Томас Харрис - Ганнибал: Восхождение

2

Берндт шел перед фургоном по лесной дороге, следя, чтобы ветви деревьев не хлестали Цезарю морду, отсекая особенно разросшиеся короткой швейцарской алебардой.

Учитель Яков следовал за фургоном на лошади, его седельные сумки были набиты книгами. Ездить верхом он не умел и, проезжая под толстыми ветвями, прижимался к конской шее, обхватив ее обеими руками. Иногда, если дорога поднималась вверх особенно круто, он спешивался и вместе с Лотаром, Берндтом и самим графом Лектером подталкивал фургон. Ветви снова смыкались за ними, скрывая дорогу.

Ганнибал чувствовал запах раздавленной колесами свежей зелени, нежный аромат волос Мики у себя под подбородком — она всю дорогу ехала у него на коленях. Он видел, как высоко над ними пролетели немецкие бомбардировщики. Инверсионные следы самолетов образовали нотный стан, и Ганнибал напел сестренке мелодию, начерченную в небе черными разрывами зенитных снарядов. Мелодия показалась ему не очень приятной.

— Нет, — сказала Мика. — Анниба, пой «Das Mannlein»[1]!

И они вместе запели песенку о загадочном маленьком человечке, который стоит в лесу. Песенку подхватили няня, ехавшая вместе с ними в тряском фургоне, и учитель Яков на своей кобыле, хотя он не любил петь по-немецки.

Два часа нелегкой дороги привели их на поляну, укрывшуюся под пологом высоких деревьев.

Охотничий домик Лектеров за три столетия превратился из примитивного укрытия в удобный уединенный дом в лесу, деревянно-кирпичный, с очень крутой крышей, чтобы не залеживался снег. Рядом располагался небольшой амбар с двумя стойлами и жильем для обслуги, а за домом — уборная в викторианском стиле, с резным расписным орнаментом; крыша строения едва виднелась над скрывавшей его живой изгородью.

В фундаменте охотничьего домика все еще можно было видеть камни алтаря, воздвигнутого в темные века людьми, поклонявшимися ужу — «травяной змее». А сейчас Ганнибал мог наблюдать, как травяная змея поспешно покидает эти древние места, когда Лотар принялся обрубать стебли вьющихся растений, мешающих няне открыть окна.

Граф Лектер поглаживал огромного коня, пока тот пил воду — целых полтора галлона — из колодезного ведра.

— Повар упакует кухню к тому времени, как вы вернетесь, Берндт. Цезарь сможет провести эту ночь в своем собственном стойле. А вы с поваром отправитесь сюда, как только займется рассвет, не позже того. Я хочу, чтобы вы к утру были уже далеко от замка.

Владис Грутас вошел во двор замка Лектер, изобразив на лице такое приятное выражение, на какое только был способен; входя, он обвел окна внимательным взглядом. Помахал рукой и крикнул «Алло!».

Грутас был худощав, с грязноватыми светлыми волосами, в штатской одежде; глаза у него были такими бледно-голубыми, что казались просто кружочками пустого неба. Он снова крикнул: «Алло, там, в доме!» Ответа не последовало, и он прошел внутрь через черный ход. На полу в кухне он обнаружил ящики с провиантом, готовые к отправке. Он поспешно сунул кофе и сахар к себе в сумку. Дверь в подвал была открыта. Он посмотрел вниз и увидел у конца длинной лестницы свет.

Вторжение в логово другого существа — древнейшее табу. У некоторых извращенцев нарушение табу вызывает холодящее чувство возбуждения: так оно случилось и сейчас.

Грутас стал спускаться по лестнице, вдыхая прохладный, словно в пещере, воздух сводчатых подземелий замка. Заглянув сквозь арку, он увидел, что решетка, запирающая винный погреб, открыта.

Слышалось какое-то шуршание. Грутасу были видны стеллажи от пола до потолка, заполненные рядами винных бутылок, на каждом стеллаже — ярлык; увидел он и огромную тень повара, передвигавшуюся по помещению: повар работал при свете двух фонарей. На дегустационном столе в самом центре комнаты лежали квадратные, аккуратно упакованные свертки, а рядом с ними — небольшая картина в изящной раме.

Грутас оскалил зубы, когда огромная фигура повара — этого ублюдка! — стала ему видна. Сейчас повар стоял к нему спиной, что-то делая на столе. Шуршала бумага.

Грутас прижался к стене в тени лестницы.

