– Так точно, сэр, – отозвалась та испуганно.
Бандит перевел дуло на Эммета.
– Так точно, сэр, – повторил тот.
– А что со Скоттом? – Эбигейл кивнула в сторону арки.
– По-твоему, этот ублюдок сможет идти? У него, перед тем как ты очнулась, случился приступ. – Айзея подался так близко к девушке, что их лица теперь разделяло не больше дюйма. От него пахнуло коричной жвачкой.
* * *
Два года назад, дожидаясь такси после рождественской вечеринки в Ист-Виллидж, Фостер вдруг почувствовала, как что-то ткнулось ей в спину, и услышала негромкие, но страшные слова: «Хочешь, сука, сдохнуть сегодня?» Эбигейл так и не увидела лица напавшего на нее человека – только услышала, секунд через тридцать, быстрые удаляющиеся шаги по тротуару. Он забрал у нее сумочку, сережки и ожерелье и оставил то, что управляло ею до этого момента: крепко засевшее в мыслях понимание того, как быстро нормальный день, самый обычный вечер может закончиться тем, что тебя изнасилуют и бросят истекать кровью на улице. Самые плохие моменты в твоей жизни приходят без предупреждения. Ты их не ждешь, хотя, надо признать, в этот раз девушка почувствовала что-то неладное еще накануне утром, у обозной тропы, когда перехватила тот взгляд, которым обменялись Скотт и Лоренс. Знали ли они, что может случиться?
– Он – твой бойфренд? Твой трахальщик? Кто? – Человек по имени Айзея обращался к ней. Журналистка покачала головой. – Я пырнул его в живот. Загнется через час. Может, раньше. Не самая приятная смерть. Но если предпочитаешь остаться с ним… – он вынул из ножен на лодыжке «Ферберн-Сайкс»[9] и прижал острие ножа к ее правому глазу, – буду только рад оставить тебя здесь, потому что, по правде говоря, ты, дрянь, мне не нужна.
Эбигейл смотрела в его большие белые глаза за прорезями в маске. Они напоминали яйца. Девушка ощущала его сладковатое дыхание на своих губах, чувствовала холодок стали на щеке.
Она покачала головой.
– Так я и думал. А теперь… Я еще не услышал от тебя «так точно, сэр».
Приказ был прост и ясен. Идти шагом. Не шуметь. Шаг в сторону – пуля. С постоянно включенными фонарями. Эбигейл даже дали новые батарейки.
Первым шел Айзея, за ним, гуськом, четверо пленников, замыкающими – сообщники Айзеи. Фостер оказалась между Лоренсом и Джун. На траву и руины Абандона уже ложился снег. Пользуясь тем, что руки у нее были свободны, девушка кое-как стерла засохшую над левым глазом кровь и могла теперь видеть, но голова у нее раскалывалась от боли, во всем теле ощущалась слабость, и нервная система еще не оправилась от разряда тазера.
Они миновали лагерь на окраине города. Между палатками стояли ламы. Эбигейл с грустью подумала о лежащем в рюкзаке сотовом телефоне.
Абандон остался позади. Они прошли полмили вверх по каньону. В колеях старой дороги лежал снег, в кромешной темноте не было видно ни зги, и лишь в свете налобных фонарей мелькали горизонтально летящие снежинки – крохотные планеты в галактике мрака и ветра.
Позади тихонько всхлипывала Джун. Протянув руку за спину, Эбигейл почувствовала пожатие ее пальцев. Журналистка и сама не могла сдержать слез, думая об убитом Джерроде, о Скотте, связанном и оставленном умирать от потери крови в заброшенной гостинице, и наконец, о том, что сама она бредет под дулом пистолета по богом забытому каньону, в метель, не смея даже представить, что с ними сделают.
В какой-то момент Айзея свернул с главной дороги, и они стали подниматься по узкой тропинке.
Футах в четырехстах от дна каньона началась каменистая осыпь. В расщелине между горами Эбигейл несколько раз натыкалась на идущего впереди отца, наступая ему на пятки стальными мысками альпинистских ботинок «Асоло». Временами ей казалось, что она слышит шум текущей воды – то ли ручья, то ли ключа.
* * *
Еще через полмили они достигли края озера. Лед схватился только вдоль берега, ветер гнал по воде зыбь, и волны накатывали на еще хрупкую ледяную кромку. Айзея выбрал путь вдоль северного берега.
– Не самый лучший вариант, – заметил Лоренс.
Предводитель их маленького отряда остановился и оглянулся на него.
– На том краю, в четверти мили отсюда, горный ледник. Спускается в самое озеро. Крутой и очень опасный, – объяснил профессор. – Мы столкнулись вчера с похожей ситуацией и справились с трудом.
– Ты знаешь, Ларри, что я тебе доверяю, но знаешь ли, почему? – спросил Айзея.
