— Так значит, вы рано начали. То-то я смотрю, что вы слишком молоды для пятерых.
— Я родила первого в четырнадцать.
— Ну, блин!
— Потом родились близнецы, а за ними Гарри. Из-за моей учебы нам пришлось нелегко, но мы справились. А потом на свет появилось вот это маленькое чудо.
— А я, вот не поверите, встретила своего Рика во время девичника.
Заметьте, я не спрашивала ее об этом, да и вообще мне это совершенно не интересно, но делаю вид, что все обстоит ровно наоборот, потому что по необъяснимой причине мне хорошо в ее компании: сидят две такие счастливые мамашки и болтают о том о сем.
— Я тоже люблю вечеринки.
— Да, славно мы тогда похулиганили, — смеется она. — А он, между прочим, вел караоке и, когда надо было петь «Раз, два, три, леди», указал на меня. И тут я сразу поняла, что он и есть тот самый.
— Тот самый, — улыбаюсь я, глядя на нее в зеркало. — Приятно это сознавать, правда?
— Нет, у нас, конечно, тоже всякое бывает. Вот вчера он подхватил простуду и стал хрипеть прямо как Дарт… ну как его там? А я ему и говорю: «Рик, клянусь мамой, если ты еще будешь так сипеть, я покрошу тебя на кусочки». Просто совсем меня довел.
Стоп, думаю я, зачем же ты живешь с человеком, чье дыхание может довести тебя так, что ты готова его убить? Я прямо так и спросила:
— Так что, вы его больше не любите?
— Конечно люблю, — смеется она. — Это я так пошутила. Только хорошо бы он был каким-нибудь нефтяником, или че-нить в таком роде, чтобы хоть иногда его не было дома, понимаете?
Нет, все равно не понимаю, но прежде, чем успеваю задать очередной вопрос, она протягивает мне тот же журнал, который я уже пролистала раз шесть в комнате ожидания, и удаляется. Мне ничего не остается, как снова разглядывать волосатую подмышку Бруклина и читать интервью с матерью Лиама Пейна о его провале на конкурсе «Британия ищет таланты».
Раньше мы играли в эту «Британию…» в пабе. Обычно это происходило, когда кухня прекращала свою работу, тетя Челле уходила помогать дяде Стью в баре, а парни оставались наверху. Тогда мы прокрадывались вниз и устраивали полночный пир из все еще теплой жареной картошки и обрезков багета, которые макали в подливку от салата. Насытившись, мы по очереди выходили из подсобки, рассказывали перед жюри, состоящим из разложенных на стойке плюшевых игрушек, свои душещипательные истории, а потом хрипели песни в бутылку из-под уксуса. И жюри неизменно объявляло нас победителями.
Через полчаса Стефи возвращается.
— Ну, пойдемте мыть голову. Оставьте ее с Джоди.
Откуда ни возьмись рядом с креслом-качалкой появляется молодая улыбающаяся Джоди с татуировкой в виде луны и звезд на левом плече.
— Привет, я присмотрю за ней.
— Не спускайте с нее глаз, — говорю я.
— Все будет тип-топ. А можно мне ее подержать, если она проснется?
— Нет. Лучше не надо. Просто оставьте ее на месте.
Стефи снова ведет меня по блестящим плиткам пола, на этот раз к раковинам. Мне тоже нужно что-нибудь блестящее. Скоро ноябрь, и надо начинать готовиться к Рождеству. Не успеваю я усесться, как Стефи уже нажимает кнопки и открывает кран. Сажусь, и, господи, что это за странные волны проходят по моей спине от поясницы к плечам? Я невольно подаюсь вперед и тут понимаю, что это кресло-массажер.
— Что, слишком сильно? — спрашивает она.
— Хм-м… Нет. Просто я никогда такое не пробовала.
— Может, выключить?
— Да нет, думаю, что приспособлюсь.
— Вообще-то оно должно помогать расслабиться, — говорит она. — Но некоторым не нравится. Вы мне скажите, если что.
Я усаживаюсь снова, и уже через несколько мгновений эти сексапильные поглаживания доводят меня до такого состояния, что я невольно начинаю постанывать, словно нахожусь на ложе любви. К счастью, фены так гудят, что никто меня не слышит.
— Между прочим, я недавно начала продавать «Эйвон», — доносится откуда-то издалека голос Стефи. — Хотите, принесу вам каталог?
— Хм…
— А еще в субботу я организую у нас дома вечеринку. Вы свободны?
