— Здесь вообще-то смотреть особенно не на что, — сказал он.
— Это несчастный случай?
— Трагическое происшествие на работе.
— Он, наверное, двигал скульптуру здесь, на краю, — пояснил полицейский помоложе, показывая рукой на землю. — Вот здесь осталась вмятина, так что он стоял на этом месте и, должно быть, ворочал эту штуковину, а потом…
— Да, он оступился или равновесие потерял и упал вниз, а статую потянул за собой. Вот она и упала на него сверху, — добавил полицейский постарше.
— Все это, наверное, произошло очень быстро, — заметил молодой.
Йерлоф сделал еще шаг и остановился на самом краю. Теперь он увидел все сам.
Колокольня — самая большая из скульптур Эрнста — лежала внизу, на дне каменоломни. Ясно было видно то место, куда она упала изначально. Там чернела глубокая отметина.
Все, что осталось от Эрнста. Йерлоф быстро отвел взгляд от места гибели друга и принялся старательно рассматривать каменоломню. Но это не очень помогло, потому что ему в голову полезли мысли о том, сколько плит и надгробий было сделано из этого камня за долгие годы. Он посмотрел дальше — на берег и море за каменоломней, и ему стало чуть легче.
Затем Йерлоф повернул голову и начал рассматривать скульптуры Эрнста, ровненько выстроившиеся в ряд вдоль края каменоломни. Эрнст расставил их с промежутками примерно в два метра, и поэтому Йерлоф сразу же обратил внимание на то, что, похоже, одной скульптуры не хватало… Йерлоф подошел поближе.
Вниз, на дно каменоломни, упала еще одна скульптура, поменьше. Йерлоф пригляделся: округлая яйцеобразная штуковина — может, действительно яйцо, а может, голова тролля. В отличие от упавшей колокольни она раскололась на две части.
Йерлоф медленно повернулся и осторожно, чтобы не потерять равновесие на неровных камнях, пошел к дому Эрнста.
— А Джулия Давидссон здесь? — спросил он, обращаясь к обоим полицейским, которые осматривали мастерскую Эрнста: кувалды, тачки, тележки, резцы, зубила вперемежку со скульптурами всех видов и размеров.
— Она там, внутри, с Хенрикссоном, — ответил старший и махнул рукой, указывая на дом.
— Спасибо.
Входная дверь была приоткрыта. Похоже, Йон был уже там. Йерлоф с трудом забрался на низкое деревянное крыльцо. Он попытался вытереть ботинки о дверной коврик, но безуспешно. Он открыл дверь и вошел.
Прямо за порогом стояло несколько пар обуви. Йерлофу пришлось потревожить их тростью, чтобы пройти. О том, чтобы наклониться и снять ботинки, ему приходилось только мечтать, поэтому Йерлоф просто прошел дальше, в маленькую прихожую. Со стены на него смотрели фотографии старого каменотеса с ломом и заступом в руках.
Из глубины дома он услышал тихие голоса.
Йон стоял в гостиной и смотрел в окно. На диване сидела Джулия и еще один полицейский, не очень молодой. Он вежливо снял фуражку и держал ее на коленях. Йерлоф приветственно кивнул ему.
— Привет, Леннарт.
Из всех прибывших полицейских Йерлоф знал только его. Леннарт Хенрикссон проработал в полиции тридцать пять лет, он занимался всем Северным Эландом, но жил на вилле к Северу от Марнесса. У него возле гавани был офис. Он собирался в ближайшее время выходить на пенсию. Леннарт имел обыкновение неторопливо посматривать на окружающий его мир из-под полуопущенных век и сильно горбился, что было особенно заметно из-за формы. Но сейчас он сидел на диване возле Джулии, вытянувшись в струнку.
— Привет, капитан, — ответил Хенрикссон Йерлофу.
— Привет, папа, — сказала Джулия тихонько.
В первый раз за много-много лет Джулия назвала его папой. Йерлоф тут же понял, что она с трудом держит себя в руках. Он медленно подошел поближе и остановился у стола.
— Ты присесть не хочешь? — спросил Леннарт.
— Да нет, все в порядке, Леннарт. Мне иногда постоять только на пользу.
— Да ты прямо как огурчик, Йерлоф.
— Спасибо.
Они помолчали. Йон отошел от окна и вышел из комнаты, не произнеся ни слова.
— Джулия мне сказала, что она твоя дочь.
Йерлоф кивнул, и они опять помолчали.
— «Скорая» уже уехала? — спросила Джулия и посмотрела на Йерлофа.
— Да… Мы с Йоном ее как раз встретили по дороге сюда.
Джулия кивнула:
— Значит, его уже увезли.
— Да. — Йерлоф посмотрел на Хенрикссона. — А врач-то здесь был?
— Да, молодой практикант из Боргхольма. Я его раньше никогда не видел, но у него особой работы не было, он просто констатировал смерть.
— А что он сказал? Несчастный случай? — поинтересовался Йерлоф.
