– Ну хорошо. Она улыбнулась.
– Я всегда боялась одиночества и часто выискивала людей просто, чтобы поговорить с ними ни о чем. Кажется, это было так давно. – Она отодвинула стул. – Не считай меня навязчивой, Сэм, что бы ты ни думал обо мне, ты видишь меня не такой, какая я на самом деле.
– Никто не может увидеть людей такими, какие они есть на самом деле.
Она провела завитком волос по подбородку.
– Если ты сейчас чувствуешь себя не настолько хорошо, чтобы ехать к своим друзьям, побудь у меня, пока твоя нога не перестанет болеть. Это недалеко отсюда, на Плаке. Конечно, там не Бог весть что.
Он покачал головой.
– Я не хотел бы себя чем бы то ни было связывать.
– Я тоже. Не надо было думать ничего такого.
– А я и не думал.
– Нет, думал. Словно я предлагала себя.
– Ты очень добра.
– Местные мужчины так навязчивы, а твое присутствие поможет держать их на расстоянии. – Она дотронулась до его руки. – Тебе случалось делать что-нибудь необычное в жизни? Согласись, довольно странно для людей, которые только что познакомились в самолете, вместе выходить и проводить время.
Коэн потянулся, пробуя наступить больной ногой.
– Трудно сказать.
– Будь молодцом! – Поправив воротник, она встала, держа в руке счет и деньги. – Поступай как хочешь.
* * *
Это была двухкомнатная квартира на четвертом этаже в обшарпанном доме на Плаке. Он облокотился на ржавые перила балкона. Ему были видны угол Эректиума и скаты крыши Парфенона.
– А как насчет того, что ты носишь в мешочке... – Подойдя к нему, она встала рядом: – Может, попробуем немножко?
– Гашиш?
– У тебя осталось еще что-то? Ты занимаешься контрабандой наркотиков?
Он пошел в комнату. Она стала снимать жакет. Он вновь обратил внимание на ее стройное гибкое тело, на ее полную грудь, которая обрисовалась сквозь блузку, когда она вешала жакет. Сев на кровать, он наскреб гашиша в трубку.
Садясь рядом, она нечаянно толкнула его, и он просыпал порошок себе на руки.
– Скорее! – Она подпрыгнула от нетерпения.
– Скорее не получится, когда ты прыгаешь рядом.
Она слегка подтолкнула его.
– Скорее же!
Он закурил трубку и передал ей. Она глубоко затянулась, ее нефритовые глаза расширились. Бриллиантовое сердечко на шее сверкнуло в солнечном лучике.
– О, я чувствую себя великолепной, – выдохнула она.
– Так оно и есть.
– Нет, нет. Я имела в виду только то, что мне становится прекрасно внутри.
– Я уверен, что...
– Да хватит тебе.
От узо и гашиша в голове шумело. Щемящая тоска не отступала. Комната качалась перед глазами. «Всех бы их перебил». Он закрыл лицо руками. Она встала и, пройдя через комнату, вышла на балкон. «Не надо ее впутывать». Он встал и медленно обошел кровать. «Надо поблагодарить и уйти. Она такая красивая. Не хорошенькая, а именно красивая. Господи, какие же у нее глаза! Просто жутко!»
Теплый воздух на балконе показался ему грязным и липким, как мутное масло. Стоит только набрать полные легкие этого воздуха и – смерть в Афинах.
– Я ухожу, Клэр, – сказал он.
Она резко повернулась, скрестив на груди руки.
– Возможно, это и разумно.
– Нет, это...
– Тебе этого не понять. – Глаза ее блеснули, верхняя губа на какое-то мгновение приоткрыла сколотый зуб. – Глядя на тебя, я все больше и больше убеждаюсь в том, что люди получают то, что заслуживают.
Резкая боль в ноге заставила его сесть.
– Это то, о чем говорил тот четри.
– Четри?
– Одноглазый. Представляешь, проделать трехдневный путь за одну ночь. – Он заставил себя подняться. «Проклятое колено. Чертово колено. Проклятые гуркхи. Случайностей не бывает, говорил одноглазый. Эта мысль все время не давала мне покоя. Все время не давала мне покоя».
Она села возле него.
– Что ты несешь?
– Если с тобой случается какое-то несчастье, на это должна быть причина... Просто так ничего не бывает.
Она провела рукой по его волосам.
– Ты все-таки хочешь идти?
С нарочитой бодростью он встал.
– Я еще как-нибудь зайду.
– Пока. – С улыбкой она протянула ему руку.
Он задержал ее в своей.
– Послушай, а может, я сначала приму ванну?
– Ванну? – рассмеялась она.
– Знаешь, как-то все не удавалось. Вот уже два года мечтаю о ней.
Сморщив нос, она фыркнула.
– Да нет, не в этом смысле. Я много купался в реках. А вот в ванне, с горячей водой... Хорошо бы промыть ногу.
– По-моему, ты говорил о лодыжке.