Я ничем не заслужила такое повышенное внимание, кроме того, что она считает меня денежным мешком, раз четверо моих детей ходят в частную школу.
— Не вполне, — отвечаю я в перерывах между стонами. — В субботу мы обычно проводим время вместе.
— Так приводите их всех с собой. Наши дети тоже там будут. Они смогут вместе смотреть диснеевские мультики. А парни обычно отправляются в паб.
— Самое крепкое, что пьет мой Кейден, это кокосовая вода и коктейль из планктона.
— Тогда пусть сидит в другой комнате и смотрит телевизор. Хоть это-то он может? Давайте, будет классно! Угощения не обещаю, но обычно на таких вечеринках все только жуют «Прингле» и пьют Просекко, разве нет? Да, не забудьте прихватить бутылочку.
— Я сейчас тоже ничего не пью, потому что кормлю грудью, но звучит многообещающе. Я подумаю.
Не успели еще эти слова сорваться с моих губ, а я уже знаю, что не приду. Даже при одной мысли об этом меня бросает в жар. Я как Ариэль из «Русалочки» — мне так хочется быть вместе со всеми, смеяться, бегать и играть на солнце. Но я живу в другом мире. И я совершенно не в состоянии веселиться. Так уж обстоят мои дела.
Я умолкаю, да и Стефи, все-таки сообщив мне свой адрес, тоже ни о чем больше меня не спрашивает. Она энергично массирует мою голову, и я почти впадаю в экстаз. Но когда она переходит к кондиционеру, я уже привыкаю к ощущению, и мне хочется только одного: продолжать чувствовать прикосновение ее пальцев, тепло смывающей шампунь воды и волны массажа, прокатывающиеся по моей спине. Мне хочется остаться в этом коконе навсегда. Я слегка наклоняю голову набок и наблюдаю за тем, как Джоди покачивает кресло-качалку, листая что-то на экране своего мобильника.
Салон постепенно заполняется. Кто-то включил радио, из которого на полную громкость ревет «Де-спасито», потому что «под эту музыку мы танцевали во время отпуска». Судя по всему, три девушки из салона вместе ездили в Испанию. Там они, по их словам, провели время в основном «в отключке», но слышать эту мелодию снова доставляет им видимое удовольствие. Вообще-то все они тут представляют собой довольно тесную компанию.
Наталья с прической, как у принцессы Леи, знает слова наизусть и покачивает бедрами в такт. Стефи и Тони шушукаются у меня за спиной, перемывая косточки своим мужьям. Мег с пучком волос на затылке складывает полотенца и болтает с клиенткой о своем собственном неудавшемся отпуске «ну там, где Мэдди потерялась».
— Представляете, дождь лил почти не переставая, а в воде все время плавало какое-то дерьмо. А потом нас ограбили, и пришлось возвращаться домой.
Вода перестает течь, кресло выключается, и я остро чувствую внезапную перемену. Мою голову оборачивают пахнущим кухней полотенцем и ведут по блестящему полу обратно к креслу — сушить и укладывать. Джоди отправляется варить кофе. Эмили мирно проспала все это время, не нуждаясь в ее помощи.
Мечтательное выражение, не покидавшее лица Стефи при болтовне о детях, полностью испарилось. Теперь она вся при деле — грубо проводит щеткой по волосам, обдавая мою голову жаром из фена, приглаживает и снова взъерошивает мне волосы, укладывая их в каре с пробором посередине. Нежусь еще несколько секунд, пока она закрепляет прическу лаком, прикрывая мои глаза рукой, и не успеваю опомниться, как она уже держит передо мной зеркало. Черное каре. Карие глаза. Рыжины как не бывало. Никто меня теперь не узнает.
— Так хорошо, Мэри?
— Превосходно. Большое спасибо.
— Большое пожалуйста, — Стефи снимает с меня накидку, я перекладываю Эмили обратно в коляску и толкаю ее к кассе. Мне кажется, что Стефи снова хочет спросить меня про вечеринку, но она воздерживается.
Раздается негромкий звон колокольчика, дверь открывается, и в салон один за другим входят трое мужчин. В их движениях нет никакой спешки. Первые двое вытирают ноги о коврик, лежащий у входа, третий вытирает рукавом нос. Мое тело леденеет, и я не могу сдвинуться с места. Мужчины ведут себя шумно и бесцеремонно, громко смеясь и про-куренно кашляя.