— Небраска. Омаха.
Коротко кивнув, Мэйсон включает заднюю передачу. Я еще раз оборачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на дом и проверить, заметно ли в нем присутствие агентов, — но, естественно, безуспешно. Затем, когда автомобиль уже выруливает на улицу, выбросив из головы мысли о городе, который мы покидаем, и о прошлом, я прикладываю к прохладному стеклу задней двери подушку и мгновенно засыпаю.
Открываю глаза, когда на улице уже день. Яркий, солнечный день. Света так много, что хочется бросить в солнце камень. Шея болит, а во рту ощущение, словно я ела соленые шарики из ваты. Мэйсон, увидев в зеркало заднего вида, что я проснулась, приветствует меня.
— Доброе утро, — говорит он. Трудно сказать, смотрит ли он на меня или на дорогу, потому что глаза его прикрыты солнечными очками.
— Доброе, — ворчу я.
— Как себя чувствуешь?
— Голова болит.
— Это нормально.
— Я знаю.
— Попей, — говорит Кэйси и, не глядя, передает мне бутылку с водой. Я за пару секунд выпиваю половину одним длинным глотком и смотрю в окно, за которым на скорости сто двадцать километров в час пролетает неопределенный пейзаж.
— Где мы? — спрашиваю я.
— В Иллинойсе, — отвечает Мэйсон.
— В Иллинойсе?! — кричу я.
Кэйси, слегка подпрыгнув от неожиданности, так и не оборачивается, чтобы посмотреть на меня. Я делаю глубокий вдох и, широко раскрыв рот, зеваю.
— Сколько же я спала? — спрашиваю я уже более спокойным тоном, протирая заспанные глаза.
Мэйсон смотрит на Кэйси. Девушка бросает взгляд на часы.
— Я бы сказал, часов восемь, — говорит Мэйсон будничным голосом комментатора, читающего прогноз погоды.
— Восемь часов? Это невозможно!
— В состав добавили успокоительное… чтобы не было стресса, — объясняет Мэйсон.
Почувствовав, что слабость еще не прошла, киваю в знак согласия.
— Мне кажется, стоит еще поработать над силой воздействия, — замечаю я, — если, конечно, они не хотят, чтобы эта штука моментально валила с ног.
— Я буду иметь это в виду, — говорит Кэйси, продолжая глядеть в экран. Когда мы не на публике, Кэйси становится самой собой, то есть законченным трудоголиком, живущим жизнью робота.
— И какая у нас теперь будет фамилия? — спрашиваю я. Каждый раз, переезжая в другой город, мы меняем фамилию. Имена остаются прежними, чтобы не путаться.
— Вест, — отвечает Мэйсон.
— Ясно, — говорю я, пытаясь понять, нравится ли мне новое имя или нет. В любом случае Дэйзи Вест звучит лучше, чем Дэйзи Джонсон из Палмдейл, хотя, пожалуй, слишком уж легкомысленно. Хотя в Риджлэнде мне пришлось быть Дэйзи Даймонд, и это было ужасно. — Кажется, Эплби мне нравилась больше, — решаю я вслух.
— Ты просто привыкла, — отвечает Мэйсон. — Вест — нормальная фамилия.
Я пожимаю плечами и начинаю думать о том, как скоротать время.
— Жаль, нельзя полететь самолетом, — бормочу я под нос, но Мэйсон меня слышит.
— Здорово было бы, — соглашается он. К сожалению, из-за четвертого пассажира, едущего в нашей машине — сверхсекретного препарата под названием «Воскрешение», при помощи которого можно возвращать людей из мира мертвых, мы не можем пользоваться воздушным транспортом. Препарат нельзя ни сдать в багаж, ни взять с собой в качестве ручной клади. Так что каждый раз, когда нам приходится переезжать, мы садимся в машину; а я никогда не понимала, чем можно заняться в дороге. Даже читать не могу — меня начинает мутить, и поскольку очередной переезд случился внезапно, у меня не было возможности зарядить айпод. В общем, ничего другого, кроме как считать километровые столбики, мне в голову не приходит. Этим я и занимаюсь до тех пор, пока не начинаю чувствовать, что если мы немедленно не остановимся, я написаю в штаны. Прошу Мэйсона притормозить у какой-нибудь забегаловки, а поскольку на дворе уже полдень, мы решаем заодно и перекусить.
Посетив необыкновенно чистую для придорожного кафе уборную, возвращаюсь к Мэйсону и Кэйси, занявшим столик в дальнем конце зала. Они молча сидят друг напротив друга и выглядят вполне типичной американской парой. Подумав буквально полсекунды, сажусь на диванчик рядом с Кэйси, решив на этот раз побыть маминой дочкой. Кэйси смотрит на меня с довольной улыбкой.
На нас смотрят, и Кэйси входит в роль, став на время человеком.
