— Может, когда-нибудь вам удастся забыть его?
— Возможно. Однако забыть трудней.
— Я могу помочь вам, Элен.
— Как?
— Дав вам то, что было такой редкостью в вашей жизни.
— Что именно?
— Можете назвать это любовью.
— Любовь! — Яркая краска поднялась от ее шеи к скулам. — Нет. Нет. Вы… просто стараетесь быть добрым ко мне.
— Я не пытаюсь, — сказал он с улыбкой. — Я действительно питаю к вам добрые чувства.
— Нет. Не нужна мне ни ваша любовь, ни чья-нибудь еще. Я не могу ее принять. Она… она смущает меня.
— Очень хорошо. Не волнуйтесь. Нет никакой спешки. Я могу подождать.
— Подождать? Чего вы будете ждать?
— Чтобы вы забыли некоторые из затверженных уроков.
— А что, если я не смогу? Что, если я никогда…
— Сможете, Элен. Обещайте мне, что попробуете. Хорошо?
— Хорошо, я попытаюсь, — прошептала она. — Но я не знаю, с чего начать.
— Вы уже начали.
Элен выглядела приятно изумленной:
— Разве? А что я сделала?
— Вы вспомнили Эвелин Меррик.
— Как вы об этом узнали?
— Несколько минут назад вы мимоходом упомянули ее и назвали просто Эвелин. Теперь вы хорошо ее помните?
— Да.
— В тот вечер, когда она сказала вам по телефону, что вы всегда завидовали ей, она была права, Элен?
— Права.
— А теперь это уже не так?
— Не так. Я больше ей не завидую. Ее можно только пожалеть.
— Пожалеть — да, — сказал Блэкшир, — но следить за ней необходимо. Она тем более опасна, что внешне может выглядеть совершенно нормальной.
— Значит, вы повидали ее?
— Нет еще. Увижу ее сегодня вечером. Но вчера я поговорил с вашей матерью, до того как Эвелин ей позвонила, а сегодня рано утром повидался с ее матерью. Ни та, ни другая не подозревают, что девушка психически ненормальна. Видимо, у нее произошло полное раздвоение личности. С одной стороны, она любящая, заботливая дочь, а по мнению вашей матери, была бы прекрасной невесткой, — и последнее весьма важно, так как вашей матери нелегко понравиться.
— Я это знаю.
— С другой стороны, девушка полна ненависти и жажды мести настолько, что хочет уничтожать людей, сталкивая их друг с другом. У нее сильный характер, она и не подумала лишить жизни себя. Она просто бросает кость — и пусть собаки загрызут друг друга. И на этой кости всегда малая толика мяса, то есть правды.
Элен подумала о том, что ее мать и Дуглас много лет дрались не как собаки или боксеры на ринге лицом к лицу, а вели друг против друга партизанскую войну в темном лесу. Эвелин бросила в чащу леса гигантский факел, осветивший деревья и подлесок, и выманила враждующие стороны из их убежищ.
Бедный Дуглас. Он так и остался мальчишкой, не смог стать взрослым в темном лесу.
— Я послала ему чек ко дню рождения, — уныло сказала она. — Может быть, пошли я его раньше…
— Чек ничего не изменил бы, Элен. Врач нашел около пятидесяти снотворных таблеток в домашней аптечке. Дуглас давно это планировал.
— Тогда почему же мать проклинает Эвелин?
— Кого-то надо обвинять. Только не себя.
— Да, — согласилась Элен, а сама подумала: «Мать заплутала в темном лесу точно так же, как Дуглас. Много лет тому назад кто-то должен был вывести их из леса, но не было никого, кроме отца и меня; отец был слишком бесчувственным, а я сама заблудилась».
Она закрыла лицо руками, и меж пальцев потекли слезы.
— Не плачьте, Элен.
— Кто-то должен был помочь им. И это надо было сделать много лет тому назад.
— Я знаю.
— А теперь слишком поздно как для Дугласа, так и для матери. — Элен подняла голову и посмотрела на Блэкшира потеплевшими от слез глазами. — А может, слишком поздно и для меня.
— Не думайте так.
— Да. Я чувствую в душе, что прожила свою жизнь и теперь лишь дожидаюсь какого-то момента, как Дуглас с его таблетками. Возможно, она снова мне позвонит, бросит факел, который подожжет подлесок, и я не вынесу того, что откроется моим глазам.
— Перестаньте.
Он обнял ее, но тело ее напряглось, стало как будто деревянным, а руки сжались в кулаки. Он понял, что не пришло еще время, а может, оно никогда и не придет.
Блэкшир отошел в другой конец комнаты и сел возле бюро, наблюдая, как по мере его отступления расслаблялись ее мускулы, ровней становилось дыхание, возвращалась краска на лицо. Он подумал, что, скорей всего, так они и останутся разделенными комнатой.
