Пятьдесят семь лет назад:
– Летят! – пытается сказать напарник. Ничего не получается, из осипшей глотки – невнятное хрипение. Он сглатывает комок в горле и выкрикивает:
– Летят! Тревога!
Человек видит все сам. Светлые пятнышки наползают на экран – на вид маленькие и безобидные. Их много. Очень много.
Отточенным движением человек протягивает руку, откидывает прозрачный щиток, давит большую красную кнопку. Кажется – ничего не происходит. Но он знает: там, наверху, сейчас заполошно воют сирены, расчеты торопливо бегут к зениткам, прожектористы шарят слепящими лучами по темному зимнему небу… И – мама обнимает Лотти и молится. Тихонько молится…
Он заставляет себя не думать об этом. Начинается работа.
– Восьмой сектор?
– Сто пятьдесят семь!
– На максимум, быстро!
Напарник с усилием дергает тумблеры – большие, искрящие. Стрелки на круглых циферблатах датчиков движутся рывками. Гудит теперь так, что приходится орать.
– Восьмой?!!!
– Сто восемьдесят два!!!
– Седьмой?!!!
– Сто сорок!!!
– Девятый?!!!
– Сто двадцать девять!!!
Человек знает – это предел. Максимальные цифры за последние трое суток. В Дрездене и окрестностях обесточено всё – кроме их объекта, зенитных батарей и пункта правительственной связи.
– Готовность минус пять!!! – орет напарник, не отрывая взгляд от стрелок.
Пять секунд. Дольше не выдержат конденсаторы, накапливающие чудовищную мощность. Дольше не выдержит проклятый кристалл.
– Минус четыре!!!
Человек вскакивает. Срывает пломбу с рычага на стене. Вцепляется в него двумя руками.
– Минус три!!!
Человек смотрит на экран. Scweinmuttergottes![17] Проклятые томми и янки что-то просекли – светящиеся пятнышки расползаются по экрану. В седьмом-восьмом-девятом секторах их все меньше.
– Минус два!!!
Человек рычит. Карта, на которую поставлено всё, бита. Удар – первый после испытаний удар полной мощностью – уйдет в никуда. Почти в никуда… Что-то менять – поздно.
– Минус один!!!
Бомбовозы прорвались. Почти все. Бомбы полетят на маму. На Лотти…
– Давай!!!
Человек дергает рычаг.
И – мир куда-то исчезает. Весь. И тело тоже исчезает. Ничего. Темнота. Одинокий мозг висит в центре опустевшей Вселенной – и беззвучно вопит от ужаса.
Проходит всё мгновенно. Вселенная возвращается. Тело тоже.
Человек смотрит на экран – целей стало меньше. Не намного, но меньше. Три сектора пусты.
Сейчас:
– Вижу цель! – пытается сказать подчиненный – молоденький лейтенант. Ничего не получается, из разом онемевшей глотки слышно лишь невнятное побулькивание. Лейтенант надрывно кашляет и выкрикивает:
– Групповая цель! Тревога!
Человек видит все сам. Стилизованные фигурки самолетов вспыхивают на дисплее – на вид маленькие и безобидные. Возникают совершенно неожиданно, ниоткуда. Их много – больше десятка. Человек пытается сосчитать – и сбивается.
Отточенным движением он протягивает руку, барабанит по клавишам со скоростью автоматной очереди, жмет на «ввод». Кажется – ничего не происходит. Но он знает: там, наверху, сейчас заполошно воют сирены, пилоты торопливо бегут к перехватчикам, а дежурящие в воздухе меняют курс, локаторы шарят невидимыми лучами по темному августовскому небу… И – жена обнимает Бониту и молится. Тихонько молится…
Он заставляет себя не думать об этом. Начинается работа.
– Количество?
– Семнадцать!
– Локализация?
– Восемнадцать-три-семь!
Дьябло! Почти над ними!
– Курс?
– Полста три-сто четырнадцать!
– Скорость?
– Двести двадцать!
– Высота?
– Восемнадцать девятьсот!
Подчиненные отвечают, не отрываясь от экранов и клавиатур. Барабанный треск клавиш сливается в сплошной звук. Человек знает – где-то в недрах вычислительного комплекса вся информация прессуется в тугие кодированные пакеты, и несется по волоконно-оптической и по спутниковой связи – в Белый Дом, в НОРАД, в Комитет начальников штабов… Знает и другое – никто ничем не поможет. Просто не успеет. До Миннеаполиса – три минуты полетного времени. Истребители не успевают… А у него – три пусковые установки. И семнадцать целей. И – два миллиона (с Сент-Полом и пригородами никак не меньше) людей за спиной. Людей, с тревогой смотрящих в небо. Среди них – жена. И Бонни.
Пока эти мысли теснятся в голове, он командует, выдает на одном дыхании, без пауз:
– Цель групповая сектор восемь-семнадцать очередью три ракеты ручное наведение метод половинного спрямления – товсь!