— Ты так похожа на маму, — умиляется официантка, принимающая заказ. Она не первый человек, от которого я это слышу, но девушка ошиблась, убедив саму себя в правоте своих слов. У Кэйси прямые светлые волосы с едва заметным оттенком меди, а у меня вьющиеся и такие грязные, что стали фактически светло-коричневыми. Глаза у Кэйси круглые, глубокого синего цвета, как вода в океане, а у меня — прозрачного небесно-голубого оттенка, широко посаженные и миндалевидные. Ее рост почти сто восемьдесят, а я чуть ли не на пятнадцать сантиметров ниже; у Кэйси округлые формы, в то время как я могу носить джинсы, купленные в магазине для мальчиков.
Но действительно абсурдным делает замечание официантки тот факт, что Кэйси старше меня всего на тринадцать лет.
И все же мы играем отведенную нам роль.
— О, благодарю вас! — говорит Кэйси, прикладывая руку к груди с крайне польщенным видом.
— А, да, спасибо, — бормочу я, надеясь, что веду себя естественно для типичного подростка, которому приторные заявления по поводу сходства с матерью не слишком по нраву. Хотя, по правде говоря, при почти полном отсутствии личности Кэйси девушка симпатичная, и люди, считающие, что я на нее похожа, сами того не подозревая, мне льстят.
— О, что вы, не стоит благодарности, — говорит женщина с бейджиком, на котором написано «Привет, меня зовут Бесс». — Что вам предложить?
Я заказываю вегетарианский бургер и шоколадный коктейль; Мэйсон просит принести кофе и омлет по-испански; Кэйси выбирает яйцо вкрутую, подсушенный тост из пшеничной муки и ломтики дыни на десерт.
Сделав в блокноте соответствующую запись, Бесс уходит и возвращается с готовым заказом так быстро, что трудно даже представить себе, что за такое короткое время кто-то смог приготовить столько еды. Действуя так же энергично, она расставляет перед нами тарелки, разливает кофе и, достав из кармана бутылку с кетчупом, ставит ее на стол.
— Что-нибудь еще? — спрашивает она. Мы как по команде синхронно качаем головами, и Бесс скрывается в недрах закусочной.
Все молча принимаются за еду. Я набрасываюсь на бургер как человек, не евший по крайней мере неделю, размышляя над тем, не добавили ли ученые из центральной лаборатории в состав «Воскрешения», наряду с седативными препаратами, какое-нибудь снадобье, ускоряющее обмен веществ. Конечно, это глупость, поэтому к Мэйсону за разъяснениями на сей счет я не обращаюсь. Но на тарелках, стоящих перед Мэйсоном и Кэйси, все еще полно еды, тогда как на моей практически пусто и осталось разве что вылизать ее до блеска.
— Так почему мы едем именно в Омаху? — спрашиваю я Мэйсона, пробующего омлет. Слежу за выражением его лица, вернее, наблюдаю за работой мышц, сжимающих и разжимающих мерно жующие челюсти. Прежде чем ответить, Мэйсон тщательно прожевывает пищу.
— Это один из его любимых городов, — говорит он, намекая на руководителя проекта «Воскрешение», нацеленного на возвращение людей с того света. Поскольку этого человека практически никто никогда не видел, он заслужил прозвище Бог.
— И за что он его так любит?
— За то, что там тихо, я полагаю. Скромный город. Не большой, но и не маленький. Серьезные события, о которых говорят в новостях, случаются редко. Дружелюбное население. В меру гентрифицированный. Тебе известно, что это значит?
Я закатываю глаза.
— Словом, он отлично подходит тем, кто вынужден жить под прикрытием. Если, конечно…
— Если что? — спрашиваю я.
Прежде чем ответить, Мэйсон оглядывается.
— Если, конечно, не произойдет что-то непредвиденное, — говорит он вполголоса.
— Я не специально это сделала, ты же знаешь, — говорю я так же тихо.
— Как всегда, — соглашается Мэйсон, глядя мне в глаза, — но и шприца с эпинефрином у тебя с собой не было.
— Да, забыла, — быстро отвечаю я.
Это не совсем так.
По правде говоря, я слишком долго выбирала, что бы такое надеть, и на то, чтобы уложить волосы с хотя бы каким-нибудь намеком на стиль, осталось не более пяти минут. В школу пришлось мчаться на всех парах, и я вспомнила о шприце с эпинефрином, при помощи которого мне, очевидно, удалось бы спасти жизнь, только пробежав полквартала. Я могла вернуться за шприцем, не опоздав на уроки, время еще оставалось, но почему-то решила этого не делать.
Мэйсон, которого учили распознавать, когда человек лжет, смотрит на меня, прищурившись. Полагаю, Кэйси делает то же самое, но на нее я не смотрю. На несколько секунд меня охватывает абсолютная уверенность в том, что он вот-вот скажет мне, что я лгу, но Мэйсон, слава богу, продолжает:
