— У НЦКИ нет данных об убийствах, при совершении которых использовалась бы Дева Мария, зашитая в кармане жертвы, — ответила Чадзински.
— Вы разговаривали с местным полицейским психологом Бостонского отделения?
— Мы консультировались у него. — Чадзински откинулась на спинку стула и положила ногу на ногу. — Лиланд говорил мне, что вы недавно защитили докторскую диссертацию по криминальной психологии в Гарварде.
— Да.
— И прошли стажировку во Вспомогательном следственном отделе ФБР.
— Я посещала лекции.
— Для чего, по-вашему, убийце понадобилось зашивать статуэтку в кармане убитой женщины?
— Я уверена, что полицейский консультант-психолог поделился с вами своей теорией на этот счет, и, наверное, не одной.
— Вы правы. А теперь я хочу услышать, что вы можете сказать по этому поводу.
— Дева Мария, несомненно, имеет для него особую значимость.
— Это очевидно, — заметила Чадзински. — Что еще?
— Она считается изначальным и главным архетипом любящей, заботливой матери.
— Вы хотите сказать, что у этого мужчины Эдипов комплекс?[1]
— А у какого мужчины его нет?
Чадзински устало рассмеялась.
— В некотором роде убийца заботился о своей жертве, — пояснила Дарби. — Эмма Гейл оставалась жива на протяжении нескольких месяцев. Ее тело обнаружили в той же самой одежде, которая была на ней в ночь исчезновения. Кроме того, ее убили выстрелом в затылок.
— Вы полагаете, это имеет какое-то значение?
— Этот факт позволяет предположить, что он не мог заставить себя взглянуть Эмме Гейл в лицо и испытывал нечто вроде стыда или даже угрызений совести оттого, что вынужден убить ее.
Чадзински молча смотрела на нее. Пауза растянулась на несколько минут.
— Дарби, я хочу ввести вас в состав ОКР. Можете взять кого хотите из лаборатории в свою группу. Помимо обязанностей эксперта, предлагаю вам стать заместителем руководителя отдела. Вы будете вести расследование вместе с Тимом Брайсоном. Вы знакомы с ним?
— Заочно, — ответила Дарби.
Она почти ничего не знала о Брайсоне, за исключением того, что когда-то он был женат и у него была дочь, которая умерла от очень редкой формы лейкемии. Брайсон никогда не рассказывал об этом. Он всегда был словно наглухо застегнут на все пуговицы, держался особняком и никогда не панибратствовал со своими сотрудниками за стенами управления. Полицейские говорили, что он помешан на работе, а подобное качество всегда восхищало Дарби.
— Это блестящая возможность, — рассуждала между тем Чадзински. — Вы будете первым судебным экспертом в истории управления, которого поставили руководить расследованием.
— Да, я все прекрасно понимаю.
— Тогда почему мне кажется, что вы колеблетесь?
— Если вы действительно так думаете, то почему вы отклонили мое заявление?
— После вашей… встречи с маньяком управление предложило вам помощь профессионального психолога, но вы отказались.
— Я не видела в этом необходимости.
— Могу я узнать почему?
Дарби сложила руки на коленях. Она предпочла не отвечать.
— Вам пришлось пережить душевную и физическую травму, — продолжала Чадзински. — Кое-кто полагает…
— При всем моем уважении, комиссар, меня абсолютно не интересует, что думают по этому поводу другие.
Чадзински вежливо улыбнулась.
— Вы поймали маньяка. А он ухитрялся скрываться на протяжении целых тридцати лет. Эксперты-психологи из ФБР не смогли его найти, а вам это удалось. Так что, на мой взгляд, ваш опыт вполне может пригодиться и сейчас.
— Мне понадобится доступ ко всей информации — отчет об осмотре места преступления, результаты вскрытия и фотографии.
— Тим перешлет вам все копии сегодня же.
— Вы обсуждали с ним мое назначение?
— Обсуждала. Его самолюбие уязвлено, конечно, но он это переживет. Вы же знаете, как мужчины реагируют на подобные вещи. — Комиссар заговорщицки улыбнулась. — Кроме того, мне кажется, что эти два дела только выиграют оттого, что кто-нибудь посмотрит свежим взглядом на улики, которыми мы располагаем, пусть даже их совсем немного. Кого бы вы порекомендовали из сотрудников лаборатории?
— Купа и Кита Вудбери, — не раздумывая, ответила Дарби.
— Куп… Вы имеете в виду Джексона Купера, вашего помощника в лаборатории?
— Да. — Джексон Купер, известный в управлении под кличкой «Куп», помимо того что был другом Дарби, стал для нее после смерти матери кем-то вроде члена семьи. — Куп тоже работал над делом Бродяги. Его помощь была бы очень кстати.
