— Все нормально, — ответил я, беря баллончик и приступая к работе. — Устал.
— Ты же только что проснулся.
— Я все еще просыпаюсь. Ерунда, просто спросонья.
— Понятно, — сказала мама и вернулась к волосам.
Конечно, все было ненормально. Я представлял, будто сам наношу раны, которые видел. Передо мной лежала не старушка, мирно отошедшая в мир иной во сне, а женщина, погибшая жестокой, насильственной смертью, после бесчеловечных пыток и унижений. Это не успокаивало мистера Монстра, напротив, возбуждало. Он стал похож на акулу, почуявшую кровь в воде. На тигра, ощутившего запах мяса.
Я превратился в убийцу, который почувствовал присутствие жертвы, — не мертвой, а того, кто мучил ее. Я был убийцей убийц, и если в городе объявился новый, значит пришло мое время.
Я поставил баллончик на столешницу громче, чем хотел, и выскочил в туалет. Не мог больше здесь находиться. Стянул перчатки, швырнул в корзину, открыл кран и принялся пить из горсти. Сделав несколько глотков, я отер лицо рукавом и замер. Потом попил еще.
Я не должен допускать такие мысли.
«Я не убийца, — подумал я. — Убийца — мистер Монстр. А я тот, кто останавливает его».
Я испугался.
Но мне надо было возвращаться в морг. Я обязан узнать о теле все, чтобы лучше понимать, кто убил женщину. Но зачем? В ушах у меня снова зазвучали слова агента Формана: «Ты не полицейский. Ты не следователь». Мне не нужно изучать тело. Я мог вообще не обращать на него внимания.
Я вернулся в морг на автопилоте, ноги сами принесли. Окончательно решил уйти, но вместо этого достал свежие перчатки из коробки на столе.
— У тебя все в порядке? — снова спросила мама.
— В полном, — ответил я и взял со стола тряпку, воспользовавшись этим, чтобы получше рассмотреть порезы на руках трупа.
— С верхней частью мы закончили, — сказала мама. — Помоги мне посадить ее, нужно поработать со спиной.
Я взял тело за одно плечо, мама за другое, и вдвоем мы подняли его. Трупное окоченение прошло, и тело сгибалось свободно.
— О-о, — протянула мама, замерев.
Удерживать легкое пустое тело в полусидящем положении не составляло труда. Я посмотрел на руку мамы и увидел, что она прижимает кожу к спине трупа. Кожа двигалась как-то неестественно.
— Тканевый газ, — объявила она.
Маргарет повернулась и настороженно посмотрела на маму:
— Ты шутишь.
— Посмотри сама, — предложила мама и снова надавила на кожу.
Я присмотрелся: кожа свободно ходила над мышцами, словно они не соединялись. Это было плохо.
— Кожа проскальзывает, — пояснила мама. — Дезинфекция во время вскрытия приглушила запах.
Она наклонилась поближе, сняла респиратор, потянула носом и с отвращением отшатнулась:
— Ох, ужас какой. Клади ее, Джон.
В замешательстве мы положили тело. Тканевый газ был кошмаром бальзамировщика — он возникал под действием особо опасной бактерии, которая бурно размножалась в мертвых тканях и производила внутри тела дурнопахнущий газ. По запаху эту гадость обычно и узнавали, но иногда — как сейчас — запах заглушался химикатами, и тогда наличие газа определялось только по свободно ходящей коже, что и обнаружила мама, когда пузырьки газа отделили кожу на спине от мышц. Уже одно присутствие газа не сулило ничего хорошего, потому что вонь скоро становилась слишком сильной, чтобы ее скрыть. Она подрывала репутацию похоронного бюро, когда люди приходили прощаться с покойным. Но хуже газа были только производящие его бактерии — если они попадали на ваш стол, избавиться от них вы могли только с большим трудом. Если мы немедленно не остановим их распространение, бактерии со стола или с инструментов попадут во все тела, привезенные на бальзамирование. Это грозило погубить наш бизнес.
— Прекращаем работу и думаем, — приказала мама. — К чему мы прикасались?
— Резиновые перчатки, — начала Маргарет. — Скальпель, которым я разрезала мешок. Троакар.
— Всего один?
— Он был уже подсоединен к вакуумному насосу. Ящик с другими троакарами я даже не открывала.
— Я прикасалась к баллончику, трем тряпкам, расческе и шампуню, — отчиталась мама. — Джон трогал баллончик и тряпку.
— И дверную ручку, — добавил я. — И ручку туалета.
— И ты не снял перчатки?
— Нет.
— Ах, Джон!.. — раздраженно сказала мама. — Ладно, что еще?
