Виктор Суворов - Змееед

И вдруг обернулся:

— А если за полный цикл испытаний по сто тысяч платить?

— Ха! — сказали испытатели разом, — Ха! Да за сто тыщ мы ее, товарищ Сталин, за три недели!

— Не надо за три недели. Посоветуйтесь между собой. За месяц сделаете?

— Не надо нам советоваться, товарищ Сталин! Три недели! Слово коммунистов!

Повеселел товарищ Сталин, от дальнего бомбардировщика отходя. Тут, ловя момент, из-за плеча Холованов образовался:

— На Ягоду серьезный материал. Золото на Колыме ворует.

Помолчал Сталин, в землю глядя, повернулся к Холованову и ответил так тихо, чтобы даже и загоризонтный звукоуловитель расслышать не смог бы:

— Ягоду не трогать. Слухам и сплетням не верить.

Выждал Сталин минуту:

— Вам, товарищ Холованов, повторить? Повторю: любую работу против Ягоды прекратить.

Ягода Генрих Григорьевич сегодня тоже на показе присутствует. На другом. Показ на даче НКВД в Коммунарке.

Отчет держат художники-модельеры. Новая форма для командного состава НКВД! Картинки в полный рост человеческий по стенам развешаны. Тут тебе и рабочая форма, и повседневная, и парадная для строя, и парадно-выходная. Зимняя и летняя.

Но не только картинки тут. Есть и образцы в натуре. Одеты добры молодцы в гимнастерки, мундиры, шинели. Вытянулись, как екатерининские гренадеры на плац-параде. Одно дело — картинка, другое — человек живой. Придирчив Железный Генрих. К каждому образцу присматривается, рукой трогает, в детали вникает, со специалистами совет держит.

А гимнастерки — белые с синими кантами. И синие — с малиновыми. Есть пепельного цвета, с алой отделкой. Мундиры — стального отлива, еще какого-то, словами не выразимого, есть — цвета морской волны. Один совершенно замечательный: черный с белыми кантами. И фуражка такая же. Фуражек выбор небывалый: белый околыш — малиновый верх, краповый околыш — синий верх. Всех не упомнишь. Выбирай, Генрих Григорьевич! Глаза-то разбегаются? То-то!

Тюремным надзирателям — одно, конвойным войскам — другое, охране лагерей — третье, пограничникам — отдельно. Погранцам — черный бархатный околыш на фуражках и зеленый верх.

Государственная безопасность — статья особая, это каждому ясно. Это высшая каста. А в ней — верховные жрецы безопасности. Вот необычная форма для самого главного руководства. Для комиссаров Государственной безопасности. Их у Железного Генриха на весь Советский Союз — 41 человек: 20 комиссаров 3-го ранга, 13–2-го ранга, 7–1-го ранга. Над ними — Генеральный комиссар Государственной безопасности товарищ Ягода. Он, понятно, в единственном числе.

Комиссары Госбезопасности — эти люди с умными, чуть усталыми глазами. Они берегут страну от врагов. Этим людям особый почет, особая форма: белый тончайшей шерсти мундир на синей шелковой подкладке, синие брюки с голубыми кантами, лакированные туфли, на рукаве — маленький золотой меч в зеленом лавровом венке, на левом боку — вороненый Златоустовской стали кортик в золотой оправе, рукоять — слоновой кости! Знаки различия — ромбики и звезды в петлицах — можно было бы из каких-то красных самоцветных камушков выточить, а лавровый венок на рукаве изумрудами выстелить… Ну это не для всех. Это для самых-самых.

Секретарь НКВД старший майор Государственной безопасности Павел Петрович Буланов цветет. Умел сукин сын шефу угодить. Под контролем Буланова модельеры сделали все как надо и раньше срока. Теперь — только лучшее выбрать и утвердить.

Как же ладно на молодцах форма сидит! Все они из особой роты. Сегодня в Коммунарке одно только отделение из четвертого взвода. Роту эту Железный Генрих сам формировал. Каждого лично выбирал из тысяч кандидатов. Она вообще-то и не рота даже. Это только так называется — рота. Если же присмотреться… В каждом отделении — 15 бойцов с винтовками, гранатами, револьверами и ручным пулеметом Дії. Во взводе — пять отделений, да командир с заместителем, да пара снайперов. В роте — четыре взвода, да управление, администрация, радисты, санчасть, тылы, пулеметная команда, автотранспортное отделение… Все в роте рослые, все плечистые, все спортсмены. Дисциплина зверская, подготовка — жестокая: стрельба из всех видов оружия, рукопашный бой, метание гранат на дальность и точность, штурмовая полоса, марши с полной выкладкой чуть ли не сутками, вождение машин и мотоциклов, подрывное дело и еще много всего. Главное — готовность к подвигу. Бегают, прыгают, ползают эти ребята только под настоящим пулеметным огнем, между настоящими разрывами гранат, бьются в запертой камере с настоящими уголовниками — и не на жизнь, а насмерть. Буланов Павел Петрович идею подкинул: почему бы витязей наших на исполнениях приговоров не использовать, почему бы приговоренных к смерти не забивать ногами, палками резиновыми, прутьями железными, вырабатывая у бойцов особой роты здоровую злость и ярость. Доложили Павлу Петровичу: в Лефортовском следственном изоляторе подручный исполнителя ударом кастета в переносицу убил врага народа Смирнова, приговоренного по первой категории. Буланов эту новость тут же Генриху донес.

