел от разнообразия предлагаемых комнат. Некоторые картинки были подписаны, в основном на японском, но иногда и на английском. На одной из них было написано «НЛО». На изображении внизу была показана комната с зеркальными обоями, круглой кроватью с серебристыми простынями и разными причиндалами, похожими на хирургические инструменты, аккуратно разложенными на металлическом передвижном столике рядом с кроватью. Другая комната называлась «Темница», но, к сожалению, поглядеть на нее было нельзя, так как картинка была темной. Крис спросил:
— А в какой номер ты обычно ходишь со своим парнем?
Джессика показала на одну из картинок без надписи.
— Вот сюда, в конце коридора. Номер триста один. Комната самая обычная. Без всяких там извращений. Ему не слишком нравятся все эти причуды. Слушай, я вот что думаю: если ты все же согласишься на это дело, сними для себя и Таро комнату на одном этаже с нами. Надо все упрощать по мере возможности.
