Джон Гришэм - Адвокат

Не посмотреть в глаза Барри Нуццо я не мог. Другого такого друга у меня не было. Как и мне, ему исполнилось тридцать два года, и работать сюда мы пришли одновременно: он из Принстонского, я из Йельского университета. Он и я жен нашли в Провиденсе. Его брак оказался плодотворным — трое ребятишек за четыре года. Моя семейная жизнь вступила в последнюю стадию невыносимо медленного распада.

Наши взгляды встретились. Мы оба подумали о его детях. Впервые я обрадовался, что у меня их нет.

На улице взвыла полицейская сирена, и Мистер приказал опустить жалюзи на всех пяти широких окнах. Я выполнял команду на редкость тщательно, рыская взглядом по парковочной площадке и мечтая, что кто-нибудь снизу заметит меня и придет на помощь. У входа стояла одна-единственная полицейская машина с включенными мигалками — похоже, копы уже поднимались к нам.

В конференц-зал, где в компании чернокожего Мистера маялись девять белых мужчин.

На фирму «Дрейк энд Суини» работало восемьсот юристов, причем половина из них располагалась в том самом здании, которое в данный момент фактически оккупировал Мистер. Негр велел мне связаться с боссом и сообщить ему, что он, Мистер, вооружен пистолетом и, сверх того, имеет двенадцать шашек динамита. Я позвонил Рудольфу, компаньону фирмы, управляющему антитрестовским отделом,[1] где я работал.

— Ты в порядке, Майк? — грянул голос из выносного динамика.

— Вполне. Будь добр, сделай так, как он хочет.

— А что он хочет?

— Не знаю.

Движением пистолета Мистер распорядился прервать разговор.

Я стоял у стола в двух шагах от Мистера и не сводил с него глаз. Террорист с действовавшей мне на нервы рассеянностью играл переплетенными на груди разноцветными проводками. Вот он легонько коснулся красного.

— Стоит его дернуть, и все будет кончено, — блеснув очками, поведал Мистер.

Нужно было отвлечь его от проводка.

— Зачем вам это? — спросил я, рассчитывая на диалог.

— Не то чтобы я очень хотел взорвать вас, но почему бы и нет?

Меня поразила его манера говорить — ясная, членораздельная речь, продумано и взвешено каждое слово. Передо мной сидел уличный бродяга, но, похоже, в его жизни были деньки и получше.

— Зачем вам убивать нас? — спросил я.

— Не собираюсь вступать в дискуссию, — последовал ответ.

Это называется «Вопросов больше не имею, ваша честь».

Будучи человеком, жизнь которого целиком подчинена циферблату, я посмотрел на часы: в случае чудесного спасения нужно будет запротоколировать теракт с точностью до мгновения. Часы показывали двадцать минут второго. Поскольку Мистер дал понять, что не любит суеты, следующая четверть часа прошла в тягостном молчании.

Я никак не мог поверить, что мы обречены на смерть.

Ведь у него нет ни малейшего повода убивать нас. Со всей определенностью можно утверждать, что до нынешнего дня ни один из моих коллег Мистера и в глаза не видывал. Мне вспомнился лифт — бродяга не знал, на каком этаже ему выйти. Уличный сумасшедший в поисках заложников. К сожалению, по нынешним временам почти норма.

Именно таким абсолютно бессмысленным убийствам отводятся первые полосы газет. Читатели сокрушенно покачают головами: до чего дошло наше общество! А затем по городу расползутся анекдоты про дохлых юристов.

Я уже видел броские газетные заголовки, слышал тараторящих телерепортеров, однако не мог поверить, что так оно и будет.

В вестибюле раздались голоса, прорезалось неясное кваканье полицейской рации. Снова взвыла сирена.

— Что ты ел на обед? — обратился ко мне Мистер.

Слишком удивленный для того, чтобы врать, я поколебался и ответил:

— Цыпленка-гриль с салатом.

— В одиночку?

— Нет, с приятелем. — Я и вправду встретил сокурсника.

— И сколько вам пришлось выложить?

— Тридцать долларов.

Мистеру это не понравилось.

— Тридцать долларов, — повторил он с осуждением. — На двоих.

Во мне вспыхнула надежда, что коллеги, обратись Мистер к ним с аналогичным вопросом, окажутся менее искренними. Среди стоящих у стены было несколько талантливых едоков, им тридцатки не хватило бы и на закуску.

— А знаешь, чем пообедал я?

— Нет.

— Супом. Тарелкой супа с гренками. В приюте. Даром. И считаю, мне повезло. А на тридцать долларов можно накормить сотню моих друзей, верно?