— Я совсем не знаю мистера Вудбери.
— Кит у нас всего несколько месяцев, это наш новый судебный химик-токсиколог.
Дарби недавно работала с ним над делом об убийстве с применением огнестрельного оружия. Вудбери был очень старателен, и его, без сомнения, можно было смело назвать одним из самых умных и талантливых людей, которых она знала.
— В таком случае давайте пригласим Купера и Вудбери, чтобы я могла поприветствовать их на борту, — предложила Чадзински.
— У Купа сегодня выходной, а Кит улетел на семинар в Вашингтон.
— В таком случае вы сами сообщите им хорошие новости. — Комиссар полиции что-то написала ручкой с золотым пером на обороте своей визитной карточки.
— Мне могут понадобиться дополнительные ресурсы лаборатории, — осторожно заметила Дарби.
— Вы их получите. Я разговаривала на эту тему с Лиландом. Можете рассчитывать на полную его поддержку.
Чадзински подтолкнула к ней по столу визитную карточку.
— Номер вверху — это мой сотовый. Под ним — номера телефонов Тима. Он ждет вашего звонка. У вас есть еще вопросы ко мне?
— В данный момент нет.
— В таком случае можете приступать.
Комиссар полиции вновь взялась за телефон и стала набирать номер.
Дарби отправила сообщения голосовой почтой для Купа и Кита Вудбери. Ни один из телефонных номеров Тима Брайсона не отвечал. Она оставила для него сообщение на сотовом с просьбой перезвонить, а сама принялась изучать результаты судебно-медицинской экспертизы тела Эммы Гейл.
Из запирающегося на замок ящика Дарби достала одежду Эммы Гейл и перенесла запечатанные пакеты с вещественными доказательствами на лабораторный стол в дальней части отделения серологии, где было достаточно места, чтобы разложить их без помех.
Рядом с пакетами Дарби выложила на стол и папку с делом, но читать его не стала. Сначала ей хотелось осмотреть одежду и понять, совпадет ли ее анализ с отчетом, составленным Ричем Дальтоном, судебно-медицинским экспертом, входящим в штат ОКР.
Одежда Эммы Гейл, перепачканная грязью и водорослями, со следами крови, была порвана после нескольких недель, проведенных в воде, пока тело девушки ударялось о камни, коряги и прочий мусор, которыми было усеяно русло реки Чарльз.
На плотной коричневой бумаге, того типа, что так любят использовать в мясных лавках, перед Дарби лежало платье для коктейлей от Дольче и Габбана, второго размера; зимнее пальто верблюжьей шерсти от Прада и одна туфелька-лодочка от Джимми Шу шестого размера, со сломанным высоким каблуком. На черных кружевных трусиках-«танга» и бюстгальтере в тон значилось название одного из супермодных бутиков нижнего белья на Ньюбери-стрит, которая считалась бостонским аналогом Родео-драйв.[2]
Сама Дарби владела лишь одним модельным изыском — черным платьем от Дианы фон Фюрстенберг, которое она купила с большой скидкой, случайно наткнувшись на него на какой-то распродаже. Эмма Гейл истратила прямо-таки неприличную сумму на свои наряды — одно только нижнее белье стоило несколько сотен долларов.
Тело студентки Гарварда обнаружил отпущенный с поводка питбуль — оно лежало на берегу, укрытое двумя дюймами замерзшего снега. Эмму Гейл перевезли в морг, где и сфотографировали. Дарби принялась внимательно изучать снимки.
Пояс зимнего пальто девушки был завязан узлом у нее на талии. Одной туфельки не было, другая держалась на ноге только на тоненьком ремешке. Дарби обратила внимание на то, что руки и ноги Эммы не были связаны.
На спинке пальто можно было различить пятна крови, изрядно выцветшие и поблекшие от долгого пребывания в воде. Кровь пропитала ткань насквозь. Расположение пятен позволяло предположить, что после того, как Эмме Гейл выстрелили в затылок, тело какое-то время пролежало на спине, кровь просочилась и попала на платье. Полосы на пальто свидетельствовали о том, что ее волочили по земле.
Что же произошло на самом деле — упала ли Эмма Гейл навзничь после того, как ее застрелили, или же убийца намеренно перевернул ее на спину, чтобы крови вытекло как можно больше, перед тем как перевозить тело? Не имея возможности осмотреть место преступления и исследовать характер брызг крови, утверждать что-либо наверняка было невозможно. Или Эмму Гейл застрелили в непосредственной близости от того места, где столкнули в воду, либо вообще на этом самом месте, или ее убили где-то еще, а потом привезли на берег реки.