– Нет, сэр, не знаю.
– Потому что я знаю, что ты знаешь, что я тебе задницу порву, если ты дашь мне неверную информацию.
В результате процессия двинулась по южному берегу Изумрудного озера. Здесь, в низине, ветер заметно потерял в силе. Снег снова падал вертикально, и тишину нарушало только надсадное дыхание идущих да скрип под ногами свежего, на дюйм покрывшего землю снега. На другой стороне озера лежал ледник – сдвинувшиеся с места валуны ударялись друг о друга. На расстоянии в несколько сотен ярдов эти столкновения звучали как выстрелы из малокалиберной винтовки.
– Эй, это что… что такое? – долетел до идущих впереди крик Стю из арьергарда. – Вы видите?
Все остановились.
– Что у тебя там? – спросил Айзея, кладя руку на рукоятку пистолета.
– Свет. Я видел свет! – отозвался его сообщник.
– Где? Я ничего не вижу.
– Впереди, – сказал Стю. Эбигейл подняла голову, но никакого света не увидела – только внушительную тень Изумрудного дома. – Там был свет, Айзея. Недолго. То ли фонарик, то ли свечка. Мигнул и погас.
– На каком этаже?
– Не знаю. Все случилось слишком быстро.
– Кто-нибудь еще видел этот свет? – обратился предводитель ко всем остальным, но ему никто не ответил. – Ларри? Ты же эксперт!
– Там уже сто шестнадцать лет никто не живет, – ответил Кендал.
– Я просто говорю, что видел, – настаивал на своем Стю. – Может, я немного…
– Облажался, – хмыкнул его командир. – Напиться можешь в любой другой день, а сегодня ты мне нужен в полном комплекте. Ну, окажешь такую услугу?
– Да, Айзея. Извини.
Последнюю сотню ярдов до Изумрудного дома Эбигейл не оставляло предчувствие чего-то нехорошего. Ничего подобного она еще не видела – раскидистая громадина в обрамлении тьмы, тишины и руин, останки того, что когда-то было роскошным особняком…
Облепленный мокрым снегом фасад. Пустые окна. Отвалившаяся обшивка. Кучки камней на месте высоких, в четыре этажа, каминных труб. Северное крыло сохранилось в более-менее целом виде, а вот его южный собрат на протяжении многих лет обваливался под тяжестью снега, пока от него не остался только фундамент да горка рухнувших конструкций.
Айзея прошел по каменистой тропинке к портику, мимо массивных, тронутых гнилью дугласовских пихт. Приколотые к дубовым дверям желтые таблички Службы охраны лесов предупреждали об опасной неустойчивости «объекта Изумрудный дом» и грозили преследованием всем нарушителям. Створки пыталась удержать вместе наброшенная на железные ручки цепь.
– Болторез, – сказал Айзея.
Стю выступил вперед, расстегнул рюкзак и вручил ему требуемый инструмент. Первая же попытка закончилась тем, что перекушенная цепь упала на песчаник. Предводитель бандитов взялся за дверные ручки и… повернулся к Лоренсу.
– Ларри. Будет ужасно трагично, если на мою голову свалится какая-нибудь тяжелая гадость. Почему бы тебе не взять на себя обязанности хозяина?
Эбигейл проводила отца взглядом. Он прошел под аркой и поднялся на крыльцо.
– Ну, показывай, – сказал Айзея.
Лоренс открыл двери и вошел.
– Господи, ну и громадина! – Луч фонаря в руке Айзеи пробежал по передней. – Даже конца не видно. Здесь не опасно? Ларри?
– Здесь – нет, но это самая прочная часть особняка Пакера, – отозвался профессор.
В передней стоял запах сырости, плесени и мокрого дерева. Оставаясь на своем месте в цепочке пленников, Эбигейл посветила на потрескавшийся мраморный пол с замерзшими лужицами и кучками помета. Через дыру в потолке медленно падали снежинки. Девушка стянула рукавичку и коснулась кончиками пальцев каменной стены – холодной, мягкой и влажной, закатанной ковром мертвого лишайника.
– У меня в рюкзаке лежит журнал, – сказал Лоренс. – Мне надо в него заглянуть.
Айзея расстегнул рюкзак и достал черный блокнот на спирали. Кендал взял его и опустился на нижнюю ступеньку лестницы.
– Что здесь происходит? – не выдержала Эбигейл.
– А ты не знаешь? – хохотнул главный бандит, и его голос с характерными южными нотками раскатился по передней. – Молодец, Ларри! Славно! Чем лучше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься.
В свете фонаря Эбигейл увидела на лице отца знакомое выражение вины, и цепь замкнулась, соединив на некоем базисном уровне ту девочку, которая до сих пор жила в ней, и подсознательную память двадцатишестилетней давности, когда отец, проскользнув поздно вечером в ее спальню, сказал, что должен уйти.
