Ну уж кто-кто, а Дэниэл Пелл умел подавать.
Да, Дженни относилась к классическому типу девушек, обожающих плохих парней. Конечно, по ее виду ничего подобного сказать нельзя: тощая работница недорогого ресторана с прямыми светлыми волосами, хорошеньким личиком, подпорченным крупным бесформенным носом, одетая, как мамаша из пригорода, отправившаяся на концерт Мэри Карпентер. [5]
Вряд ли можно было предположить, что такая деваха станет писать зэку из «Капитолы».
Дорогой Дэниэл Пелл!
Вы меня не знаете, но я видела специальный репортаж, посвященный вам, его показывали по «А&Е», и я думаю, что в нем не было полной правды о вас. Кроме того, я покупаю все книги, какие могу найти, о вас и читаю их. Вы по-настоящему потрясающий человек. И даже если вы на самом деле совершили все то, что вам приписывают, я уверена, что вас толкнули на это какие-то особые обстоятельства. Ведь я видела ваши глаза и все поняла. Вы смотрели в камеру, но я чувствовала, что вы смотрите на меня. У меня было такое же прошлое, как и у вас, я имею в виду ваше детство (или, точнее, его отсутствие!), и я могу вас понять. Понять полностью. Если хотите, вы можете мне ответить.
Искренне ваша
Дженни Марстон.
Конечно, она была не единственной. Дэниэл Пелл получал множество писем. В некоторых его восхваляли за убийство капиталиста, в других проклинали как убийцу невинных детей, в третьих предлагали советы, в четвертых советов просили. Ну и, конечно, множество писем с романтическими излияниями. Правда, у большинства писавших их женщин (и мужчин) в течение нескольких недель первоначальное чувство иссякало и разум брал верх. Но Дженни продолжала писать, каждое ее следующее письмо было еще более страстным, чем предыдущее.
Мой дорогой и любимый Дэниэл!
Сегодня я выехала в пустыню. И была неподалеку от Паломарской обсерватории, где установлен громадный телескоп. Небо было такое большое, наступали сумерки, и звезды только появлялись. Я не могла не думать о тебе. О том, что, как ты пишешь, никто тебя не понимает и обвиняет во множестве дурных поступков, которые ты не совершал, и как тяжело жить посреди всеобщего озлобления. Они не способны увидеть твое истинное «я». А я могу. Ты никогда ни в чем подобном не признаешься из-за своей скромности, но я-то знаю то, чего не знают они: что ты само совершенство.
Я остановила машину. Я не могла больше сопротивляться желанию. Я стала прикасаться к разным частям своего тела, ты понимаешь, что я имею в виду (держу пари, ты этим тоже грешишь, грязный мальчишка!). Мы занимались там любовью, ты и я, глядя на звезды. Я говорю «мы», потому что ты был там со мной душою. Я пойду для тебя на все, Дэниэл…
Именно подобные письма — демонстрировавшие полнейшее отсутствие самоконтроля и невероятную доверчивость — заставили Пелла, когда он задумал побег, остановить выбор на Дженни.
И вот теперь он спросил ее:
— Надеюсь, ты во всем соблюдала предельную осторожность? Нашу машинку никто не сможет выследить?
— Нет. Я угнала ее от ресторана. Там был парень, с которым я встречалась пару лет назад. Но между нами ничего серьезного не было. — Последнюю фразу она произнесла поспешной скороговоркой, из чего Пелл заключил, что она лжет и что с упомянутым ею парнем она весело проводила время. Собственно, до этого ему не было никакого дела. И Дженни продолжила: — Он там работает. В общем, я пошаталась вокруг и заметила, что никто не следит за ящиком с ключами на парковке. Поэтому в пятницу я села в автобус, поехала туда и подождала на противоположной стороне улицы. Когда обслуживающий персонал был чем-то занят, я взяла ключи. Я выбрала именно «тандерберд» потому, что парочка, которой он принадлежал, всего за несколько минут до того вошла в ресторан, и я решила, что они там задержатся. Минут через десять я уже была на Сто первом.
— И ты сразу отправилась выполнять мою просьбу?
— Нет, я провела ночь в Сан-Луис-Обиспо и расплачивалась наличными, как ты мне говорил.
— И ты, я надеюсь, сожгла все письма? Перед тем как уехать?
— Угу.
— Отлично. У тебя есть карты?
— Да, есть.
Дженни похлопала по сумочке.
Он оглядел ее с ног до головы. Небольшой выступ на груди, тощие ноги и задница. Длинные светлые волосы. Женщины обычно сразу дают вам понять, насколько далеко вы можете с ними зайти, и Пелл знал, что может прикасаться к ней, где и когда захочет. Он обнял ее за шею. Какая она у нее тонкая и хрупкая. Дженни издала звук, напоминавший мурлыканье.
