Не прикасаясь к бумаге, Сэм пробежал глазами текст.
– Опять “Крейвиц энд Бэйн”?
– Нечто вроде.
– Как понять – нечто вроде? Здесь четко указано, что я позволяю этим евреям представлять мои интересы. Черт возьми, у меня ушла куча времени, чтобы избавиться от них. Я им даже не платил.
– Выполнять соглашение буду я, Сэм. Их вы увидите, если только захотите.
– Не захочу.
– Тем лучше. Я числюсь в фирме, поэтому документ вы подписываете с ней. Все очень просто.
– Оптимизм юности. Все очень просто! Я сижу в тридцати метрах от газовки, часы тикают, отсчитывая последние минуты, и все очень просто.
– Подпишите бумагу, Сэм.
– И что дальше?
– И мы приступим к работе. Официально я могу действовать лишь после того, как будет оформлено соглашение. Подписываете его, и мы начинаем.
– С чего?
– Вы подробнейшим образом расскажете о взрыве офиса Крамера.
– Я делал это тысячу раз.
– Придется повторить. В моей записной книжке сотни вопросов.
– Все их уже задавали.
– Да, но не слышали ответов. Так? Сэм сжал зубами фильтр.
– А потом, задавал их не я. Так?
– По-твоему, я лгал?
– Не лгали?
– Нет.
– Но и сказали далеко не все. Так?
– Да какое это имеет значение? Ты же читал отчеты.
– Я выучил их наизусть, но вопросы остались.
– Типичный юрист.
– Если появятся новые факты, то появятся и способы представить их. Все, что нам нужно, Сэм, это дать судье повод задуматься – раз, другой, третий. Ему потребуется разобраться, и отсрочка гарантирована.
– Правила игры мне известны, сынок.
– Адам, только Адам.
– Тогда обращайся ко мне на ты и зови меня дедом. Думаю, ты намерен подать апелляцию губернатору.
– Да.
Сэм придвинулся к окошку, выставил вперед правую руку с торчащим указательным пальцем. Лицо его стало каменным, глаза сузились.
– Слушай меня, Адам, слушай. – Указательный палец грозно покачнулся. – Если я подпишу твой листок, ты не скажешь этому выродку ни слова. Ни слова. Понял?
Адам молчал.
– Сукин сын! Подлое, продажное ничтожество с очаровательной улыбкой на устах. Это он усадил меня на Скамью. Свяжешься с ним – не быть тебе моим адвокатом.
– Значит, я все-таки твой адвокат?
Рука опустилась, Сэм перевел дух.
– О, я могу дать тебе возможность попрактиковаться. Знаешь, Адам, занятия юриспруденцией – гиблое дело. Корми я, добропорядочный гражданин, жену и детей, плати налоги, уважай закон, ни один юрист даже не посмотрит в мою сторону. Почему же тогда к грязному убийце, у которого ни гроша за душой, со всей страны слетаются увешанные громкими титулами известные адвокаты, многие даже на собственных самолетах? В состоянии ты это объяснить?
– Нет. Они меня не интересуют.
– Поганую профессию ты выбрал.
– Большинство юристов – честные люди.
– Еще бы. А большинству моих соседей стать проповедниками помешало только заведомо несправедливое обвинение.
– Губернатор может оказаться нашим последним шансом.
– Он сгорает от желания посмотреть, как я буду умирать. А потом этот надутый индюк соберет пресс-конференцию и подробненько опишет детали происходившего. Мразь, он и взлетел-то на такую высоту благодаря именно мне. Держись от него подальше, Адам.
– Мы обсудим это позже.
– Мы уже обсуждаем это. Дай слово, иначе я ничего не подпишу.
– Другие условия будут?
– Будут. Хочу внести кое-какие дополнения. Мне нужно, чтобы твоя фирма не вздумала брыкаться, если я вдруг решу послать тебя ко всем чертям.
– Позволь-ка, мне взглянуть на текст.
Взяв у Сэма лист с соглашением, Адам аккуратно вписал в него еще один абзац, вернул бумагу Кэйхоллу. Тот медленно прочитал пять новых строк и положил лист на стол.
– А подпись?
– Я еще размышляю.
– Могу я задать несколько вопросов, пока ты размышляешь?
– Валяй.
– Где ты овладел искусством обращения со взрывчаткой?
– В воскресной школе.
– До случая с Крамером прозвучало по крайней мере пять взрывов. Каждый раз схема оставалась одна и та же: динамит, детонаторы, бикфордов шнур. Но в Гринвилле применили часовой механизм. Кто научил тебя делать бомбы?
– Ты когда-нибудь запускал фейерверки?
– Конечно.
– Тот же принцип: поджигаешь шнур и бежишь со всех ног.
– С часовым механизмом дело обстоит чуть сложнее. Кто тебя научил?
– Мамочка. Когда ты намерен прийти сюда в следующий раз?
– Завтра.