Я удрученно кивнул, будто внезапно осознал тяжесть совершенного греха.

— Попрошу собрать у присутствующих деньги, часы и драгоценности, — сказал Мистер, в который раз поведя пистолетом.

— Разрешите спросить — зачем?

— Нет.

Я положил на стол портмоне, выгреб из карманов мелочь и обчистил товарищей по несчастью.

— Это отдадут родственникам, — пообещал Мистер, и мы дружно охнули.

После того как я сложил собранное в черный кейс, бродяга велел позвонить боссу. Рудольф быстро снял трубку. Я был уверен, командир группы СУОТ[2] уже сидит в его кабинете.

— Рудольф, это опять Майк.

— Как вы там?

— Отлично. Джентльмен хочет, чтобы я открыл дверь и выставил в вестибюль кейс. Затем я захлопну дверь и закрою ее на ключ. Понятно?

— Да.

Ощущая затылком приставленный пистолет, я осторожно распахнул дверь и поставил кейс на пороге. В вестибюле никого не было.

На свете мало существует вещей, способных оторвать юриста крупной фирмы от оформления почасовых счетов за свои услуги — от наслаждения, которое мы называем подбивкой. К таким вещам относится сон, хотя большинство моих собратьев по профессии спят мало. А вот еда очень стимулирует процесс подбивки, особенно когда обедаешь с клиентом и платит он.

Минуты тянулись как резина; я поймал себя на мысли, что не представляю, каким образом четыре сотни находящихся в офисе юристов умудряются подбивать счета в то время, когда их коллеги взяты в заложники человеком, буквально нашпигованным взрывчаткой. Впрочем, сидят они в здании, жди! Небось в машинах с включенными двигателями по телефонам раскручивают клиентов. Нет, фирма своего не упустит.

Кое-кого из наших крючкотворов абсолютно не интересует, чем все это закончится. Главное, чтобы побыстрее.

Мистер вроде задремал. Голова свесилась на грудь, дыхание отяжелело. Рафтер скорчил гримасу и кивнул мне, подзывая. Проблема заключалась в том, что правой рукой Мистер по-прежнему сжимал оружие, а левой поистине мертвой хваткой держал тонкий красный проводок.

Рафтер, видите ли, ждал от меня героизма. Но, даже считаясь наиболее суровым и опытным специалистом по судебным тяжбам, совладельцем фирмы он пока не стал. Да и работали мы с ним в разных отделах. Наконец, здесь не армия. С какой радости мне ему подчиняться?

— Сколько ты заработал в прошлом году? — внезапно прозвучал четкий и совершенно бодрый голос Мистера.

Вопрос застал меня врасплох.

— Я… м-м… дайте сообразить…

— Не врать.

— Сто двадцать тысяч.

Ответ пришелся ему не по душе.

— А сколько из них ты отдал?

— Отдал?

— Да. На благотворительность.

— Ну, я не помню. Деньгами распоряжается жена.

По шеренге заложников пробежало волнение.

Разочарованный Мистер продолжил поиски истины:

— Кто заполняет твои декларации?

— Вы имеете в виду для налогового управления?

— Вот-вот.

— Этим занимается отдел налогов на втором этаже.

— Здесь?

— Да.

— В таком случае пусть принесут документы на каждого из вас.

Я взглянул на коллег. Выражение лиц некоторых свидетельствовало о том, что эти люди предпочтут скорее получить пулю в лоб, чем представить декларации о доходах.

Похоже, я колебался слишком долго. Мистер заорал:

— Немедленно! — Восклицательный знак он поставил, дернув пистолетом.

Рудольф, которому я передал требование террориста, тоже замялся, и мне, в свою очередь, пришлось накричать на него.

— Перешли их по факсу, — подсказал я. — Только за прошлый год.

В течение пятнадцати минут мы со страхом смотрели на стоявший в углу факс: если бухгалтеры не поторопятся, терпение у Мистера окончательно иссякнет.

Чувствуя себя надсмотрщиком за рабами, я сидел на отведенном мне Мистером стуле рядом с факсом и складывал в стопку вылезающие из аппарата листы. Мои связанные приятели, проведшие более двух часов на ногах, почти закостенели. От усталости многие начали покачиваться, и вообще вид у них был самый жалкий.

Однако их ждали более жестокие мучения.

— Ты будешь первым, — бросил мне Мистер. — Как тебя зовут?

— Майкл Брок, — вежливо представился я и подумал: «Очень рад нашему знакомству».

— Сколько ты заработал в прошлом году?

— Я говорил вам. Сто двадцать тысяч до уплаты налогов.