Повар завернул картину в бумагу и обмотал бечевкой — получился такой же сверток, как все остальные. Держа в одной руке фонарь, он поднял другую вверх и потянул металлический канделябр, висевший над дегустационным столом. Раздался щелчок, и в конце винного погреба один из стеллажей на несколько дюймов отошел от стены. Повар отодвинул стеллаж, громко скрипнули петли. За стеллажом оказалась дверь.

Повар вошел в потайную комнату за винным погребом и повесил там один из фонарей. Затем отнес туда свертки. Когда, стоя спиной ко входу, он задвигал на место стеллаж с винными бутылками, Грутас пошел наверх по лестнице. Он услышал выстрел во дворе и голос повара снизу:

— Кто там?

Повар бежал за ним по лестнице, очень быстро для такого крупного человека.

— Эй ты! Стой! Тебе запрещено сюда являться!

Грутас промчался через кухню во двор, размахивая руками и свистя.

Повар схватил длинную крепкую палку, стоявшую в углу, и побежал через кухню к выходу во двор, но увидел в дверях силуэт человека в каске, очертания которой не вызывали сомнений. Три немецких парашютиста с автоматами вошли в дом. За ними следовал Грутас.

— Привет, поварище! — произнес он и поднял копченый окорок из ящика на полу.

— А ну клади мясо на место, — приказал немецкий капрал, направив оружие на Грутаса с такой же готовностью, с какой угрожал повару. — Пошел вон, ходи с патрулем.

Путь к замку был много легче — дорога шла вниз, и с пустым фургоном Берндт ехал гораздо быстрее; он намотал вожжи на руку повыше кисти и закурил трубку. Когда он приближался к краю леса, ему показалось, что с верхушки дерева взлетает большой аист. Подъехав ближе, он разглядел, что бьющие по воздуху белые крылья — это ткань парашюта, застрявшего в густых ветвях. Он отложил трубку и соскользнул с сиденья. Прикрыв рукой морду Цезаря, он тихонько сказал что-то ему в ухо. Потом осторожно двинулся вперед пешком.

На нижнем суку дерева висел человек в грубой штатской одежде. Он был повешен совсем недавно, проволочная петля впилась в его шею, лицо почернело, испачканные глиной башмаки на фут не доставали до земли. Берндт поспешно бросился к фургону, ища место, где можно было бы развернуть его на узкой дороге. Его собственные башмаки выглядели как-то странно, когда он смотрел, куда бы прочнее поставить ногу на неровной почве.

И тут они вышли из-за деревьев — трое немецких солдат с капралом во главе и шестеро штатских. Капрал посмотрел на Берндта и оттянул затвор автомата. Берндт узнал одного из штатских.

— Грутас, — проговорил он.

— Берндт, зубрила Берндт! Он всегда так хорошо учил уроки, — сказал Грутас и направился к Берндту с улыбкой, довольно дружелюбной на вид. — Он умеет управляться с конем, — сказал Грутас немецкому капралу.

— Может, он твой приятель? — спросил капрал.

— Может, нет, — ответил Грутас и плюнул Берндту в лицо. — Я же повесил того, другого, нет, что ли? А его ведь я тоже знал. Зачем нам пешком-то идти? — И шепотом: — Я его в замке пристрелю, если вы мне мой пистолет хоть на время вернете.

Блицкриг, молниеносная война Гитлера, шла быстрее, чем кто бы то ни было мог себе представить. Берндт обнаружил, что в замке расположилась рота дивизии СС «Мертвая голова»; два танка стояли у крепостного рва, с ними — самоходное противотанковое орудие и несколько полугусеничных вездеходов.

Садовник Эрнст лежал вниз лицом в огороде, голову его облепили мясные мухи.

Все это Берндт увидел с кучерского сиденья. В фургоне ехали только немцы. Грутас и все остальные шли следом за фургоном. Они ведь всего лишь Hilfswillige, или хивисы — местные жители, добровольно помогающие нацистским оккупантам.

Высоко на башне замка Берндт заметил двух солдат: они спустили флаг рода Лектеров с изображением дикого кабана и теперь устанавливали на его месте радиоантенну и флаг со свастикой.

Майор в черной форме СС, с изображением черепа и знаками различия дивизии «Мертвая голова», вышел из замка и оглядел Цезаря.

— Очень хорош, но слишком широк для верховой езды, — огорченно произнес он: он взял с собой бриджи и шпоры, чтобы для отдыха и восстановления сил ездить верхом. — А вот другая лошадь подойдет.

Следом за майором из дома вышли два эсэсовца, толчками гнавшие перед собой повара.

— Где все семейство?

— В Лондоне, господин офицер, — ответил Берндт. — Можно, я накрою тело Эрнста?

Майор махнул рукой капралу, тот сунул дуло «шмайссера» Берндту под нос.