— Да, а потом уехал.
— Он, значит, всю ночь пролежал там, под дождем, — сказал Йерлоф.
— Да, — согласился Леннарт, — должно быть, все случилось вчера вечером.
— Поэтому крови немного, — продолжил Йерлоф, — и если и были какие-то следы, то все смыло дождем?
Он и сам до конца не понимал, почему задает эти вопросы и к чему они могут привести. Даже если это и могло показаться кому-то странным, в конце концов, странности — все, что остается у человека на склоне лет.
— У него была кровь на лице, — сказала Джулия, — немного, но была.
Йерлоф кивнул.
В коридоре послышался звук шагов, и в комнату заглянул молодой полицейский.
— Мы уже закончили, Леннарт, — произнес он, — уезжаем.
— Хорошо, но я здесь еще немного побуду.
— Тебе виднее.
В голосе молодого полицейского прозвучало уважение. Может быть, Леннарт заслужил его многими годами работы на страже закона, а может быть, немаловажное значение имел и тот факт, что и отец Леннарта тоже был полицейским, и его убили на службе.
— Вы особенно не гоните, — сказал Хенрикссон.
Полицейский кивнул и вышел.
В дверях показался Йон. Он держал в руке большой коричневый кожаный бумажник. Он потряс его и сказал:
— Три тысячи двести пятьдесят восемь крон. Эрнст держал его в нижнем ящике кухонного шкафа под пакетами.
— Храни его у себя, Йон, — попросил Хенрикссон, — не самый умный поступок — оставлять здесь такие деньги.
— Я могу позаботиться о деньгах, пока не приедут родственники, — пообещал Йерлоф и протянул руку к бумажнику.
С заметным облегчением Йон отдал ему бумажник.
В комнате опять наступила тишина.
— Итак, — сказал Хенрикссон.
Он наклонился вперед и с заметным усилием встал с дивана.
— Я, наверное, тоже поеду.
— Спасибо, что ты… — начала Джулия, пытаясь подобрать правильные слова, — что ты приехал сюда сам.
— Да о чем разговор. — Хенрикссон посмотрел на Джулию: — Никому не позавидуешь — наткнуться на мертвеца. Конечно, за время моей службы такое уже бывало. Я хорошо знаю, что чувствуешь… Одиночество и беспомощность.
Джулия кивнула.
— Но мне сейчас уже лучше.
— Хорошо.
Хенрикссон надел фуражку.
— У меня контора в Марнессе. Если что, заглядывай. — Он посмотрел на Йона и Йерлофа: — Вы, конечно, тоже. Моя дверь всегда открыта. Приходите в любое время. Договорились?
— Обязательно, — пообещал Йерлоф.
Леннарт Хенрикссон попрощался и ушел.
Некоторое время спустя они услышали удаляющийся звук автомобильного двигателя.
— Мы тоже скоро поедем, — сказал Йерлоф Джулии.
Он положил портмоне Эрнста в карман.
— Ты не возражаешь, если мы кое-что посмотрим? — обратился он к Йону. — Я хочу что-то тебе показать — там, снаружи. Как мне кажется, это может быть интересным.
— Мне пойти с вами? — спросила Джулия.
— Да нет, не стоит, не надо.
Они вышли из дома, Йон пропустил Йерлофа вперед. Опираясь на палку, он спустился по ступенькам, обошел крыльцо и направился к краю каменоломни.
— На что мы там смотреть будем? — спросил Йон.
— Это вон там, с краю. Я там кое-что заметил… Вот здесь.
Йерлоф показал вниз, на дно каменоломни, на расколовшийся камень, тот самый, похожий на яйцо или голову. Он разбился на две неравные части.
— Ты узнаешь, что это? — спросил он Йона.
Йон медленно кивнул.
— Эту штуковину Эрнст окрестил камнем Канта, — сказал он наконец, — в шутку, конечно.
— И эта штука кувыркнулась вниз, или как ты думаешь?
— Ну да, наверное, — неуверенно произнес Йон и опять кивнул, — похоже, так оно и было.
— Но летом эта штука стояла за домом, — сказал Йерлоф.
— На прошлой неделе, когда я приезжал к Эрнсту, она была уже здесь, — объяснил Йон. — Я в этом совершенно уверен.
— И что, Эрнст специально ее вниз свалил? — спросил Йерлоф.
— Да, похоже на то.
Друзья задумчиво посмотрели друг на друга.
— Ну и о чем ты думаешь? — спросил Йон.
— Не знаю, я не уверен, — и Йерлоф вздохнул, — но у меня такое чувство, что Нильс Кант мог вернуться.
Джулия смотрела, как два убитых горем старика пьют крепкий кофе. Она одолжила белые фарфоровые чашки Эрнста с желтыми эландскими солнышками. Джулия решила сварить кофе, потому что у нее было такое чувство, что печальное событие просто необходимо скрасить хоть чем-нибудь приятным. Йон и Йерлоф сидели на диване и говорили об Эрнсте.