— Вы очень добры, — сказала она. — Спасибо, Пол.
— Не за что.
— По-видимому, я должна поехать домой и побыть с матерью. Она этого ждет от меня, не так ли?
— Видимо, она так считает.
— Тогда извините, я пойду оденусь.
— Я отвезу вас, Элен.
— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я возьму такси. Не хочу мешать вашему расследованию.
— Мое расследование, собственно говоря, почти закончено. Вы просили меня найти Эвелин Меррик. Что ж, я ее нашел.
— Значит, вы думаете, на этом дело кончено? — В ее голосе звучала настойчивость. — И вам больше нечего делать?
— Кое-что нужно сделать, но…
— По-моему, больше, чем раньше.
— Почему больше?
— Потому что вмешалась смерть, — спокойно сказала Элен. — Теперь Эвелин не остановится. Я думаю, смерть Дугласа подстегнет ее, она дала ей ощущение собственной силы.
Блэкшир сам этого опасался, но не хотел тревожить Элен такими мыслями.
— Это возможно, — сказал он.
— Где она получила сведения о Дугласе?
— Видимо, от самого Теролы.
— Вы полагаете, они вместе занимаются вымогательством?
— Возможно, таков был замысел Теролы, но Эвелин нужно более глубокое удовлетворение, чем могут дать деньги.
— Так вы думаете, они были партнерами?
— Да. Когда я зашел к Тероле поговорить о ней, он был очень уклончив. У меня создалось впечатление, что он лучше знает Эвелин, чем хотел мне показать.
— Значит, если нет улик против нее, Терола может их предоставить?
— Каких улик?
— Ну, чего-нибудь, что позволило бы упрятать ее в надежное место. Пока что она не совершила ничего наказуемого. В случае с Дугласом она даже не солгала. Нельзя ее судить или посадить в тюрьму за то, что она позвонила матери и рассказала ей правду. И тем не менее в определенной степени она виновна в смерти Дугласа. Вы должны остановить ее, Пол, прежде чем она продолжит свои действия. — Элен отвернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица. — Следующей, возможно, буду я.
— Не говорите глупостей, Элен. Она не может позвонить вам, так как не знает номера вашего телефона. А если она постучится в дверь, не впускайте ее.
— Она придумает какой-нибудь другой способ. Я чувствую, что она… подкарауливает меня.
— Где?
— Не знаю.
— Послушайте, если вы боитесь ехать к матери, я отвезу вас.
Элен покачала головой:
— Лучше поезжайте к Тероле. Расскажите ему о Дугласе, заставьте его говорить и добейтесь сведений, которые можно было бы использовать в суде.
— Это трудная задача, Элен. Даже если Эвелин для него — открытая книга, едва ли он станет читать ее мне вслух. Этим он навлечет обвинение и на себя.
— Но вы можете попытаться?
— Вот именно. Только попытаться.
Элен пошла в спальню переодеваться, а он остался ждать ее. Когда она вышла, на ней было серое шерстяное пальто и старомодная черная фетровая шляпка с закрывающими лоб широкими полями. Казалось, эта женщина явилась из прошлого столетия.
— Элен.
— Да?
— Вы разрешите мне сделать замечание личного характера?
— Вы все время это делаете и без моего разрешения.
— Вам нужна новая одежда.
— Да? — сказала она равнодушно. — Я никогда не обращаю внимания на то, что на мне надето.
— Теперь настала пора заняться одеждой.
— Почему?
— Потому что мы с вами вместе будем появляться в разных местах.
Она слегка улыбнулась, как мать, услышавшая о безумных планах маленького сына.
Они спустились на лифте и прошли через вестибюль. Мистер Хорнер, администратор, и Джун Салливан, худенькая блондинка у коммутатора, посмотрели на них с нескрываемым любопытством и обменялись кривыми улыбками, когда Элен и Блэкшир остановились перед входной вращающейся дверью.
— Моя машина в двух кварталах отсюда. Вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас к вашей матери?
— В этом нет необходимости.
— Если не возражаете, я заеду туда попозже повидаться с вами.
— Боюсь, в доме невесело. Может, не стоит?
— Вызвать для вас такси?
— Это сделает швейцар.
— Хорошо. Тогда до свидания.
— До свидания.
Снаружи, на многолюдной улице, ее поджидала Эвелин Меррик.
Ветер отогнал непогоду в море, и улицы, полчаса назад тихие, оживились, как будто окончание дождя явилось всеобщим сигналом для возобновления всякого рода деятельности. Люди радостно сновали по тротуарам, точно муравьи, высыпавшие из муравейника после дождя, а вот дорожное движение почти замерло. Автомобили двигались медленно, а то и вовсе стояли из-за своей многочисленности.
