– Серж все-таки удивительно ядовитый человек, – сказал Витька. – Никак не меняется. Он постоянно ссылается на меня. Особенно последнее время. И совершенно зря это делает. Я ему сто раз объяснял – русским языком, – чтобы он не драматизировал ситуацию.
– Ты простил меня, Витька? – прошептал Платон.
– Ой, – досадливо махнул рукой Сысоев. – Конечно, нет. Ты же знаешь – я злопамятный. И вредный. Но ведь на тебя бессмысленно обижаться. Если бы я на тебя за каждый твой выкрутас обижался, мы бы еще тогда разбежались – когда ты мне Вику в лабораторию воткнул. А ведь с этого все и началось... Не отвлекай меня. Я про Серегу... Так вот. Серега – известный эгоцентрист. Из-за того, что он... Короче, из-за того, что мы... разошлись, что ли... он тебя больше, чем себя, жалеет. И больше, чем меня. Он думает, что ты теперь ночей не спишь, все мучаешься. А ты не спишь по совершенно другим причинам– у тебя бизнес. У тебя дело. И ты этому делу все отдал. И нас. И себя. Потому что ты так выбрал. Сережка, он ведь думает, что ты теперь один. А это не так. Вас двое – ты и оно, дело. Наша с ним беда в чем состояла? Мы все время хотели за тобой угнаться. И я хотел. И он, что бы он сейчас ни говорил. Но дыхания не хватило. И в этом надо честно признаться, а не хныкать из-за того, что ты не повернул назад с середины дистанции, чтобы любой ценой дотащить нас до финиша.
Сысоев задумался на мгновение, потом звонко щелкнул пальцами.
– Я вспомнил одну штуку, читал когда-то. Давай расскажу. Представляешь, по улице большого города движется женская фигура какой-то невероятной высоты. Выше любого небоскреба. Это вроде как Фортуна. А внизу, по тротуарам, снуют людишки. Фортуна смотрит под ноги, иногда нагибается, берет человечка, сажает на ладонь, подносит к глазам и долго-долго рассматривает. Потом шепчет – нет, не он, – переворачивает ладонь, и человечек летит с высоты на асфальт. Это я к чему. Вот Сережка говорит – он сделал ошибку, что в "Инфокар" сунулся. И я ошибку сделал. Все, короче, ошиблись. А я думаю, что все было – неизбежно. Она – фигура эта – не за каждым нагибается. И отобрала она – скажем так, для просмотра – нас всех. Но ведь могла и не отобрать, могла мимо пройти – мне, честно говоря, такой вариант нравится куда меньше. Значит, было у каждого из нас что-то такое, что она заинтересовалась. Другое дело – нам не повезло: мы ей, в конце концов, не показались. А ты – показался. Вот и вся история. Понимаешь, о чем я? Или послушаешь, что Марик скажет?
– Я все ждал, когда ты меня заметишь, – скрипучим голосом подхватил Марк Цейтлин. – Если помнишь, мы так и не успели договорить, когда виделись в последний раз. Я сегодня ни на что не претендую – не будем портить знаменательный день. Считаю, что такое событие надо отметить. Как следует. Только я категорически против сидения за столом. Я нашел классную баню. Пар сделаю сам. Ну как?
– А где Муса? – спросил Платон, с радостью отметив, что ребята, несмотря на прошедшие годы совсем не изменились. – Он не пришел?
Витька и Марик переглянулись.
– Опаздывает, – сказал Марк. – Здорово опаздывает. Но он обязательно подойдет. Уже скоро Ну так как, договорились?
Не дождавшись, пока Платон даст согласие, он снова заговорил, но уже не скрипуче-сварливым, а особенным обволакивающим голосом, которым всегда завораживал партнеров при первой встрече и произносил проникновенные тосты.
– Я хочу сказать одну вещь, – произнес Марик. – Она имеет особое значение. Когда-то, много лет назад, мы вместе начали этот бизнес. Сейчас фирма "Инфокар" – первая в стране. Так вот. Это смогло так получиться только потому, что мы всегда были как одно целое. Тут мало кто про это знает, поэтому я скажу... Терьян уже начал про это. Как-то у Платона Михайловича был день рождения. И он тогда сказал замечательные слова. Я не стану их повторять, те, кто тогда были, помнят, о чем речь. А смысл был такой, что пока мы вместе, нам всегда и все будет удаваться. И вот я хочу, чтобы все знали... Пусть там происходит что угодно, но мы всегда будем вместе. Потому что у нас есть построенное нами дело. И мы должны быть вместе, если хотим, чтобы это дело продолжало жить. Правильно, Платон?
Платон очнулся от того, что Мария незаметно пихнула его в бок. Лучи прожекторов передвинулись. Три тысячи человек, слетевшихся со всех концов страны под голубое инфокаровское знамя, куда-то исчезли, растворились в сумерках люди из Сургута и Тюмени, Ростова и Воронежа, Омска и Новосибирска, Орла, Смоленска, Сочи, слились с тенями питерцы и москвичи. Платон оглянулся и обнаружил, что Ларри тоже ушел в темноту.
В круге света, образованном лучами прожекторов, остались Сережка Терьян с дымящейся в углу рта сигареткой, Витька в белом плаще и Марик с поднятой правой рукой. А на периферии круга показался прихрамывающий Муса.
– Скажи слово, – шепнула Мария. – Люди ждут.
