— Конечно, приезжайте. Ко мне редко приходят гости.
Сейер записал адрес и прикинул: ехать примерно полчаса. Он передвинул магнит на доске, отведя себе пару часов, схватил куртку и вышел из кабинета. «Наверняка зря проезжу, — подумал он. — Но зато выйду из здания». Он не любил сидеть за столом, созерцая крыши домов и макушки деревьев через пыльное стекло.
Сейер медленно — как, впрочем, и всегда — ехал по городу, который наконец стал расцвечиваться хоть какими-то красками. В парке и на стадионе высадили петунии и бархатцы — жаль будет, если они замерзнут. Сам он всегда ждал семнадцатого мая и только потом высаживал цветы. Ему понадобилось двадцать лет, чтобы полюбить этот город, но сейчас он прочно занял свое место в его сердце. В разное время он отдавал предпочтение то одному, то другому району. Сначала — старой пожарной части, потом — холмам, застроенным старыми аристократическими виллами. Многие из вилл были переделаны в маленькие галереи и офисы. А на южной стороне холмов теснились многоэтажки: здесь жили беженцы, ждущие предоставления убежища, и иммигранты. Недавно в этом районе наконец появилось собственное отделение полиции, и работало оно неплохо. Сейер любил и мост через реку с красивыми скульптурами, и большую рыночную площадь, гордость города, с брусчаткой, уложенной затейливым узором. Летом она превращалась в настоящий рог изобилия фруктов, овощей и цветов. Сейер увидел маленький поезд — он однажды ездил на нем с Маттеусом и с трудом втиснул свои длинные ноги в крохотный вагончик. Сейчас поезд был переполнен — потные мамаши и розовые мордашки с сосками и леденцами; вагончики подпрыгивали на брусчатке. Инспектор решил заехать домой. Надо взять Кольберга покататься, решил он. А то пес все время один. Он нашел поводок, прицепил его к ошейнику и побежал вниз по ступенькам. По голосу собеседника он понял, что Ларсгорд очень стар. Почему же номер записан на Лиланд? Инспектор размышлял об этом, проезжая мимо электростанции и кемпинга, поглядывая в зеркало на машины, ехавшие за ним, и пропуская тех, кто выказывал нетерпение, — все, кто ехал за Сейером, рано или поздно непременно начинали терять терпение, на что он реагировал совершенно спокойно. Он повернул налево у фабрики по производству хрустящих хлебцев, еще несколько минут ехал по полям и лугам и, наконец, добрался до группы из четырех отдельно стоящих домиков. С краешка примостилась небольшая ферма. Ларсгорд жил в доме желтого цвета, красивом, небольшом, с кирпично-красными ставнями; рядом с домом стоял небольшой сарай. Он припарковался и пошел к крыльцу, но не успел подняться по ступенькам — дверь распахнулась, и на пороге появился худой долговязый человек. На нем была вязаная кофта и тапки в цветочек, он стоял, прислонясь к дверному косяку. В руке его была палка. Сейер порылся в памяти — что-то в облике старика показалось ему знакомым, но он так и не вспомнил, что именно.
— Сразу нашли? — спросил старик.
— Конечно. У нас тут не Чикаго, да и карта есть.
Они обменялись рукопожатием. Сейер осторожно пожал тощую ладонь — а вдруг у старика ревматизм — и вошел вслед за хозяином в дом. Не сказать, чтобы в жилище Ларсгорда был идеальный порядок, но здесь было уютно, приятный полумрак. Воздух свежий, пол чистый — никакой древней пыли по углам.
— Значит, вы живете один? — спросил Сейер и сел в старое удобное кресло, образца пятидесятых годов.
— Совсем один. — Старик с большим трудом опустился на диван. — И это, доложу я вам, далеко не всегда легко. Знаете, такое ощущение, что ноги просто гниют. В них все время вода, представляете, какой кошмар? К тому же у меня и сердце не с той стороны, но все еще стучит. Тьфу-тьфу, — он постучал костяшками пальцев по столу.
— Да? У вас на самом деле сердце не с той стороны?
— На самом деле. Вижу, вы мне не верите. У вас такое же выражение лица, какое бывает у всех, когда я об этом рассказываю. Дело в том, что в молодости мне удалили левое легкое. У меня был туберкулез, я провел два года в Вардосене.[17] Там было неплохо, но дело не в этом; когда они вытащили легкое, в грудной клетке образовалось так много пустого места, что вся эта фигня постепенно стала смещаться вправо. Но тикает, так что скриплю пока. У меня есть помощница по хозяйству, приходит раз в неделю. Убирается в доме, стирает грязное белье, выбрасывает мусор, моет холодильник и за цветами ухаживает. Она каждый раз приносит с собой три-четыре бутылки красного вина. Этого, конечно, ей делать нельзя. Я имею в виду, покупать мне красное вино, я в таком случае должен сам с ней в магазин ехать. Она просит, чтобы я молчал об этом. Но вы ведь никому не проболтаетесь, правда?
