Босху не терпелось услышать рассказ о вскрытии, но он не мог сразу спросить обо всем, что его интересовало. Следовало: изловчиться и сделать так, чтобы Терезе самой захотелось все рассказать.
– Как прошло Рождество? Не помирилась с мужем?
– Нет, конечно. Ничего из этой затеи не вышло и, наверное, уже не выйдет. Он и раньше не выносил мою работу, а теперь, когда муж узнал, что я могу стать начальником лаборатории, патологоанатомия стала ему вдвойне отвратительна. Мой благоверный укатил накануне Рождества, и я встречала праздник одна. Кстати, как раз сегодня я собиралась позвонить моей адвокатессе и попросить, чтобы возобновила сбор материалов к бракоразводному процессу, но закрутилась и позабыла.
– Надо было позвонить мне. Я встречал Рождество с койотом.
– А-а, так Тимидо еще держится поблизости?
– Он редко подходит совсем уж близко, но в Рождество подошел. Думаю, его вспугнул пожар, начавшийся прямо напротив моей хижины, по другую сторону дороги.
– Да, я читала об этом. Тебе очень повезло, Гарри.
Босх кивнул. Их с Терезой отношения длились уже несколько месяцев и носили характер крайне нерегулярный, но зато каждая встреча непременно озарялась искрой душевной близости, которая вспыхивает лишь при общении двух старых друзей. Несмотря на это, оба отдавали себе отчет, что фундамент их связи – чисто физическое, а не эмоциональное влечение. Это вполне устраивало и Босха, и Терезу. Несколько месяцев назад она рассталась с мужем, профессором медицинского колледжа при Лос-Анджелесском университете, – это, очевидно, и побудило ее подыскать новый объект и направить на него избыток нежных чувств. Вместе с тем Босх отлично понимал, что этот эпизод не будет ни главным в жизни Терезы, ни слишком продолжительным. Их редкие вечера вдвоем, между которыми проходили и дни, и недели, начинались спонтанно, как говорится, на пустом месте, и всегда по инициативе Терезы, чему Гарри лишь молча радовался.
Он внимательно следил за тем, как Тереза наклоняется, чтобы подуть на ложку горячего супа, прежде чем отправить в рот. В тарелке плавали оранжевые кружки моркови. Вьющиеся каштановые волосы Терезы кольцами ложились ей на плечи, и, склоняясь над очередной ложкой супа, она придерживала самые длинные пряди рукой. Кожа Терезы от природы была очень смуглой, а лицо имело необычную эллиптическую форму, которую выгодно подчеркивали высокие скулы. Полные губы она покрасила ярко-алой помадой, а на щеки положила тончайший слой нежно-персиковых румян. На вид Терезе было около тридцати пяти, но Босх ни разу не спрашивал, так ли это. Он также заметил, что ее ногти без маникюра и коротко острижены. Неудивительно, поскольку Тереза работала в тонких резиновых перчатках.
Потягивая из тяжелой кружки тягучее крепкое пиво, Гарри думал, намерена ли Тереза возобновить их странный роман или действительно встретилась с ним, желая рассказать что-то значительное и важное о смерти шестьдесят седьмого «Хуана».
– Сейчас мне нужна компания для встречи Нового года, – продолжила свою мысль Тереза, ненадолго отрываясь от супа. – На что ты так уставился, Гарри?
– Просто любуюсь. Если тебе не с кем встретить Новый год, я с удовольствием составлю тебе компанию. Кстати, в газете я прочел, что в «Каталине» будет выступать Фрэнк Морган.
– Кто это такой и что он исполняет?
– Увидишь. Впрочем, уверен: тебе понравится.
– Прости, я задала дурацкий вопрос. Если этот Фрэнк Морган нравится тебе, то голову даю на отсечение, что он играет на саксофоне.
Босх улыбнулся, но больше себе, чем ей. Ему сразу стало легче от того, что и он нашел с кем встретить праздник. Одиночество в канун Нового года страшило Гарри больше, чем одинокое Рождество, одинокий День благодарения и тому подобное. Новогодняя ночь как будто специально создана для джаза, вот только в такую ночь звук саксофона разрывает одинокую душу.
Тереза улыбнулась ему в ответ.
– Ты бываешь совершенно неотразим, Гарри, когда дело касается одиноких женщин.
Босх вспомнил Сильвию Мур и то, как печальная улыбка трогала ее губы.
– Итак, – заторопилась Тереза, заметив, что Босх отвлекся. – Уверена, тебе не терпится узнать о бабочках, очутившихся внутри этого бедняги латиноса.
– Может, лучше сначала доесть суп?
– Ничего страшного, меня это не смущает. Скорее наоборот: когда целый день режешь и пилишь трупы, под конец начинаешь чувствовать волчий аппетит.
