Так в Чикаго родилась новая телевизионная звезда.
В зимнем саду никто не потрудился даже предупредить Эйхорда, что этот старый уродливый гусь, который называл себя дядей Джорджем Кик-Сиськой, хотел “опустить Джека на девяносто процентов”. Такое вываливание в грязи “на девяносто процентов” было старой шуткой маленьких вечеринок, где того, кого бьют, оставляют живым, но, как говорится, раздевают догола. Дядя Джордж решил такое провернуть с Джеком, чтобы от того к концу передачи остался кровоточащий, трясущийся мешок протоплазмы. Джеку только сказали, что это приглашенный репортер, который задаст пару вопросов и кое-что прокомментирует после того, как Кристи закончит со своим интервью.
У Эйхорда слегка пересохло во рту, но его не трясло. Вскоре высокая худая женщина в джинсах, на высоких каблуках и с, потрясающим задом волгла в сад, улыбнулась Джеку и сделала знак своим длинным ногтем Драконовой Леди, показывая, чтобы он следовал за ней.
— Пора, — сказала она и улыбнулась.
Она произнесла это таким голосом, каким люди обычно разговаривают с детьми, когда ведут их к зубному врачу. С той же интонацией, с какой секретарша говорит, что шеф готов принять вас. А взгляд ее напомнил Эйхорду детство, когда учитель заканчивает разговаривать с твоими родителями и настает твоя очередь оправдываться. Светский, почти дружеский тон, который обычно порождает сильное сердцебиение или в крайнем случае дурное предчувствие.
В студии было холодно, и Джек думал, что немного согреется под лампами. Он почувствовал, как вдруг его бросило в пот от страха, и ощутил неожиданную ноющую боль с левой стороны. Приводя себя в порядок, подтянув носки и поправив галстук, он увидел, что монитор рядом с ним начал работать, и услышал резкий голос, который объявил:
— Чикагский восход солнца! Ведущая программы Кристи Саммерс пригласила сегодня в студию интересного гостя — Джека Эйхорда, эксперта по серийным убийствам. Он расскажет, как расследовал дела по убийствам “Одиноких Сердец”! И наш приглашенный репортер, неподражаемый дядя Джордж! А теперь для наших зрителей — Кристи!
“Оригинально”, — подумал Эйхорд, когда зажглась лампа на камере, стоящей рядом с Кристи. Она уже задавала ему вопросы.
— Эй-хорд или Ай-хорд, как правильно произносится ваше имя? — Она улыбнулась так широко, что стали видны все ее превосходные, будто вырезанные из единого куска белого пластика, зубы.
— Эйхорд, но...
— Как я поняла, это немецкий дифтонг. — Она была очень привлекательна, просто обворожительна и говорила на полудыхании. При такой комбинации у нее получалось светское произношение, и Эйхорду захотелось изменить свой ответ, но, к сожалению, он ничего не знал о немецком дифтонге, и единственная вещь, которая пришла ему в голову, это сказать что-то про французский язык, но он знал, что это вышло бы некстати, поэтому только улыбнулся по-идиотски, и его опять прошиб пот.
К счастью, она больше не задавала ему вопросов, закруглив свое выступление словами: “Мы расскажем вам ужасную историю о том, как был схвачен “Убийца Одиноких Сердец” современным Шерлоком Холмсом. “Чикагский восход солнца” продолжит интервью с ним после рекламной паузы!”
Вдруг режиссер сделал знак, проведя ребром ладони по шее, который понял даже Эйхорд. Все присутствующие засуетились. Камеры задвигались в море кабелей, переплетающихся, как огромные черные змеи, окружившие гнездо, где они сидели. Несколько человек подбежали к ним, поправляя что-то Кристи Саммерс, двое из них говорили ей что-то, к чему она отнеслась совершенно спокойно. Какая-то женщина начала запудривать Эйхорду лоб, на котором выступили капельки пота, кто-то еще поправлял ему одежду, прикасаясь чем-то, что он не мог никак определить. Джек услышал, как кто-то его спросил, не нужна ли ему влажная салфетка, и чуть не рассмеялся вслух над этим идиотским вопросом. “Что мне делать с этой влажной салфеткой?” — подумал он, но сумел отрицательно покачать головой и улыбнуться. Он наконец пересилил свое смущение и хотел попросить стакан воды, но вдруг все разбежались, и Кристи спокойно повернулась к нему и сказала:
— Я не собираюсь кусать вас. — И очень сексуально улыбнулась.
— О! — ответил он, не понимая, что она имеет в виду. Она произнесла это так, будто приложила к нему влажную салфетку. Разве он предполагал, что она собирается его укусить? Эти люди, которые его сейчас окружают, говорят какие-то непонятные вещи.
