– Чудесный вид, правда? – Когда Элизабет садилась в самолет, симпатичная женщина в соседнем кресле, улыбнувшись, раскрыла книгу. Что вполне устраивало Элизабет: меньше всего ей хотелось болтать семь часов с чужим человеком. Но теперь, ладно, ничего. Через несколько минут они сядут. И она согласилась: да, вид изумительный.
– Мое третье путешествие в Италию, – продолжала соседка. – Но чтобы я еще полетела туда в августе – ни за что. Туристов-то, со всего мира. И жарища! А вы откуда?
Нырнув, самолет пошел на снижение. Элизабет решила, легче ответить честно, чтобы не показаться невежливой.
– Я актриса. Была в Венеции на съемках.
– О, как интересно! Вы мне сразу напомнили Кэнди Берген. Такая же высокая. И такие же прелестные белокурые волосы и сине-серые глаза. Я знаю ваше имя?
– Ну что вы! Вовсе нет!
Слабый толчок, самолет стукнулся о посадочную полосу и поехал. Избегая дальнейших расспросов, Элизабет озабоченно долго вытаскивала дорожную сумку из-под сиденья, стала копаться в ней. Будь на ее месте Лейла, подумала она, вопросов об имени не возникло бы. Лейлу Ла Салле все узнавали с первого взгляда. Но Лейла обязательно летела бы первым классом, как всегда.
Полетела бы. Прошло больше года, пора бы уже принять ее гибель как реальность.
В газетном киоске, сразу за таможней, полно дневного выпуска «Глобал». Невольно Элизабет заметила заголовок «ПРОЦЕСС НАЧИНАЕТСЯ ШЕСТОГО СЕНТЯБРЯ». И дальше, помельче «Явно рассерженный судья Майкл Харрис решительно отказал в дальнейших отсрочках процесса над мультимиллионером Тедом Винтерсом, обвиняемым в убийстве!» А ниже крупным планом, во всю страницу, лицо Теда. В глазах горечь, ошеломление, рот сурово сжат. Снимок сделан после предъявления ему обвинения в убийстве его невесты Лейлы Ла Салле.
Пока такси мчалось по городу, Элизабет уткнулась в газету – снова детали гибли Лейлы и свидетельства против Теда. Следующие три страницы заполнены фотографиями Лейлы: Лейла на премьере с первым мужем, на сафари со вторым, Лейла на церемонии вручения ей «Оскара» – все из газетных архивов. На одном снимке взгляд Элизабет задержался – в улыбке Лейлы сквозила мягкость, намек на ранимость. Контрастом высоко вздернутому подбородку, насмешливо-дерзкому выражению глаз. Половина девушек Америки подражали ей: отбрасывали назад волосы, как Лейла, посылали улыбку через плечо…
– Приехали, мисс.
Вздрогнув, Элизабет подняла глаза. Такси затормозило перед «Гамильтон Арме» на Пятьдесят седьмой авеню. Газета соскользнула с колен.
– Простите. – Элизабет заставила себя говорить спокойно. – Я дала неправильный адрес. Мне надо на угол Одиннадцатой и Пятой.
– Но я уже выключил счетчик!
– Включите снова. Я заплачу. – Руки ее дрожали, когда она рылась в бумажнике. Она чувствовала – приближается швейцар – и не поднимала глаз. Она не хотела, чтобы ее узнали. Адрес Лейлы она назвала машинально. В этом доме Тед убил Лейлу. Столкнул с балкона в припадке пьяной ярости.
Элизабет стал бить озноб: снова всплыла картина, которую ей никак не удавалось стереть из памяти: красивое тело Лейлы в белой шелковой пижаме, длинные рыжие волосы струятся по спине, летит с сорокового этажа на бетонную площадку двора.
И вопросы, вопросы… Была ли она в сознании? Понимала ли, что происходит?
Какими жуткими, наверное, были для нее последние секунды перед смертью…
Останься я с ней, думала Элизабет, такого бы не случилось…
После двухмесячного отсутствия квартира показалась тесной и душной. Но как только Элизабет распахнула окна, подул ветерок, неся специфические, такие приятные нью-йоркские запахи: пряный аромат индийского ресторанчика за углом, немного цветочного с балкона через улицу, едкий бензиновый от автобусов с Пятой авеню, намек на морской с Гудзона. Несколько минут Элизабет глубоко дышала, чувствуя, как проходит напряжение. Наконец она ощутила, как хорошо быть дома.
Съемки в Италии тоже были бегством, отсрочкой. Но в подсознании все время сидело: ей предстоит выступать на суде, свидетелем обвинения против Теда.
Элизабет распаковала чемодан, поставила в раковину цветы. Ясно, жена управляющего не выполнила обещания регулярно поливать их. Ощипав увядшие листья, Элизабет принялась за почту, сложенную на обеденном столе. Наскоро просматривала конверты, отбрасывая рекламные буклеты и купоны, откладывала личные письма. Нетерпеливо улыбнулась красивому почерку на одном конверте и обратному адресу в верхнем углу: Мисс Дора Сэмюэлс, Сайприс-Пойнт Спа, Пеббл-Бич, Калифорния. Сэмми… Но прежде чем браться за ее письмо, Элизабет нехотя распечатала официальный конверт с обратным адресом: «ОКРУЖНАЯ ПРОКУРАТУРА».
