Джереми Лэйн - Когти

В смежном помещении начались похороны Коннерли.

У входа на кладбище остановилась грязная машина и встала рядом с другими автомобилями, чистыми и сверкающими. Грязная таратайка принадлежала детективу Флетчеру Дэвису. За ним приехала Франсуаза Бриджеман. Их обоих встретили скорбные звуки органа.

— Вы действительно не хотите присутствовать на похоронах?

— Нет, — решительно сказала женщина. — Я не выдержу этого. Шериф Хаскелл попросил вас охранять меня?

— Да, миссис.

— Хорошо, спасибо за откровенность, — сказала Франсуаза. — Мне кажется, все посходили с ума. Не хотите ли вы поговорить со мной?

— Да, конечно, — сказал Дэвис. — Но о чем же мы будем разговаривать?

— Вы знаете, кто убийца? — спросила она твердым голосом.

— Никто никому ничего не говорит, — тихо проговорил Дэвис, усаживаясь рядом с ней в ее машину. — Вы хотите знать правду? Вас это тревожит?

— Да, — прошептала Франсуаза.

— Джейс раньше проигрывал крупные суммы в «Голубом Джеке»?

— Я не знаю, проигрывал ли он такие большие деньги, — ответила она. — Но он не мог все дни находиться в казино. Да, я любила его, и он любил меня. Поэтому он и приходил ко мне так часто, как только мог.

— Я знаю, — сказал Дэвис — Тот, кто убил его дубинкой Легрелла, должен был быть очень взволнованным.

— Я не убивала его, как вы не хотите понять?!

— Вы собирались выйти за него замуж?

— Напротив, это он хотел на мне жениться.

— Но я знаю, что этого хотели и вы.

— И это было, — сказала Франсуаза так тихо, что Дэвис даже наклонился к ней, чтобы улавливать ее слова. — Доктор Вайт сказал, что мне не имеет смысла больше хранить свою тайну. Дело в том, что я замужем. Мой муж находится в городской клинике для душевнобольных, он уже много лет там. Он парализован и, возможно, скоро умрет.

— А! — Дэвис притворился, что он об этом не знал. — Очень хорошо, а теперь скажите, вы слышали, что кто-то ночью находился на крыше «Голубого Джека»?

— Слышала ли я какой-нибудь шум? Вас это интересует? Меня уже спрашивали что-то о медведе или тигре.

— И что же?

— Я никогда не слыхала и мне никто не рассказывал ничего подобного.

— Миссис Бриджеман, — сыщик неожиданно перешел на доверительный тон, — я видел, как было обезображено лицо мистера Коннерли. Я постараюсь быть деликатным, вы же понимаете, что это вопрос жизни и смерти, и ни о чем не спрашивайте меня, пожалуйста, но мне необходима помощь от кого-нибудь из «Голубого Джека», кто не пристрастен, свободен от чувств. Вы можете сделать для меня одну вещь?

— Да, конечно, — сказала Франсуаза. — Но я думаю, что вы говорите об этом для того, чтобы заманить меня в ловушку. По-моему, этого хотят все.

— Вы ошибаетесь, миссис Бриджеман. Я не работаю такими методами. Я не прибегаю к шантажу. Однако я вижу, что тайные агенты полиции не очень стараются, чтобы разрешить загадку. Не говорите этого никому, пожалуйста. Что касается вас, то даже будь вы виновны, вы должны довериться мне и действительно помочь. Вы, конечно, можете обмануть меня, но доказательства против вас останутся. Но если вы невиновны и вам нечего скрывать, как вы утверждаете, объединившись со мной, вы можете оказать большую помощь, связанную с выяснением смерти вашего друга.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

— Я сейчас вам это скажу, — сказал он серьезно. — Я хочу, чтобы сегодня вы погасили верхний свет, как всегда. Я хочу, чтобы ночью вы не спали, а внимательно смотрели на окна, и так, — чтобы вас никто не заметил. Вам ясно?

— Да, но зачем? Что я должна увидеть? В казино ведь нет бандитов ни на этажах, ни на лестнице.

— Вам хочется в это верить, — сказал Дэвис мрачно. — Бандитов на этажах нет, но на лестнице... зверь, хищный зверь на двух ногах, который может залезть и на крышу. Вы можете мне помочь! И вы это сделаете!

Франсуаза Бриджеман побледнела и задрожала от страха. Слова детектива потонули в органной музыке, доносившейся с кладбища.

Джон Коннерли и его дядя Стентон медленно шли к выходу с кладбища, чтобы сесть в роскошную машину, которую им дала в распоряжение дирекция. Они шли вдвоем.

— Представь, — сказал дядя; — что теперь ты сможешь забыть свои сыновьи обязанности и заняться своим проклятым боксом.

— Я думаю, что этот вопрос тебя не касается, — отрезал Джон с издевкой. — Ты оставишь дом, я тебе помогу в этом, и помрешь с голоду. Я положу конец твоему бренчанию. Ты ничего не получишь для своего канареечного оркестра.