— Конечно, я никому не скажу, — улыбнулся Сейер. — Я и сам всегда перед сном выпиваю стаканчик виски, много лет так делаю. И несдобровать той домработнице, которая откажется ходить для меня в винный магазин, когда придет время. Разве они не для этого существуют? — спросил он с невинным видом.
— Один стаканчик виски?
— Один, правда, довольно вместительный.
— Ага. Знаете, в стакан входит четыре стопочки. Я подсчитал. «Ballantine's»?
— «Famous Grouse». Там еще куропатка на этикетке.
— Никогда не слышал. Но что вас ко мне привело? Неужели у моей жены были какие-то страшные тайны?
— Наверняка нет. Но я должен вам кое-что показать.
Сейер сунул руку во внутренний карман и вытащил бумажку с телефоном.
— Вам случайно не знаком этот почерк?
Ларсгорд поднес листок поближе к глазам, в его дрожащих пальцах он ходил ходуном.
— Не-ет, — неуверенно произнес он. — А что, должен быть знаком?
— Не знаю. Возможно. Я многого не знаю. Я расследую убийство тридцативосьмилетнего мужчины, его труп нашли в реке. И он не упал в реку во время рыбалки, вот в чем дело. В тот вечер, когда он исчез, — с тех пор прошло уже шесть месяцев — он сказал жене, что поедет показать кому-то свою машину. То есть тому, кто проявил к ней интерес. Мужчина записал имя и номер телефона этого человека на клочке бумаги, который попал ко мне совершенно случайно. Вот на этом. С фамилией «Лиланд» и вашим номером телефона, Ларсгорд. Вы можете это как-то объяснить?
Старик покачал головой. Он даже наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
— Я вообще не буду этого объяснять, — ответил он, наконец, и голос его зазвучал довольно резко, — потому что ни черта не понимаю.
Где-то на самом дне памяти у него сохранились воспоминания о том телефонном звонке. Кто-то ошибся номером. Звонивший говорил что-то о машине. Когда же это было? Может, полгода назад. Возможно, стоит рассказать об этом? Нет, ни к чему это.
— У вас, наверное, остались родственники со стороны жены с той же фамилией?
— Нет. У жены не было ни братьев, ни сестер. Так что этой фамилии просто-напросто больше нет.
— Но кто-то же ею воспользовался!
— Знаете, фамилия Лиланд довольно распространенная.
— Нет. В городе только пять Лиландов. Но у них другие телефоны.
Старик вытащил сигарету из пачки, лежащей на столе, и Сейер дал ему прикурить.
— Мне просто нечего больше сказать. Тут наверняка какая-то ошибка. Мертвые не покупают подержанные машины. И потом, она даже водить не умела. Моя жена, я имею в виду. Хотя он, судя по всему, тоже свою тачку не продал. Если вы нашли его мертвым.
Сейер молчал. Он смотрел в лицо старика, пока тот говорил, а потом его взгляд стал скользить по стенам. И вдруг он буквально вцепился в подлокотник кресла, ему даже показалось, что волосы у него на затылке встали дыбом. Над головой старика висела небольшая картина. Черно-белая, только немного серого, настоящая абстрактная картина, и манера художника показалась ему на удивление знакомой. Он на секунду закрыл глаза, но тут же открыл их.
— Какая странная картина висит у вас над диваном, — тихо произнес он.
— А вы разбираетесь в искусстве? — быстро спросил старик. — Как вы думаете, есть в этом что-то или нет? Я давно говорю, что ей надо писать красками, тогда она, возможно, сможет что-то продать. Она пытается за счет этого жить. Моя дочь. Я-то не особо понимаю в искусстве, так что не могу сказать, есть в этом что-то или нет, но она занимается этим уже много лет и что-то пока не слишком разбогатела.
— Эва Мария, — произнес Сейер.
— Эва, да. Что? Вы знакомы с моей Эвой? Неужели?
Он заворочался, как будто что-то его вдруг взволновало.
— Да, я ее знаю. Совершенно случайно познакомились. Она пишет хорошие картины, — сказал Сейер. — Люди просто еще не поняли. Подождите немного — и увидите, ее дела пойдут в гору. — Он растерянно погладил подбородок. — Так значит, вы — отец Эвы Марии?
— А что?
— Скажите, а у нее не двойная фамилия — например, Эва Мария Лиланд-Магнус?
— Нет, она просто Магнус. И уж у нее-то точно нет денег на новую машину. Она сейчас в разводе, живет одна с маленькой дочкой, Эммой. Это моя единственная внучка.