Поинтересовался Железный Генрих: кто этот подручный?

Ответил Буланов: да это же Змееед! Вот бы опыт его в воспитательных целях использовать для ребят наших!

Согласился Генрих: опыт распространить! Приговоренных по первой категории использовать в качестве учебного материала для развития и укрепления боевого духа особой роты.

А Змеееда наградить и возвысить.

На прогулочном пароходе профсоюза Главспецремстроя — производственное совещание. Два дня и две ночи разбирали бумаги, на счетах костяшками стучали, в тетрадках цифры писали и зачеркивали, прибавляли, отнимали, множили, делили, снова писали, снова черкали, считали и пересчитывали. Одна только Люська от этого дела увернуться пыталась: мол, малограмотная. Села в уголке, достала карт колоду, тасует, тасует, а потом — р-р-раз, и не глядя выдернет из колоды один за другим четыре туза. Захочет даму пиковую достать — достанет. Только скажи ей, какая карта нужна, она ее тут же на стол метнет. Талантливая девочка. Только не поверил Дракон, что малограмотная. В каком году из колхоза сбежала? В 33-м? Значит, четыре класса есть. Ну-ка, садись рядом, вот бумаг тебе пачка — разберешься, доложишь!

Так все вместе и разбирались. Одни и те же бумаги через каждого прошли: сначала ты посмотри, может, заметишь что, потом я хозяйским взглядом оценю, потом Сей Сеичу передам, у него глаз острый, может, что приметит. Долго работали, до зеленых чертиков в глазах, до того, что столбики цифр в бумагах поплыли.

И к чему же пришли?

Пришли к тому, что все тут правильно. По каждому колымскому прииску, по каждой шахте золотоносной, по каждому участку добычи все сходится без обмана и плутовства.

Ясно, что много золота разворовывается. Но это по мелочам. Говорит, допустим, отощавший враг вертухаю: ты мне хлебца буханку, да чтоб настоящего, без опилок, а я тебе — горсть песчинок золотых. А за кусок сала — самородок. Кто устоит?

С этим бороться трудно. И даже невозможно. Дураку понятно: половина колымского золота крупицами и тонкими ручейками налево уходит. Оно и ничего. Иначе все враги там давно бы с голоду передохли до прихода новых этапов, и вся добыча заглохла бы, замерла. Но как украсть много золота? На каждом рабочем участке контроль многослойный. Стукачи среди зэков, стукачи среди вольных, стукачи среди вертухаев и администрации. Стукачи везде. Стукачи докладывают куму. Стукачи докладывают на кума вышестоящему куму. Стукачи еще более достойного кума докладывают на стукачей нижестоящего. А стукачи нижестоящего — на вышестоящего. Сам начальник Дальстроя товарищ Берзин и все его замы стукачами обложены. Вся их обслуга — адъютанты, телохранители, водители, личные пилоты и повара, парикмахеры и банщики, массажисты и шифровальщики, учителя и гувернантки их детей — завербованы какими-то контрольными органами и усердно стучат. Упорства стукачам не занимать. Упорства у них — как у дятлов сибирских. Стук над тайгой. Стук перекрестный, стук несмолкаемый и всепобеждающий.

И все начальники знают: они под прицелом. Точно как те хохочущие делегаты Съезда победителей под сталинским прищуром сквозь снайперскую оптику.

— Как же в этой ситуации украсть ну хотя бы одну тонну золота? По мелочам — пожалуйста. Но если крупной партией, то об этом узнают сразу в разных ведомствах и на разных уровнях.

— Может, Дракон, не воруют там крупными партиями? Вот и по документам все сходится. Нет тут нестыковок. Отчет по каждому участку добычи. Все, что на участке однажды учтено, затем проходит по всем сводкам. Все до грамма. Никаких расхождений.

— Дракон, можно словечко?

— Говори, Людмил Пална.

— Дракон, а как бы ты сам на месте начальника Дальстроя товарища Берзина воровство крупных партией организовал?