— Хватит дерзить! — возмутился Стентон. — Джейс растратил деньги, играя в рулетку, и на эту женщину. Он не оставил нам наследства. Но ты мне не указывай, лучше убирайся со своей боксерской бандой, и мы посмотрим, как она тебя прокормит.

— Заткнись! — грубо перебил его племянник.

— Ты не способен понять меня, — угрожающе сказал Стентон. — Тебе, наверно, совсем отбили мозги, и ты не можешь быть нормальным человеком. Мы соберем семейный совет, и я буду тебя представлять, ты не имеешь нрава претендовать на то, чтобы управлять ресторанами, тебя нельзя и близко подпустить к ним. Я уже договорился с администратором, который реализует мои планы, и никто не сможет их разрушить. Ты не коснешься ресторанного бизнеса, и я советую тебе ничего не предпринимать, поскольку полиция подозревает тебя в убийстве, и я тоже. Меня не покидает мысль, что ты убил своего отца, ты ведь часто ему угрожал. Джон пришел в ярость.

— Хочешь, чтобы я заткнул твою поганую глотку?! Замолчи!

— Я останусь со своей музыкой, — рассуждал Стентон. — С человеческой точки зрения мне тягостно выносить все это. Но я слышу музыку во всем; музыка, которую я напишу, будет бессмертна. У людей твоего типа глухая душа, глухая к красоте и звукам жизни, жизненных ритмов. На самом деле ни ты, ни твои друзья, такие как Клив Поллок, не живете, а прозябаете. Кстати, ты видел, что его не было на похоронах? А знаешь почему? Он в тюрьме!

— Хватит врать!

— Это правда, как и все, что я тебе говорю. Спроси у шерифа. Поллок арестован по подозрению в убийстве твоего отца, и когда его прижмут как следует, ему придется несладко, потому что он — трусливый хвастун. И тогда все откроется насчет твоей сути!

Стентон не успел увернуться от огромного кулака Джона, быстро и мощно обрушившегося на его челюсть...

Директор кладбища и его помощники нашли лежащего без сознания композитора, привели его в чувство и отправили домой.

— Слушай, Клив, — дружески начал шериф Хаскелл. — Мы не хотим надолго задерживать тебя в камере. Но ты молчишь, угрожаешь, что разобьешь моим людям носы и не понимаешь, что мы продержим тебя в одиночке до тех пор, пока ты вежливо и ясно не ответишь на все вопросы. Ну, и еще: и прокурор, и наш следователь тоже не отпустят тебя. Но если ты будешь отвечать, то сможешь добиться освобождения. Следователь отпустит тебя... под залог в две тысячи долларов.

Наступила пауза. Клив Поллок смотрел поверх стола, который их разделял. Потом его взгляд задержался на двух здоровенных полицейских, прохаживающихся по коридору участка.

— Ты слышишь, что я тебе говорю? — торопил шериф.

— Да, я слышу. Но я не понимаю, что вы хотите этим сказать, — проговорил боксер.

— Хорошо, я тебе объясню, — терпеливо продолжал Хаскелл. — Ты должен в дальнейшем предстать перед следователем. Но ты же не хочешь оставаться в тюрьме. Ты знаешь кого-нибудь, кто внес бы за тебя две тысячи долларов, как гарантию, что ты не убежишь?..

— Что вы будете делать с этими деньгами? — спросил Поллок.

Шериф поморщился, но объяснил.

— Мы не возьмем их себе. Они как гарантия того, что ты никуда не денешься до вызова в суд.

— Какой вызов в суд? Меня никто не вызывал!

— Слушай внимательно! — потребовал шериф. — Мы позвонили твоему хозяину, Джону Коннерли, спросили, хочет ли он заплатить за тебя залог, он сказал, что, нет, не хочет, что это плохая шутка. А то, что ты в тюрьме, его не волнует.

— Но я не хочу долго сидеть в тюрьме, — со страданьем в голосе сказал Клив.

— Возможно и нет, но ты ведь и сейчас в ней находишься, — уколол его шериф! — И мы полагаем, что ты можешь проторчать здесь о-очень долго.

— Вы не имеете права задерживать меня здесь! — сопротивлялся Поллок. — Я ничего не сделал.

— Слушай, Клив, — воскликнул Хаскелл. — Ты можешь делать глупости сколько хочешь, но я тебе говорю, что ты освободишься, если вручишь залог в две тысячи. Скажи, у тебя есть какой-нибудь человек, кто сделает это для тебя? Ты задержан по обвинению как предполагаемый соучастник преступления.

— Это может быть только мистер Стентон Коннерли.

— Так. Хорошо. Он даст две тысяч долларов?

— Я не знаю, что скажет мистер Коннерли. Мы с ним почти никогда не разговаривали, — упрямо сказал боксер.

Шериф Хаскелл встал на цыпочки, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, и заорал Кливу прямо в лицо: