Ознакомительная версия.
Он не слышит, как я приближаюсь. Вот он расстегивает ширинку. А вот уже лежит на полу со сломанной челюстью — зубы вываливаются у него изо рта.
Второй мужчина едва успевает выпустить руки девочки и вскочить, но я его опережаю. Я — тигр, а он всего-навсего неуклюжий буйвол, глупый и беспомощный перед моим ударом. Он с диким криком падает на пол. Судя по нелепо согнутой руке, его кость переломилась пополам.
Я хватаю девочку за руку и рывком помогаю ей встать.
— Ты цела?
Застегнув джинсы, она пристально смотрит на меня.
— Черт возьми, а вы-то кто?
— Об этом потом. А сейчас — уходим! — рявкаю я.
— Как вам это удалось? Как вы одолели их так быстро?
— Хочешь научиться?
— Да!
Я смотрю, как двое мужчин корчатся и стонут у наших ног.
— Итак, первый урок: умей вовремя убежать. — Я подталкиваю ее к двери. — Сейчас как раз пора.
Я наблюдаю за тем, как она ест. Она худенькая девочка, но аппетит у нее волчий — она уничтожает три куриных тако, целое море пережаренной фасоли и большой стакан колы. Ей хотелось именно мексиканской еды, поэтому мы сидим в кафе, где звучит музыка мариачи, а стены украшены пестрыми картинками с изображением танцующих сеньорит. Пусть лицо у девочки китайское, однако она совершеннейшая американка — от короткой стрижки до потертых джинсов. Это грубое, одичавшее существо, причмокивая, тянет через соломинку последние глотки колы, а потом шумно хлюпает, пытаясь собрать остатки напитка с кубиков льда.
Я начинаю сомневаться в разумности своего предприятия. Девочка уже слишком взрослая для обучения и слишком необузданная — такая вряд ли освоит дисциплину. Стоит отпустить ее назад, на улицы, если именно туда ей хочется вернуться, и пойти по другому пути. Но потом я замечаю шрамы на костяшках ее пальцев и вспоминаю, как близка она была к тому, чтобы в одиночку одолеть двоих мужчин. У нее есть талант, и она бесстрашна, а этим двум вещам невозможно обучить.
— Ты помнишь меня? — спрашиваю я.
Отставив стакан, девочка хмурит брови. Мне кажется, что в ее глазах мелькает осознание, но потом эта искра исчезает. Она качает головой.
— Это было давно, — подсказываю я. — Двенадцать лет назад. — Целая вечность для такой юной девушки. — Тогда ты была еще маленькая.
Она пожимает плечами.
— Неудивительно, что я вас не помню.
Девочка лезет в карман куртки, вытаскивает сигарету и начинает прикуривать.
— Ты оскверняешь организм.
— Это же мой организм, — возражает она.
— Только не в том случае, если ты хочешь тренироваться. — Протянув над столом руку, я выхватываю сигарету у нее изо рта. — Если у тебя есть желание учиться, нужно меняться. Необходимо проявлять уважение.
— Вы прямо как моя мама, — фыркает она.
— Я была знакома с твоей мамой. В Бостоне.
— Ну так она умерла.
— Я знаю. Она написала мне месяц назад. Сообщила, что больна и что ей осталось недолго. Поэтому я здесь.
Я удивляюсь, увидев, как в глазах девочки заблестели слезы. Она быстро отворачивается, словно ей стыдно демонстрировать слабость. Но в это мгновение уязвимости, до того как она отводит глаза, мне на ум приходит мысль о собственной дочери, утраченной в еще более юном возрасте, чем эта девочка. Слезы обжигают мои глаза, но я не пытаюсь прятать их. Печаль сделала меня другим человеком. Стала очищающим пламенем, пробудившим мою решимость и закалившим мои намерения.
Эта девочка необходима мне. Да и она, конечно же, во мне нуждается.
— Мне пришлось искать тебя несколько недель, — говорю я.
— Приемная семья меня достала. Одной мне гораздо лучше.
— Если бы тебя сейчас увидела твоя мама, она очень огорчилась бы.
— У нее никогда не было времени для меня.
— Может, потому, что она работала на двух работах, пытаясь прокормить тебя? Ведь в этом вопросе она могла рассчитывать только на себя.
— Никто не считался с ней. Я ни разу не видела, чтобы она защищала свои интересы. Она и меня-то не защищала.
— Она была напугана.
— Она была слабохарактерной.
Я наклоняюсь вперед, придя в бешенство из-за этой неблагодарной мерзавки.
— Ты даже вообразить не можешь, как сильно страдала твоя бедная мать. Она все для тебя делала.
