Зал суда находился в состоянии полной боевой готовности, словно вот-вот должны были посыпаться бомбы и завыть сирены. Множество людей просто кружили по помещению, или искали места, или нервно болтали друг с другом, стреляя глазами по сторонам. Когда Джаред Кертин и вся армия представителей защиты вошли в боковую дверь, все вытаращили глаза, как будто Кертину было известно что-то такое, чего не знают все остальные. День за днем в течение последних четырех месяцев он старательно доказывал, что умеет видеть то, что скрыто, но в тот момент лицо его ничего не выражало. Он что-то спокойно обсуждал с подчиненными.
У другой стены, всего в нескольких футах, чета Пейтон и Дженет садились на стулья у стола истца. Те же стулья, то же положение, та же тщательно продуманная стратегия, чтобы произвести впечатление на судей тем, как одна несчастная вдова и два ее одиноких юриста борются с гигантской корпорацией, располагающей массой средств и возможностей. Уэс Пейтон бросил взгляд на Джареда Кертина, их глаза встретились, и оба вежливо кивнули друг другу. Удивительно было то, что, несмотря на суд, эти двое еще соблюдали элементарные правила вежливости при общении друг с другом и даже разговаривали в случае крайней необходимости. Это был вопрос гордости. Независимо от омерзительности ситуации, а таких омерзительных ситуаций за время суда возникло немало, оба не желали опускаться ниже своего достоинства и всегда были готовы протянуть друг другу руку помощи.
Мэри-Грейс не оглядывалась вокруг, а если бы и оглядывалась, то не стала бы улыбаться или кивать. Хорошо, что она не носила с собой в сумочке пистолет, иначе половины людей в темных костюмах на другой стороне зала уже бы не было в живых. Она положила перед собой на стол большой блокнот форматом чуть больше А4, написала дату, затем свое имя; ей не приходило в голову, чем заняться дальше. За семьдесят один день слушаний она исписала шестьдесят шесть таких блокнотов, все одного размера и цвета, и сейчас они, аккуратно сложенные, лежали в подержанном металлическом шкафу в «бункере». Она подала Дженет бумажный носовой платок. Хотя Мэри-Грейс считала буквально все, что видела вокруг, даже она не могла уследить за количеством коробочек с платочками, которые Дженет израсходовала за время слушаний. Как минимум несколько дюжин.
Женщина плакала, почти не останавливаясь, и, несмотря на то что в глубине души Мэри-Грейс была склонна к сочувствию, она жутко устала от этих чертовых рыданий. Она устала от всего — от утомления, стресса, бессонных ночей, постоянной аналитической работы, расставаний с детьми, запущенной квартиры, кучи неоплаченных счетов, оставленных без внимания клиентов, холодной китайской еды, поедаемой в полночь, неимоверных усилий, которые приходилось тратить на макияж и укладку каждое утро, чтобы предстать перед присяжными в более или менее приличном виде. Ведь это расценивалось как само собой разумеющееся.
Начать процесс по серьезному делу равносильно тому, чтобы нырнуть в темный, заросший водорослями пруд, надев спортивный пояс для отягощения. Успеваешь только набрать воздуха, и все остальное перестает существовать. И тебе всегда кажется, что ты тонешь.
Через пару рядов за Пейтонами, на конце скамьи, которую быстро заполняли люди, сидел их банкир и нервно грыз ногти, хотя и старался изображать спокойствие. Его звали Том Хафф, или Хаффи — для тех, кто хорошо его знал. Хаффи время от времени заглядывал на заседание, чтобы понаблюдать, как идут дела и помолиться про себя за успех дела. Пейтоны задолжали банку Хаффи 400 тысяч долларов, и единственной гарантией выплаты долга служил принадлежащий отцу Мэри-Грейс участок земли в округе Кэри. При самом удачном раскладе его можно было продать за 100 тысяч, а это значит, что большая часть долга ничем не обеспечивалась. Если Пейтоны проиграют дело, когда-то столь перспективная карьера Хаффи в качестве банкира будет окончена. Президент банка уже давно перестал на него кричать. Теперь все угрозы отправлялись по электронной почте.
Дополнительный ипотечный кредит в размере 90 тысяч долларов под повторный залог их милого деревенского домика словно провалился в черную дыру убытков и бессмысленных трат. Бессмысленных — по крайней мере по мнению Хаффи. Но милого домика они все же лишились, так же как и милого офиса в центре города, и привезенных из-за границы машин, и всего остального. Пейтоны поставили на карту все, и Хаффи не мог ими не восхищаться. Благоприятный вердикт — и все будут считать его гением. Неблагоприятный вердикт — и он первым встанет за Пейтонами в очередь в суд по делам о банкротстве.