– Хорошо. Мне нужно все обдумать. На сегодня разговор окончен, хватит идиотских вопросов. Прочту документ, кое-что подправлю, а завтра продолжим.
– Это пустая трата времени.
– Я потратил впустую почти десять лет. Днем больше, днем меньше – какая разница?
– Если не подпишешь, меня могут не пропустить к тебе. Сегодня они просто закрыли глаза.
– Отличные они все-таки парни, а? Скажешь, я нанял тебя еще на одни сутки. Пропустят.
– Предстоит куча работы, Сэм. Не стоит тянуть.
– Мне нужно подумать. Девять с половиной лет в одиночке превращают человека в аналитика. Но не в спринтера, малыш. Для того чтобы расставить все по своим местам, требуется время. Дай собраться с мыслями, как ни крути, ты застал меня врасплох.
– О'кей.
– К завтрашнему дню я войду в норму. Тогда и поговорим, обещаю.
– Не сомневаюсь. – Адам сунул папку в кейс, откинулся на спинку стула. – Я пробуду в Мемфисе около двух месяцев.
– В Мемфисе? Разве ты живешь не в Чикаго?
– У нас здесь небольшой филиал. Телефон указан на визитной карточке. Понадоблюсь – звони.
– Что ты будешь делать, когда все закончится? – Не знаю. Наверное, вернусь в Чикаго.
– Ты женат?
– Нет.
– А Кармен замужем?
– Нет.
– Как она выглядит?
– Симпатичная, очень умная девушка. Похожа на мать.
– Эвелин была настоящей красавицей.
– Она и сейчас красива.
– Я всегда считал, что Эдди с ней повезло. Но семья ее мне не нравилась.
“А она не приходила в восторг от семьи Эдди”, – подумал Адам. Подбородок Сэма почти уперся в грудь, Кэйхолл кулаками потер глаза.
– Похоже, тебе придется попотеть, – сказал он, не поднимая головы.
– Да.
– Некоторые твои вопросы останутся без ответа.
– Ты расскажешь мне все, Сэм. Ты передо мной в долгу, да и перед собой тоже.
– Узнать все тебе и самому не захочется.
– Испытай меня. Я устал от секретов.
– Зачем тебе это?
– Чтобы найти в своем прошлом хоть какой-то смысл.
– Пустая трата времени.
– Решать это буду я. Поднявшись, Сэм с шумом выдохнул:
– Я, пожалуй, пойду. Глаза их встретились.
– Конечно, – сказал Адам. – Принести тебе завтра что-нибудь?
– Нет. Приходи сам.
– Обязательно.
Пакер повернул в замочной скважине ключ, и из узкой полоски тени они ступили под палящие лучи солнца. Прикрыв глаза, Адам на секунду остановился, похлопал себя по карманам в поисках темных очков. Страж терпеливо ждал, на переносице его поблескивала дешевая имитация “рэйбана”[7]. Духота стояла такая, что густой, плотный воздух, казалось, можно было видеть. Лицо и руки Адама мгновенно стали мокрыми. Очки оказались в кейсе. Надев их, следом за Пакером он двинулся по кирпичной дорожке.
– Как Сэм? – поинтересовался чернокожий гигант, неторопливо переставляя ноги. – В порядке?
– Вроде да.
– Проголодались?
– Нет.
Адам бросил взгляд на часы: начало второго. Уж не думает ли Пакер угостить его тюремной пайкой? Лучше не рисковать.
– Зря. Сегодня среда, а по средам у нас дают тушеную репу с маисовыми лепешками. Объедение!
– Благодарю.
Адам был уверен, что где-то в его генах таится безумная любовь к тушеной репе и маисовым лепешкам. От сегодняшнего меню ему следовало исходить слюной. Но Холл считал себя истинным калифорнийцем и даже представить себе не мог, как эта тушеная репа выглядит.
– В другой раз, – добавил он. Не верилось: ему предложили отобедать на Скамье!
У ворот Пакер остановился, сунул руки в карманы.
– Когда теперь? – спросил он.
– Завтра.
– Так быстро?
– Да. У меня тут дела.
– Что ж, рад знакомству. – Пакер широко улыбнулся. Проходя через вторые ворота, Адам увидел опускавшееся на веревке красное ведерко. В полутора метрах от земли ведерко повисло, и среди десятка связок ключей он нашел свои. Возле “сааба” стоял белый микроавтобус. Стекло в дверце водителя поползло вниз, из кабины показалась голова Лукаса Манна.
– Спешите?
Адам еще раз посмотрел на часы.
– В общем-то нет.
– Отлично. Забирайтесь внутрь. Нужно поговорить. Заодно покажу вам наше хозяйство.
“Хозяйство” Адама нисколько не интересовало, но беседы с Манном все равно было не избежать. Он раскрыл дверцу салона, бросил на заднее сиденье кейс и пиджак. Внутри, слава Богу, работал кондиционер. Накрахмаленный и выглаженный Лукас выглядел по-прежнему безукоризненно. Тронувшись с места, он направил машину в сторону автострады.