— Алло? — повторял механический голос в трубке, которая висела, раскачиваясь на шнуре. — Алло?
Но Линг этого не слышал. Он прохромал пару шагов до окна. На подоконнике стояли три стакана, один с водой — может быть, она ему поможет? Он потянулся за стаканом, но не смог его удержать, тот выпал из окна и разбился о камни во дворе.
Монахи подняли головы, и Линг попытался знаками привлечь их внимание. Он видел, как шевелятся их губы, но не слышал слов.
Линг чувствовал, что из носа течет кровь, и попробовал ее на вкус.
— Что это со мной? — простонал он.
На мгновение ему показалось, что он сейчас перестанет существовать. Как будто он стал просто пешкой в чужом сне, а тот, кому он снится, вот-вот проснется. Бороться с этим было невозможно. Звуки вокруг него исчезли. Он упал на спину и посмотрел вверх. Вокруг была тишина. Линг улыбнулся и протянул руку в воздух. Там, где еще секунду назад был потолок, теперь открылся вид на первые бледные звезды в ночном небе.
— Здесь так тихо, — пробормотал он. — Венера. Млечный Путь.
Линг не видел, как взбежавшие наверх монахи ворвались в комнату и склонились над ним. На губах у него застыла улыбка, вытянутая рука расслабленно лежала рядом с телом.
— Он пытался позвонить, — сказал один из монахов. — В службу спасения.
— Линг! — Другой монах, самый младший, совсем еще мальчик, попытался с ним заговорить. — Линг! Ты меня слышишь?
Ответа не последовало. Молодой монах поднял взгляд на остальных.
— Он мертв.
Все замолчали, склонив головы. У многих в глазах застыли слезы. Старший монах прервал молчание:
— Позовите Лопёна. У нас мало времени.
Кто-то из монахов собирался послать мальчика, но старший монах остановил его:
— Нет, ступай сам. Для мальчика все это впервые, пусть переживет это сполна.
Монах убежал, а мальчик взглянул на старшего.
— Что я должен пережить? — боязливо спросил он.
— Пхову. Мы должны перенести его сознание дальше. Сейчас придет Лопён.
— Пхову?
— Пхова помогает перенести сознание дальше. Вывести его из тела через голову. У нас есть всего несколько минут.
— А что, если мы не успеем?
— Мы успеем. Лопён придет быстро. Давай, помоги мне. Он не может просто так здесь лежать.
Никто не отреагировал.
— Ну же, беритесь.
Мальчик и двое других монахов взяли Линга, подняли его и положили на кровать.
Линг лежал на боку. Старший монах собирался перевернуть его на спину, но тут заметил что-то странное.
— Что это? — спросил он.
Остальные подошли поближе, чтобы рассмотреть то, о чем он спрашивал.
— Вот здесь, на спине.
Все присутствующие стояли, склонившись над умершим монахом.
— Что это? — спросил мальчик.
Никто не ответил. Монахи молча рассматривали удивительную отметину, разросшуюся на коже Линга. Она ширилась от плеча до плеча, занимала половину спины и походила на татуировку или клеймо.
Как будто он побывал в огне.
Больница Суварна, Бомбей — Индия
Три дня назад Джузеппе Локателли получил по электронной почте письмо с просьбой помочь установить местонахождение только что умершего индийского экономиста. Джузеппе вовсе не горел желанием это делать, но в то же время жаждал наконец выбраться из Индии и надеялся, что демонстрация старательности и обязательности приблизит его к следующей карьерной ступеньке в каком-то другом итальянском посольстве. В США, например. Он всегда мечтал об этом. Вашингтон. Или консульство в Нью-Йорке, которое занималось всеми вопросами, связанными с ООН. Да все что угодно, лишь бы подальше от этих вонючих улиц. Так что он без колебаний согласился помочь.
Несмотря на раннее утро, поездка получилась долгой и утомительной, такси медленно ползло сквозь кварталы трущоб. Джузеппе в первую же свою неделю в Индии усвоил, что на нищих смотреть нельзя. Нельзя смотреть им в глаза — к неопытному туристу, который не следует этому правилу, сразу пристраивается хвост малолетних попрошаек. Тех, чей ледяной взгляд устремлен строго вперед, попрошайки обычно не трогают. Будучи в Индии, важно игнорировать нищету, пока идешь по улице, и плакать только дома, наедине с собой. Иначе останешься без гроша.
Такси затормозило.
— Больница Суварна, сэр.
Джузеппе расплатился с таксистом и выпрыгнул из машины. Перед больницей стояла длинная очередь. Куда бы ты ни направлялся в этой чертовой стране, везде стоит очередь. Очередь на пляж, очередь в полицию, очередь у каждой маленькой клиники, где можно разжиться хотя бы пластырем и марлевыми бинтами. Джузеппе пробился сквозь толпу, сумев при этом не только не столкнуться ни с кем взглядом, но и вообще не заметить, что происходит вокруг.