Финансисты с толстыми кошельками в другой половине зала суда не грызли ногти и вообще не особенно беспокоились о возможном банкротстве, хотя такая возможность и обсуждалась. У компании «Крейн кемикл» было много денег, доходов и активов, но при всем этом сотни потенциальных истцов, которые, подобно тому как хищные птицы кружат над добычей, ждали исхода дела. Сумасбродный вердикт — и иски полетят один за другим.
Но в тот момент они были уверены в своих силах. Джаред Кертин был лучшим юристом, которого можно купить за деньги. Акции компании лишь незначительно упали в цене. Мистер Трюдо в Нью-Йорке, казалось, был вполне удовлетворен результатами проделанной работы.
Им не терпелось отправиться домой.
Слава Богу, на сегодня торги на биржах уже закрылись.
Старик Джо прокричал:
— Оставайтесь на своих местах! — И судья Харрисон вошел в дверь позади предназначенного для него кресла. Он давно уже положил конец этому рутинному обычаю, требующему вскакивать с места всякий раз, когда он собирался занять свой трон.
— Добрый день, — быстро сказал он. Было уже почти пять вечера. — Присяжные сообщили мне о том, что вердикт готов. — Он огляделся вокруг, чтобы убедиться в том, что все ключевые игроки на своих местах. — Я требую соблюдения правил приличия при любых обстоятельствах. Никаких выпадов. Ни один человек не покинет зал суда до тех пор, пока я не отпущу присяжных. Есть вопросы? Не желает ли защита выступить с какими-либо еще фривольными предложениями?
Джаред Кертин и глазом не моргнул. Он вообще никак не реагировал на присутствие судьи, а просто продолжал бездумно рисовать что-то в своем большом блокноте, словно создавал некий шедевр. Если «Крейн кемикл» проиграет, они в отместку подадут апелляцию, и краеугольным камнем такой апелляции станет явная предвзятость достопочтенного Томаса Олсобрука Харрисона IV, бывшего адвоката, который славился своей нелюбовью к большим корпорациям в принципе и к «Крейн кемикл» в частности.
— Господин судебный пристав, пригласите присяжных.
Дверь рядом со скамьей присяжных открылась, и возникло ощущение, как будто весь воздух из зала суда засосало в гигантский невидимый вакуум. Сердца замерли. Тела одеревенели. Взгляды перестали блуждать по сторонам. Нарушало тишину лишь шарканье ног присяжных по изношенному ковру.
Джаред Кертин продолжал методичное рисование. Он привык не смотреть на лица присяжных, когда они возвращались с вердиктом. После сотни процессов он знал, что по их выражениям нельзя сделать никаких выводов. Так зачем думать об этом? Решение так или иначе будет объявлено через считанные секунды. Его команде были даны строгие указания не обращать внимания на присяжных и не показывать реакции при оглашении вердикта, каким бы он ни был.
Разумеется, перед Джаредом Кертином не маячила перспектива полного финансового и профессионального краха. В отношении же Уэса Пейтона все было в точности до наоборот, и он не мог оторвать взгляд от присяжных, наблюдая за тем, как они занимают места. Доярка отвела глаза — плохой знак. Школьный учитель смотрел прямо сквозь Уэса — еще один плохой знак. Когда председатель передавал секретарю конверт, жена священника бросила на Уэса взгляд, полный жалости, но, в конце концов, она сидела с таким грустным лицом на протяжении всего процесса.
Мэри-Грейс тоже увидела знак, хотя и не искала его. Подавая очередную салфетку Дженет Бейкер, которая рыдала навзрыд, Мэри-Грейс украдкой бросила взгляд на присяжного заседателя номер шесть, которая сидела к ней ближе всего, доктора Леону Рочу, бывшего профессора, преподавателя английского языка в университете. Доктор Роча через стекла очков для чтения в красной оправе одарила Мэри-Грейс самым быстрым, милым и загадочным взглядом, который ей когда-либо доводилось видеть.
— Вы вынесли вердикт? — спросил судья Харрисон.
— Да, ваша честь, — ответил председатель.
— Он был принят единогласно?
— Нет, сэр, не единогласно.
— Хотя бы девять из вас согласны с вердиктом?
— Да, сэр, он был принят большинством в десять голосов против двух.
— Это все, что меня интересует.
Мэри-Грейс попыталась сделать в блокноте пометку об увиденном, но момент был столь волнующим, что она даже не смогла разобрать свой почерк. «Постарайся успокоиться», — повторяла она мысленно.