— Я прикасалась к тележке, — продолжила Маргарет. — И еще мы должны продезинфицировать все поверхности — на всякий случай.
— И конечно, стол, — подытожила мама. — Давайте выделим зараженную зону вблизи Маргарет и перенесем туда все использованные инструменты; остальное помещение получается чистым. Когда закончим бальзамирование, отдраим комнату так, что она будет молить о пощаде.
— И вызовем полицию, — вставил я.
Мама и Маргарет удивленно посмотрели на меня.
— Зачем? — спросила мама.
— Это может быть важно для расследования.
— Ты думаешь, они не знают? Они четыре дня исследовали тело.
— В документах об этом написано? — поинтересовался я.
Мама задумалась и посмотрела на Маргарет:
— Он прав. Рон предупредил бы нас, если б знал. Возможно, пока тело было у них, бактерии еще не успели развиться.
— Кроме того, Рону необходимо продезинфицировать лабораторию, — сказала Маргарет. — Что толку от наших стерильных инструментов, если он будет привозить сюда зараженных покойников. — Она закатила глаза. — Есть подозрение, что лучше мне самой заняться его лабораторией. Не уверена, что Рон все сделает как надо.
Мама стянула перчатки, выбросила в корзину и вымыла руки горячей водой с мылом. Она выключила воду, задумалась на секунду, потом снова повернулась к раковине и протерла ручки кранов и дозатор жидкого мыла. Удостоверившись, что все чисто, она жестом попросила меня открыть дверь, чтобы больше ни к чему в комнате не прикасаться, и вышла в канцелярию позвонить.
— Молодец, Джон, — похвалила Маргарет. — Если они не знают о тканевом газе, то одна из ран может оказаться гораздо старше, чем они думают. У тебя нюх на такие вещи.
Она повернулась к груде органов, а я — к телу на столе. Тканевый газ чаще всего образуется в пролежнях — мерзко выглядящих омертвевших тканях, какие появляются у пациентов больницы или стариков, которые неделями или месяцами лежат без движения. Другой источник бактерии — гангрена, возникающая в похожих случаях. Если женщину при жизни долго держали взаперти, не разрешали двигаться, то бактерия могла появиться по одной из вышеперечисленных причин. Но мы не нашли тому доказательств, а ведь в обоих случаях остались бы обширные внешние повреждения. У нее же были только маленькие ранки, из которых любую инфекцию вычистили бы во время вскрытия.
Существовала еще одна возможность подцепить эту бактерию. Я подвел руки под тело и приподнял, чувствуя, как кожа свободно ходит под пальцами. Спину, как и остальные части тела, покрывали порезы, проколы и ожоги, но некоторые, как я заметил, были неправильной формы и крупнее других. Коронер так хорошо отмыл тело, что следов самой инфекции не осталось, но, если знаешь, что ищешь, хватит и формы повреждений: меня интересовали обычные ранки, только деформированные, словно растянутые. Как пролежни, но меньше по размеру. Рана претерпевала такие изменения под воздействием нескольких факторов, и только один из них мог вызвать появление тканевого газа. То ли по умыслу, то ли случайно в эти раны занесли человеческие экскременты.
Я внимательнее пригляделся к ранам. Возможно, ее несколько дней держали в помещении без туалета. А возможно, убийца сделал это нарочно. Так или иначе, его невероятная бесчеловечность ошеломила меня, погрузила в кошмар наяву, который накатил, как только мы начали работать над телом.
Я находился в морге, но одновременно в каком-то подвале. Я был с Джанеллой Уиллис — трупом и с Джанеллой Уиллис — кричащей, плачущей жертвой. Две разные реальности с ревом сплетались и расплетались вокруг меня — десятки, сотни раз. Я колол ее, жег, ломал кости. Иногда я смеялся, иногда бранился и бушевал, а иногда просто присутствовал, обессиленный и опустошенный. Часть моего разума наслаждалась происходящим, другая — анализировала; я пытался отключить обе и подумать о чем-то другом, но безуспешно. Тогда я сосредоточился на анализе, изо всех сил стараясь выжать пользу из своих кошмаров. Я надеялся, что смогу узнать или обнаружить что-то важное, мысленно прожив этот сценарий. Но выяснил, что представляю в главной роли Брук и каждый ее пронзительный крик вызывает у меня одновременно восторг и ужас.
«Нет!»
Я не желал погружаться в эту яму. Я не закрывал глаза, но сны наяву затуманивали зрение, смешиваясь с окружающей реальностью. Женщина на столе превращалась в Брук, я видел провал ее вскрытого живота.