– Да, лодыжку.
Он повернулся, направляясь к ванной, но на пути стояла кровать. Сначала надо немного посидеть. Она осторожно дотронулась до его ноги.
– Здесь?
– Нет, другая, – показал он.
– Это же колено, а не лодыжка.
– Да, действительно. – Он с трудом поднялся. – Пойду промою.
Она проводила его до ванной и, придерживая волосы, наклонилась, чтобы открыть кран. Вода с шумом полилась в ванну.
– Ты сам справишься?
– Как нельзя лучше.
После того как она закрыла дверь, он разделся. Сев на сиденье унитаза, он, скрипя от боли зубами, стал снимать бинт, отдирая его вместе с кусками желтой, местами почерневшей кожи. «Еще бы она не болела. Проклятая свинья». Очень медленно, осторожно, держа на весу больную ногу, он стал опускаться в горячую воду. Подождав, пока она немного остыла, он опустил ногу в воду и отключился.
* * *
– Ты в порядке, Сэм? – послышался из-за двери ее голос.
Он приподнялся.
– Немного разморило.
– Что-нибудь нужно? Он подумал.
– Бинт и йод.
– Если нужны антибиотики, я схожу куплю, это рядом.
– Хорошо бы. – Он взял мыло и, стиснув зубы, стал осторожно промывать рану.
* * *
Стук двери и позвякивание ключей возвестили о ее возвращении.
– Все в порядке?
Он встал и вытащил затычку из ванны.
– Я уже выхожу, – накинув рубашку, он обернулся полотенцем и, хромая, вышел в комнату.
– Господи, – сказала она, увидев его колено.
– Это мне свинья подставила подножку.
Он открыл пузырек и, раздвинув края раны, залил ее йодом. На глазах выступили слезы. Она принесла ему две таблетки, пока он забинтовывал ногу.
– Полежи немного, – сказала она, откидывая покрывало.
* * *
Было темно и душно, не ощущалось ни малейшего дуновения. Откуда-то доносилось легкое дыхание. «Я ли это?» Он попытался приподняться, но тут же страшная боль напомнила ему о колене. «Проклятье, забыл о нем». В голове стучало. Как можно осторожнее он все-таки поднялся и сел. Дыхание слышалось совсем рядом с ним, от кого-то, лежавшего на кровати.
«Пол, я так счастлив, что ты увидел этот футбольный мяч. Ты приедешь в Париж. Через три недели. Я все правильно сделал. И Ким жива – я только что видел ее. О Ким, Ким, я так рад». Пошарив на столе рядом с кроватью, он щелкнул выключателем. «Господи! Это опять сон».
Клэр лежала на боку рядом с ним. Она была одета. Положив руку под голову, а другую – между коленей, накинув на себя плащ, она поджала от холода ноги. Ее рот был слегка приоткрыт, пряди волос разметались по лбу и щеке. На столике рядом с лампой – стакан с водой и таблетка.
Осторожно встав с кровати, он поковылял в ванную. «Нога лучше. Скоро смогу ходить». Возвращаясь к кровати, он наклонился и посмотрел на часы у нее на руке. 4.10 Утро?
Что-то пробормотав, она открыла глаза.
– Ты не спишь?
Он убрал волосы с ее губ.
– Долго я спал?
– Со вчерашнего дня. – Она натянула на себя плащ. – Извини, что все так...
– Так?
– Я здесь на кровати – больше негде. Боялась разбудить тебя.
– Ты не разбудила, – сказал он, но она уже спала. Вытащив из-под нее одеяло, он укрыл ее, забрался в постель на свою половину и, приняв приготовленную таблетку, снова уснул.
* * *
Пылинки равномерно кружились в лучах солнечного света, снизу доносились звуки улицы. Где-то звонили колокола, слышалось женское пение, гул далекого самолета.
– Клэр? – его голос прозвучал по-стариковски высоко и скрипуче.
Колено не разгибалось и очень болело. Он вновь перевязал его новым бинтом, лежавшим на комоде, оделся, умылся, побрился, хромая, вышел на балкон и сел на солнце. Открылась дверь. Она вошла и бросила ему газету.
– "Гералдз оф трибьюлейшн". Это все, что мне удалось достать.
Воскресенье, первое апреля. До Пасхи три недели. Щурясь, он пробежал глазами по унылым заголовкам материалов о войне и политике, открыл спортивную страницу. «Сейчас не до футбола».
– Ты голоден? – ее лицо побледнело и осунулось.
– Ты не выспалась? Да, я проголодался.
– Ты можешь идти?
– С трудом.
– Обеденное время. Я умираю от голода.
* * *
– Что ты делала, – спросил он, когда они сидели в кафе, – пока я спал день и ночь?
Она немного помедлила с ответом, и он пожалел, что задал ей этот вопрос. У нее, может быть, есть парень.
– Днем я ненадолго уходила. Просто так, побродить. А в основном была дома – боялась, что ты проснешься и не поймешь, где находишься.