Я с отвращением швыряю девчонке ее сигарету. Нет, раньше она представлялась мне совсем иной. Пусть она сильна и бесстрашна, но эта девочка больше не испытывает чувства долга по отношению к покойным отцу и матери, не знает, что такое честь семьи. Без связи с предками мы не более чем несомые ветром, бесцельно блуждающие пылинки, ни к кому и ни к чему не прикрепленные.
Я поднимаюсь, оплатив счет за ее ужин.
— Надеюсь, что в один прекрасный день у тебя достанет мудрости понять, чем твоя мать пожертвовала ради тебя.
— Вы уходите?
— Мне нечему учить тебя.
— А с чего вы вообще решили меня обучать? Зачем вы стали искать меня?
— У меня была надежда, что ты другая. Что я смогу обучить тебя. А ты поможешь мне.
— Помогу сделать — что?
Я не знаю, как ответить на ее вопрос. Некоторое время мы молчим, слушая лишь неприятные металлические звуки мариачи, которые льются из ресторанных динамиков.
— Ты помнишь своего отца? — спрашиваю я. — Помнишь, что с ним случилось?
Девочка изумленно смотрит на меня.
— Так вот в чем дело, правильно? Поэтому вы и приехали искать меня. Потому что мама написала вам о нем.
— Твой отец был хорошим человеком. Он любил тебя, а ты позоришь его. Позоришь обоих родителей. — Я кладу перед ней стопку банкнот. — Это в память о них. Прекрати шататься по улицам и возвращайся в школу. По крайней мере там тебе не придется отбиваться от незнакомых мужчин. — Я поворачиваюсь и выхожу из ресторана.
Через несколько секунд она тоже появляется в дверях и бежит за мной.
— Подождите! — кричит она. — Куда же вы?
— Домой, в Бостон.
— Я помню вас. И, по-моему, знаю, чего вы хотите.
Остановившись, я оборачиваюсь к ней.
— Этого же должна хотеть и ты.
Я окидываю девочку взглядом с головы до ног и вижу костлявые плечики и узкие бедра, на которых едва держатся ее синие джинсы.
— Дело не в том, что нужно делать, — продолжаю я, — а в том, кем ты должна быть.
Я медленно приближаюсь к девочке. До этого момента у нее не было причин опасаться меня, да и кого ей было бояться. Я всего-навсего женщина. Однако то, что она сейчас видит в моих глазах, заставляет девочку отступить назад.
— Боишься? — тихо спрашиваю я.
— Нет. Не боюсь, — с глупой хвастливостью отвечает она, вздернув подбородок.
— А должна бы.
— Мое имя — доктор Маура Айлз. Фамилия пишется так: А-Й-Л-3. Я патологоанатом, работаю в бюро судмедэкспертизы штата Массачусетс.
— Доктор Айлз, расскажите, пожалуйста, суду о своем образовании и профессиональном опыте, — попросила помощница прокурора округа Саффолк Кармела Агилар.
Отвечая на просьбу, Маура не сводила глаз с помощницы окружного прокурора. Сосредоточиться на бесстрастном лице Агилар было гораздо проще, чем ловить недобрые взгляды обвиняемого и нескольких десятков его сторонников, собравшихся в зале суда. Похоже, Агилар не замечала, что ее доводы по делу публика принимает в штыки, а может, это просто ее не заботило. Однако Маура очень остро ощущала настроение публики, ведь большая часть ее состояла из служителей закона и их друзей. А им уж точно не понравится то, что она собирается сказать.
Обвиняемым был сотрудник Бостонского полицейского управления Уэйн Брайан Графф, широкоплечий человек с квадратным подбородком — этакое воплощение всеамериканского героя. Публика в зале сочувствовала Граффу, а вовсе не жертве — побитому и поломанному мужчине, полгода назад оказавшемуся у Мауры на секционном столе. Мужчине, которого никто не оплакивал, чье тело никто не забрал. За два часа до гибели этот человек совершил смертный грех — он стрелял в полицейского и убил его.
Приступая к рассказу о своей биографии, Маура чувствовала, что взгляды собравшихся в зале суда прожигают ей лицо, точно горячие лазерные лучи.
— Я закончила Стэнфордский университет со степенью бакалавра антропологии, — сообщила она. — Свой медицинский диплом я получила в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, а затем в том же учебном заведении окончила пятилетнюю резидентуру по патологии. Я сертифицированный специалист по патологической анатомии и клинической патологии. После резидентуры я окончила двухгодичную аспирантуру по специальности судебная патологоанатомия в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе.
— И вы сертифицированный специалист в своей области?
— Да, мэм. В общей и судебной патологии.
Ознакомительная версия.