В глазах Терезы запрыгали озорные искры. Она частенько так высказывалась, словно дразня его. Этим Тереза как бы говорила: «Попробуй только не любить то, чем я зарабатываю себе на жизнь!» Кроме того, она еще не совсем остыла к своему мужу; как бы Тереза ни горячилась, утверждая обратное, Босх не сомневался в этом.
– Ну что ж, надеюсь ты не будешь очень скучать по скальпелям и пиле, когда тебя сделают постоянным боссом. Впрочем, тогда ты сможешь кромсать бюджет лаборатории.
– Нет, я буду практикующим руководителем. Стану заниматься случаями особой важности. Правда, после сегодняшнего я вовсе не уверена, что назначение состоится.
Гарри вдруг почувствовал, что подавленное настроение, которое только что покинуло его, передалось Терезе. Ему показалось, что настал подходящий момент для осуществления его планов.
– Может, расскажешь, что там у тебя случилось?
– Нет. То есть мне, конечно, хочется поплакаться тебе в жилетку, но я не могу. Не подумай, будто я не доверяю тебе, Гарри. Просто некоторое время мне придется держать язык за зубами.
Босх кивнул и не настаивал, рассчитывая вернуться к этой теме чуть позже и разузнать исподволь, что же такого случилось на вскрытии Мура. Достав из кармана записную книжку, он раскрыл ее на чистой странице и положил перед собой на стол.
– Тогда расскажи мне про моего «Хуана».
Тереза отодвинула суповую тарелку на край столика и положила себе на колени кожаный дипломат. Вынув оттуда тонкую картонную папку, она тут же раскрыла ее.
– Вот протокол вскрытия. Это копия, которую ты сможешь забрать, когда я закончу. Я просмотрела все заметки Салазара. Ты, наверное, знаешь, что причиной смерти стали множественные травмы головы, нанесенные тупым тяжелым предметом. Дробящие удары пришлись на лобную, теменную, клиновидную и супраорбитальную части черепа…
Перечисляя ранения, Тереза поочередно прикасалась пальцами ко лбу, темени, левому виску и надбровной дуге левого глаза. При этом она ни на секунду не оторвалась от отчета.
– Любой из этих ударов мог оказаться смертельным. Остальные повреждения получены при обороне, и с ними можно ознакомиться позднее. Кстати, Салазар извлек из двух ран на голове деревянные щепки – судя по всему, удары нанесли каким-то предметом типа бейсбольной биты, разве что не таким толстым. Сила, с какой наносились удары, указывает на значительную длину предмета, обеспечивавшую нападавшему должный размах. Это не просто палка, а что-то гораздо большее по размерам, например, рукоятка кирки, черенок лопаты или что-то в этом роде. Может быть, даже кий для пула, хотя в этом я сомневаюсь. Поверхность этого предмета вряд ли была хорошо отполирована, потому что, как я уже говорила, Салли вытащил из ран щепки. Между тем я еще ни разу не видела плохо отполированного и не покрытого лаком бильярдного кия. – Некоторое время Тереза молча просматривала записи. – Еще одно… Не знаю, говорил ли тебе об этом Портер, но тело, где его нашли, скорее всего подбросили. Время наступления смерти отстоит от момента обнаружения тела как минимум на шесть часов. А ведь по этой улочке часто ходят люди, поэтому тело вряд ли могло оставаться незамеченным столько времени. Твоего «Хуана» наверняка подбросили к ресторану уже мертвым.
– Да, это было в заметках Портера.
– Вот и славно…
Тереза снова погрузилась в изучение протокола, медленно переворачивая страницу за страницей. Просмотрев фотографии, сделанные при вскрытии, она отложила их в сторону.
– Ага, вот оно… Результатов анализа на наличие токсических веществ и наркотиков до сих пор нет, но, судя по цвету крови и состоянию внутренних органов, ответ будет отрицательным. Я почти уверена… то есть, конечно, Салли почти уверен, так что не станем на этом задерживаться.
Гарри пока не сделал в своем блокноте ни одной записи. Кивнув в ответ на ее слова, он вытащил из пачки сигарету и закурил, следя краем глаза за реакцией Терезы. Тереза не возражала; впрочем, она никогда не возражала, но однажды, когда Босх по долгу службы присутствовал на каком-то очередном вскрытии, Тереза неожиданно вышла из соседней комнаты и молча показала ему легкое сорокалетнего мужчины, выкуривавшего по три пачки в день. Легкое походило на бездомного старика негра, которого переехал грузовик.
– Как тебе известно, – сказала она, – от нас требуют, чтобы мы брали соскобы из носоглотки и проводили анализ содержимого желудка. Так вот… В составе ушной серы обнаружен какой-то бурый порошок. Точно такой же порошок мы вычесали из волос и достали из-под ногтей.