Пелл начал возбуждаться.
Мурлыканье продолжалось.
Он ждал, сколько мог.
Но желание возобладало.
— Притормози вон там, детка.
Он указал на дорогу, которая вела в небольшую дубраву. Она была похожа на подъезд к заброшенной ферме посреди заросшего поля.
Дженни нажала на тормоза и свернула на дорогу. Пелл оглянулся по сторонам. Ни одной живой души.
— Здесь?
— Да, здесь будет нормально.
Его рука скользнула от шеи вниз по розовой блузке Дженни. Блузка выглядит как новая. Она купила ее специально для него, он сразу это понял.
Пелл приподнял голову Дженни и прижался губами к ее губам, не открывая рот. Поцелуй был недолог, но нежен, затем он немного отодвинулся, ожидая, что она приникнет к нему.
— Я хочу, чтобы ты вошел в меня, — прошептала она, протягивая руку за спину. Он услышал похрустывание пакета. Она достала оттуда презерватив.
— У нас мало времени, детка. Нас ищут.
Девушка поняла намек.
Какими бы невинными они ни выглядели, девушки, любящие плохих парней, прекрасно знают, что они делают (а Дженни Марстон вовсе не выглядела столь уж невинной). Она расстегнула блузку и наклонилась к сиденью пассажира, легко проводя бюстгальтером по промежности Пелла.
— Откинься назад, любимый. Закрой глаза.
— Нет.
Она застыла.
— Я хочу наблюдать за тем, что ты делаешь, — прошептал он.
Им нельзя давать больше власти над собой, чем необходимо.
Вновь мурлыканье.
Дженни расстегнула молнию у него на шортах и наклонилась.
Прошло всего несколько минут, и он кончил. Она не обманула его ожидания — у Дженни было не так уж много ресурсов, но те, которыми она располагала, девушка использовала на полную катушку, — все прошло превосходно, хотя Пелл предполагал, что, когда они доберутся до мотеля, он довершит начатое в машине с избытком. Пока же и этого вполне достаточно. Что касается Дженни, Пелл знал, что его взрывное обильное завершение вполне удовлетворило ее.
Он встретился с ней взглядом.
— Ты чудесна, милая. Все было просто замечательно.
Дженни была настолько переполнена эмоциями, что даже пошлая реплика из порнофильма прозвучала для нее словно признание в любви из классического романа.
— О Дэниэл!
Он откинулся на спинку сиденья и поправил одежду.
Дженни застегнула блузку. Пелл взглянул на розовый цвет ткани, на украшения, на металлические штучки на воротнике.
Она заметила его взгляд.
— Тебе нравится?
— Очень.
Пелл выглянул в окно на поля вокруг. Здесь полиция его не беспокоила, и потому он внимательно следил за подругой. Он почувствовал, что она рассматривает свою блузку.
После некоторых колебаний Дженни сказала:
— Очень розовая. Наверное, слишком. Просто так получилось, что я увидела ее и решила купить.
— Нет, что ты, отличная блузка. Даже интересная.
Пока Дженни застегивала пуговицы, он рассматривал жемчужины, другие украшения, манжеты. Ей, наверное, пришлось целую неделю работать, чтобы позволить себе такую роскошь.
— Я могу потом переодеться, если хочешь.
— Да нет, зачем же, если тебе нравится… — ответил он, выбрав самый правильный тон, как певец, берущий сложную ноту. Пелл еще раз взглянул на ее одежду, затем наклонился вперед и поцеловал ее, сначала в лоб, затем, конечно, в губы. И снова окинул взглядом поле. — Нам нужно снова выехать на дорогу.
— Да, конечно.
Дженни хотелось, чтобы он сказал ей что-нибудь еще о блузке. Что с ней не так? Может быть, ему просто не нравится розовый цвет? А возможно, у его бывшей девушки были такие же вещи? Не исключено, что из-за блузки ее груди кажутся меньше.
Но конечно, он промолчал.
Дженни улыбнулась, почувствовав, что он коснулся ее ноги, и включила зажигание. Она вернулась на дорогу, в последний раз взглянув на блузку, которую, подумал Пелл, она больше никогда в жизни не наденет. Он надеялся, что она ее выбросит. Теперь он был в этом практически уверен.
Парадокс заключался в том, что блузка выглядела на ней неплохо, и ему она нравилась.
Но, продемонстрировав свое неодобрение и пронаблюдав ее реакцию, Пелл еще раз убедился в том, насколько она контролируема и насколько верна ему.