Он обратился по-английски к девушке на ресепшн:
— Джузеппе Локателли, итальянское посольство. У меня назначена встреча с доктором Кахеем.
Доктор Кахей был невозмутим и никуда не торопился. Пока они спускались по лестнице в морг, он завел спокойный и ни к чему не обязывающий разговор об Италии вообще и о Сардинии, где Джузеппе никогда не бывал, в частности. Локателли не мог не выразить занятому доктору свое восхищение:
— Там снаружи такая толпа, как вы только все успеваете?
— Нет-нет, они же не лечиться пришли, — снисходительно рассмеялся доктор Кахей. — Так что не переживайте.
— А зачем тогда?
— Выказать ему свое уважение.
— Ему?
Доктор Кахей удивленно взглянул на Джузеппе Локателли.
— Ну да, человеку, на которого вы пришли посмотреть. Раджу Баиролийи. Вы разве не заметили, что у них у всех в руках цветы?
Джузеппе покраснел. Он вообще ничего не заметил. Он смотрел прямо перед собой из боязни натолкнуться на чей-нибудь взгляд и стать жертвой попрошайничества. Кахей продолжал с характерным певучим индийским акцентом:
— Баиролийя был одним из ближайших советников мистера Мухаммада Юнуса, того самого, который разработал концепцию микрокредитования. Вы слышали о мистере Юнусе?
Джузеппе покачал головой. Тем не менее он, конечно, знал о существовании микрокредитования — системы небольших кредитов, позволяющей тысячам и тысячам людей строить свой собственный небольшой бизнес.
— В 2006 году Юнус получил Нобелевскую премию, — сказал доктор Кахей, вытягивая умершего экономиста из шкафа. — Но в принципе было бы не менее справедливо дать ее Баиролийи.
Джузеппе кивнул. Доктор откинул покрывало. Умерший экономист казался очень умиротворенным. Пепельно-серая кожа. Джузеппе был знаком этот оттенок, точно так же выглядела в гробу его бабушка. Он откашлялся и объяснил доктору, что теперь ему нужно позвонить представителю итальянской полиции, который его сюда послал.
— Конечно, конечно.
Джузеппе набрал номер. Ему ответили после первого же гудка.
— Томмасо Ди Барбара?
— Si.[1]
— Джузеппе Локателли. Chiamo dallʼambasciata а Mumbai.
— Si. Si!
— Я исполнил вашу просьбу и стою сейчас у тела Раджа Баиролийи.
Голос в трубке звучал возбужденно и простуженно:
— Его спина. Вы можете осмотреть его спину?
Джузеппе подозвал доктора, который отошел в сторонку покурить.
— Итальянские власти просят посмотреть на его спину.
— А, их интересует отметина… — Кахей пожал плечами и положил сигарету на подоконник так, чтобы горящий кончик не соприкасался с ним. — Ну что ж, может, вы сумеете мне объяснить, что у него там такое. — Он приглашающе взглянул на Джузеппе. — Мне понадобится ваша помощь.
Джузеппе растерялся, не зная, куда деть телефон.
— Нам нужно его перевернуть.
— Перезвоните мне, — донесся из трубки приказ на итальянском языке, и связь оборвалась.
— Ну давайте, не бойтесь, он вас не укусит. На счет три! Готовы? — Доктор Кахей рассмеялся, когда Джузеппе взялся за тело. — Раз, два, три!
Тело тяжело плюхнулось на бок, рука резко перевалилась за край носилок. Джузеппе Локателли удивленно уставился на спину умершего. Отметина оказалась во всю ее ширину — от плеча до плеча.
— Что это?
Государственная полиция, Венеция — Италия
Томмасо Ди Барбара ждал этого звонка целый день. Гипнотизировал взглядом телефонную трубку, параллельно пытаясь побороть начинающийся грипп. И вот наконец-то звонок — настолько не вовремя, насколько это вообще возможно. Томассо смотрел на телефон, пока начальник сидел перед ним с видом обвинителя.
— Ты случайно ничего об этом не знаешь? — инквизиторским тоном спросил начальник. — О бандероли, которую кто-то из нашего участка заказал дипломатической почтой из Китая?
Томмасо не ответил, недоумевая, что его начальник, комиссар Моранте, делает в участке в этот час. Обычно комиссар появлялся тут только в случае визита высоких гостей. Томмасо чувствовал какое-то неприятное напряжение во всем теле, подсказывавшее ему, что его дни в участке сочтены.