Кажется, клавиатуры сейчас разлетятся. Или вспыхнут.
Молоденький лейтенант выпаливает в ответ, не отрываясь от экрана:
– Цель групповая сектор восемь-семнадцать очередью три ракеты ручное наведение метод половинного спрямления – старт!
Он знает – три огромных сигары с ревом и грохотом рванулись сейчас с направляющих. Ракеты старые – и в первые пять секунд полета неуправляемые.
Он берется за ручку наведения – очень похожую на банальный джойстик. Большие яркие цифры в углу экрана показывают обратный отсчет.
Четыре…
Человек крепче стискивает джойстик. Старается успокоить дыхание – все в порядке, все ничуть не сложнее, чем на зачетных стрельбах…
Три…
Он вдруг понимает, что промахнется. Обязательно промахнется. Проклятье! Надо было выбрать метод «трех точек»[18] – это проще, это первое, чему учат операторов-новобранцев… Или стоило включить компьютерное наведение. Но он не смог, просто не смог доверить жизнь жены и Бонни бездушной машине…
Два…
Человек смотрит на дисплей. Porca Madonna![19] Проклятые гады что-то просекли – светящиеся пятнышки расползаются по экрану. Цель уже не групповая – полтора десятка одиночных.
Один…
Человек рычит. Карта, на которую поставлено всё, бита. Удар уйдет в никуда. Почти в никуда… Радиус разлета осколков позволит зацепить одну-две цели, в лучшем случае – три. Что-то менять – поздно.
– Контакт!
Он видит на экране крохотные стилизованные изображения ракет. Спокойно и уверенно выполняет всё необходимое. Внутри – пустота и холод. Бомбовозы прорвались. Почти все. Бомбы полетят на жену. На Бонни…
Кажется – ракеты в самой гуще врага. Кажется – пора.
– Ну же!!! – истошно вопит молодой лейтенант, забыв о том, что подрыв боеголок с земли не управляется. Маломощный радар в носовой части ракеты – с крохотным радиусом действия – насчитает восемь отраженных от цели импульсов. И грянет взрыв…
Синие ракеты на экране исчезают – одна за одной. Вместо них расцветают красные цветочки взрывов – красивые и безобидные. Но там, наверху, гуляют огонь и смерть.
– Есть!!! – орет кто-то. Может быть, он сам. Два изображения самолетиков разваливаются на куски. Всего два.
Пятьдесят семь лет назад:
Бомбы падают на Дрезден. Сюда не доносятся звуки разрывов, даже не ощущается содрогание почвы – но они знают.
– Уничтоженных – около пятнадцати, прорвавшихся – свыше сотни, – говорит напарник. – К утру проявят снимки – будем знать точно.
Он кивает на фотоаппарат, установленный за их спинами и отщелкавший пленку в автоматическом режиме. Добавляет:
– Все не так уж плохо. Мы сделали всё, что смогли.
Гауптштурмфюрер Крюге не отвечает. Встает с табурета, подходит к шкафу, открывает. От кристалла почти ничего не осталось. Еще один налет – и всё. Вся аппаратура превратится в груду металлолома.
Хочется шнапса. Много шнапса. Напиться и забыть обо всем.
Фюрер – на портрете над шкафом – задумчиво смотрит вдаль. Крюге страстно желает плюнуть ему в лицо. Но не плюет.
Сейчас:
Бомбы падают на Миннеаполис. Сюда не доносятся звуки разрывов, даже не ощущается содрогание почвы – но они знают.
– Двух мы все-таки прихватили, – подает кто-то голос. – И истребители на подлете…
Он не понимает – кто говорит и о чем. Тот же голос добавляет – утешающе:
– Все не так уж плохо. Вы сделали всё, что смогли…
Капитан Стив Тонелли рявкает яростно:
– Отставить разговоры! Что с пусковыми?!
Он не ждет ответа. Знает сам – сейчас в бешеном темпе ракеты снимают с транспортеров и устанавливают на направляющие. Капитан Тонелли встает с кресла, подходит к шкафу, открывает. Достает плоскую фляжку. Делает долгий обжигающий глоток. И еще один. И еще.
Президент Буш – на портрете, над шкафом – обаятельно улыбается. Тонелли хочется плюнуть ему в лицо. И он смачно харкает.
Элис и Кеннеди, гостиница ВВС в Милуоки
9 августа 2002 года, 06:15
Толком выспаться Элис так и не удалось.
Сначала – после того как их не то привезли, не то доставили под конвоем в гостиницу ВВС – Рональд сообщил, что через час состоится совещание остатков подгруппы «Дельта». Потом совещание отложилось на полчаса, потом – еще на полчаса. Потом пришла весть о бомбежке Миннеаполиса, и про совещание как-то забыли.