— Кажется, вы волнуетесь? — объяснила она ему так, как объясняют третьекласснику решение задачи. — Расслабьтесь, иначе я тоже начну волноваться, а уж если я разволнуюсь, мы оба будем нервничать. Мне придется обо всем сообщить режиссеру, и он остановит программу. А мы этого не хотим, не правда ли, Дон?
Кристи засмеялась, а Дон сказал: “Говори сама за себя”, и все замолчали.
Она была с ним любезна, и ей удалось успокоить его за пару минут, однако самый ужасный приступ страха начался у Эйхорда, когда начались телевизионные съемки. А затем он начал отвечать на вопросы Кристи и вскоре опять почувствовал себя спокойно перед рампами и камерами.
Сначала Джек попытался действительно рассказать ей о феномене серийных убийств. Но она знала заранее все ответы или, по крайней мере, хотела услышать только желаемое. Она стремилась произвести на Эйхорда впечатление, задавая ему вопросы следующим образом:
— На самом деле нет никакой направленности в серийных убийствах, не так ли? — Она спросила об этом как-то очень конфиденциально. Он ответил:
— Вы знаете, определенная направленность в этих убийствах есть. Кстати, в курсе по обучению полицейских в Куонтико один раздел так и называется “Логика и направленность серийных убийств” и...
— Но я хочу сказать, что. — И Кристи направила беседу в другое русло. Между прочим, со стороны можно было подумать, что все специально обставлено так, чтобы она выглядела как можно более непогрешимой.
Она была очень милой. Приятной. Гибкой. Она умела обворожить улыбкой, сверканием глаз и блеском волос. Она не выглядела куклой. Но казалось, что ей ничего не хочется узнать из беседы с Джеком, которая проходила слишком гладко. Как только он определил, чего она хочет, он стал давать закругленные, гибкие ответы, чтобы не говорить ничего лишнего и не подвести ни ее, ни себя. И когда она затронула опасное место, попытался отвести ее от вопроса о Сильвии Касикофф настолько, насколько смог. И никому не пришло в голову, что он уклонился от ответа.
Кристи была достаточно опытна, чтобы понять его, и не акцентировала на этом внимание. Он же заставил ее выглядеть так, будто она выполняет свое домашнее задание, хотя ей не нравилось то, что он уклоняется от подробностей и вдается в долгие объяснения, когда они затрагивают общие темы. Она знала, как добиться желаемого, и постоянно возвращалась к убийствам. “Хорошо поработал!” — подумал Эйхорд, предопределяя круг возможных вопросов и возвращая разговор к более безопасной теме, — об убийствах вообще. Но тут в беседу вступил дядя Джордж, и все расползлось по швам.
Джордж просто сел и замолчал, даже не взглянув на Эйхорда. Он смотрел на пол, пока кто-то рядом не бросил свою реплику. Тогда глаза Джорджа широко открылись, он уставился прямо в центр камеры, на которой зажегся красный огонек, и вдруг затараторил. Смотрел-то он в камеру, но разговаривал с Джеком Эйхордом. В своем первом длинном нудном неясном вопросе он употребил словосочетание “мероморфная функция”. У Джека затуманились глаза, и он сказал:
— Извините, но я не понял, что вы имеете в виду?
— Что? — категорично спросил дядя Джордж.
— Мне неизвестен термин “ме-ро-морфная функция”. Как я могу ответить на вопрос, если я его не понял?
— Хорошо, давайте я объясню вам, — неумолимо сказал Джордж, все более нервничая. — Словарь определяет мероморфную функцию как функцию сложного разнообразия, которая регулярна в некоторой области, за исключением конечного числа точек, где она уходит в бесконечность. Это слово произошло от греческого meros — часть. Я не слишком быстро говорю? Вы понимаете значение слов “функция, сложный, разнообразие, область, число, точка, бесконечность” или мне возвратиться и объяснить их вам? Правда, это займет большую часть моего эфирного времени и тогда мы не сможем услышать вашу версию того, почему модус операнди вчерашнего убийства значительно отличается от такового в предыдущих убийствах в Чикаго.
Лицо ведущего стало ярко-красным, и Эйхорд подумал, что он выглядит как человек, у которого начался сердечный приступ и которого апоплексический удар хватит прямо здесь.
Он сказал:
— Извините, но я забыл ваш вопрос. — И тем самым окончательно выбил дядю Джорджа из седла.
Это был провал. Мог ли старый осел знать, что полицейские бывают разные? И это было триумфом Джека, который даже и не пытался врать.