Совсем короткое письмо. Напоминание, что двадцать девятого августа, как только вернется, ей необходимо позвонить помощнику окружного прокурора Уильяму Мэрфи, договориться о дне встречи для обсуждения ее свидетельских показаний.
Даже газеты и машинально названный водителю адрес Лейлы не подготовили ее к шоку от этого официального уведомления. У Элизабет пересохло во рту, стены вокруг будто сдвинулись. В памяти промелькнуло, как она давала свидетельские показания перед присяжными. Она потеряла сознание, когда ей показали фотографии тела Лейлы. Господи, опять все сначала… Зазвонил телефон.
– Алло, – едва слышно отозвалась она.
– Элизабет? – прогремел голос. – Как ты? Я тревожусь о тебе.
Минна фон Шрайбер! Неприятный сюрприз. На Элизабет мигом навалилась усталость. Первую работу – фотомоделью – Лейле дала Мин. Теперь она была замужем за австрийским бароном, ей принадлежал роскошный курорт Сайприс-Пойнт на Пеббл-Бич в Калифорнии. Старинный и преданный друг, но сегодня Элизабет не хотелось говорить с ней. Однако Мин не из тех, кого Элизабет может отшить.
– Прекрасно, Мин! – постаралась ответить она бодро. – Подустала. Я вошла минут десять назад.
– И не распаковывайся. Завтра утром приезжаешь к нам в Спа. В «Американ Эйрлайнс» у дежурного для тебя лежит билет. На обычный твой рейс. А в Сан-Франциско в аэропорту тебя встретит Джейсон.
– Но, Мин, я не могу…
– Приглашаю. Гостьей.
Элизабет едва сдержала смех. Как всегда говорила Лейла, это были самые трудные для Мин слова.
– Мин, но понимаешь…
– Никаких «но». В Венеции, когда мы встретились, ты была такой худышкой. Да еще эта нервотрепка – суд. Тебе просто необходим отдых, уход.
Элизабет представила себе Мин: черные как вороново крыло волосы, собранные в узел на затылке. Властная, не терпящая возражений и препон своим желаниям.
Еще несколько тщетных протестов – Элизабет перечисляла причины, мешающие ей приехать, но скоро услышала себя: она соглашалась на приглашение Мин.
– Значит, до завтра. Приятно будет повидаться с тобой, Мин. – Элизабет улыбалась, когда клала трубку.
За три тысячи миль от нее Минна фон Шрайбер, подождав, пока их разъединят, тут же принялась набирать новый номер.
– Ты был прав, – прошептала она в трубку. – Удалось легко. Она согласилась. Не забудь сыграть удивление, когда ее увидишь.
Тут в комнату вошел ее муж. Подождав, пока она положит трубку, он взорвался:
– Ты все-таки пригласила ее?
– Да! – вызывающе взглянула на него Мин.
Хельмут фон Шрайбер нахмурился, фарфорово-голубые глаза потемнели.
– Невзирая на все мои предупреждения? Минна, Элизабет рассыплет весь твой карточный домик. К концу недели ты сама горько пожалеешь о приглашении.
Элизабет решила, не откладывая, позвонить окружному прокурору. Уильям Мэрфи явно обрадовался, услышав ее.
– Мисс Ланж, я уже забеспокоился, куда вы запропастились.
– Я же сказала, что вернусь сегодня. Не ожидала застать вас в субботу.
– Работы много. Дата процесса уже назначена. Восьмое сентября.
– Я читала.
– Необходимо просмотреть ваши свидетельские показания, освежить их в вашей памяти.
– Я их ни на минуту не забывала.
– Понимаю. Но нужно еще обсудить вопросы, какие может задать защита. Сумеете зайти в понедельник на пару часов? Посидим подольше, а потом встретимся еще раз на выходных. Вы будете в городе?
– Я завтра утром уезжаю. Может, на выходных все и обговорим?
– Я бы предпочел предварительно увидеться с вами. Сейчас всего три часа. На такси доберетесь до меня за пятнадцать минут.
Нехотя Элизабет уступила. Взглянула на письмо Сэмми – ладно, подождет до завтра. Будет хотя бы что предвкушать. Наскоро приняв душ, Элизабет зачесала волосы назад, натянула синий хлопковый свитер, надела сандалии.
Через полчаса она уже сидела напротив помощника окружного прокурора в его кабинете. Из мебели тут был только письменный стол, три стула и ряд серо-стальных шкафов с папками. Папками завалено все: они громоздились на столе, на полу и даже на шкафах. Уильяму Мэрфи беспорядок, казалось, ничуть не мешал – или, подумала Элизабет, он смирился с тем, что невозможно переменить.
