— У меня мать умерла, — заявила я.
От изумления Кадзуэ подскочила на стуле.
— Мать? Умерла? Сегодня?
— Ага. Точнее — вчера.
— Тогда тебе домой надо?
— Сейчас пойду. Мне бы позвонить.
Кадзуэ молча показала на лестницу. Я спустилась в темноте по скрипучим ступенькам и постучала в дверь, из-под которой выбивалась полоска света. В комнате неясно бормотал телевизор.
— Да! — послышался раздраженный мужской голос. Отец! Я отворила дверь.
В желтоватом свете скромной гостиной — ее главным достоинством были обшитые деревянными панелями стены — я увидела сестру, мать Кадзуэ и сидевшего на диване перед телевизором мужчину средних лет. Все разом повернули головы. Посуда в шкафу, стоявшем напротив двери, была самая заурядная, из супермаркета. Дешевая мебель — обеденный стол, стулья, диван с креслами — все из ДСП. Увидели бы эту картину наши школьные «друзья», вот бы поиздевались.
— Можно позвонить?
— Пожалуйста.
Маман кивнула в сторону темной кухни. У дверного проема примостился черный телефонный аппарат старой модели, с диском. Рядом помещалась картонная коробочка с надписью «Десять иен». Родители Кадзуэ с непроницаемыми лицами даже не удосужились сказать: «Не обращай внимания. Это не для тебя». Я пошарила в кармане школьной юбки и, выудив десятииеновую монету, бросила в коробку. Она глухо стукнулась о дно. Видно, гости не часто бывают в этом доме, но все равно брать деньги за телефон — плохая шутка, думала я, с трудом поворачивая заедающий диск и разглядывая восседавшую передо мной семейку Кадзуэ.
Сестра Кадзуэ, лишившаяся из-за меня стула, сидела за столом и с деловым видом что-то писала в раскрытой тетради. Маман, вытянув шею, заглядывала в ее писанину и полушепотом давала какие-то советы. Обе мельком глянули на меня и снова уставились в тетрадку. Папаша, облаченный по-домашнему — в пижаму, — смотрел какую-то викторину. Я заметила, что он включил эту программу случайно и просто глядел на экран, без всякого интереса. Ноги его нервно подергивались. На вид лет сорок пять — пятьдесят. Невысокий, с багровой физиономией и редеющими волосами. Его запросто можно было принять за откормленного деревенского мужичка. Он меня разочаровал. Я жила с дедом-японцем, но из-за того, что отец у меня иностранец, меня всегда очень интересовало, какие отцы японцы. Особенно хотелось посмотреть на отца Кадзуэ, хозяина семьи, которого все так уважали. И вот пожалуйста: обыкновенный смурной дядька. Ну и ну!
После нескольких гудков я услышала щелчок — взяли трубку.
— Дед, ты?
— Где тебя носит? — Это был не дед, а его подруга-страховщица. — У нас тут такие дела! У деда вечером поднялось давление, он сейчас в постели. А все из-за того, что отец и сестра там, в Швейцарии, поссорились, звонили несколько раз. Такой шум подняли! Твой дед — золотой человек! Они вроде успокоились, а ему плохо стало. А тут еще тебя нет. Мы с ума сходим!
— Извините. Как он себя чувствует?
— Нормально. Мне позвонил управдом, я сразу прибежала. Он успокоился и тут же уснул. С матерью-то какое несчастье! Вот для таких случаев и нужна страховка. Вот и вам бы надо… Говорят же, со стороны виднее.
Разговор затягивался, поэтому я торопливо пробормотала:
— Еду. — Из Сэтагая к нам добираться долго, на другой конец Токио.
— Сколько тебе ехать? — спросила страховщица.
— Часа полтора.
— Тогда позвони сестре, перед тем как выходить.
— Юрико? К чему такая спешка?
— Ей в похоронное бюро надо. Она очень торопилась. Сказала, обязательно хочет с тобой посоветоваться.
— Но я сейчас в чужом доме.
— Ну и что? Скажи, что заплатишь за международный звонок. Когда приедешь, уже поздно будет звонить.
— Ладно.
Из-за чего отец и Юрико могли поругаться? Не иначе у них в Швейцарии произошло что-то ужасное. Я обернулась к матери Кадзуэ.
— Извините, можно позвонить за границу, в Швейцарию? Это очень срочно.
— А что случилось?
Ее глаза настороженно сузились за стеклами очков.
— У меня мать умерла вчера ночью, и сестра просила ей позвонить.
Шокированная маман посмотрела на отца. Тот резко обернулся. Какие у него глаза! Уголки чуть приподняты, а сами сверкают так, что просто парализует. В них высокомерие, они внимательно изучают объект — чтобы раздавить его. Я чувствовала, как они пристально рассматривают и оценивают меня, ребенка. Не желая уступать его взгляду, я выпятила грудь. Да, в отце Кадзуэ — та же воля, что у меня и Мицуру. Недобрая, дурная воля. Но более высокого уровня, чем у нас. Навязчивая, хитрая. Блестящая. Отец оказался единственной привлекательной личностью в семье Кадзуэ. Послышался его хриплый притворно-ласковый голос:
— Ужасно! Пожалуй, лучше звонить через оператора. Так сразу понятно будет, сколько платить за звонок. Для всех удобно.
— Хорошо.
Мой отец взял трубку первым. Он еще не пришел в себя.
— Это какой-то бред! Кошмар! — Это слово он произнес по-английски. — К нам явилась полиция и стала задавать мне разные вопросы. Сказали: странно, что ваша жена умерла, когда вас не было дома. Что же тут странного?! Ведь она совсем сдвинулась. Я-то тут при чем? Я разозлился и стал себя безопасить. Ужасный был разговор! Кошмар! — Опять по-английски. — Очень печально и тяжело, но еще хуже быть под подозрением.
— Не безопасить, а защищаться, оправдываться. Так, наверное?
— Что?
— Ничего. Проехали. А почему они тебя подозревают?
— Я не желаю об этом говорить. Не хочу обсуждать такое с дочерью. В четыре часа придет следователь. Знаешь, как я разозлился на них!
— А похороны когда?
— Послезавтра, в три часа.
Отец едва успел закончить фразу, как я услышала голос Юрико.
Трубку, что ли, у него вырвала? Я услышала, как он выругался по-немецки.
— Это я! Завтра сразу же после похорон вылетаю в Японию. С ним больше невозможно. У его турчанки, видите ли, выкидыш от шока, и он привез ее сюда. Маму еще даже не похоронили! Она еще здесь лежит! Я полиции все выложила. Сказала, что эта его девка больше всех виновата в маминой смерти. Пусть следователь разбирается. Так им и надо!
— Ну что ты устраиваешь?! Кому нужен весь этот концерт?
— Да, устраиваю! А он что делает?!
Юрико зарыдала. Видно, за несколько часов, что прошли с нашего утреннего разговора, они там вдрызг разругались.
— Мать умерла скоропостижно, отец тоже в шоке. Это же понятно. Пусть кого хочет в дом приводит, а ты держи себя в руках. Надо же кому-то его поддержать.
— Ты что говоришь-то?! Совсем с ума сошла?! — взъярилась Юрико. — Мама умерла, а тебе до лампочки! Тебя бы на мое место, сразу поняла бы, что к чему. Тебе на все наплевать! Мама руки на себя наложила, и он сразу ей замену нашел. А через несколько месяцев они нас братиком или сестрой осчастливят! Мама умерла, потому что он другую завел. Это все равно что сам убил. Или его любовница убила. Больше знать его не хочу!
Пронзительный голос Юрико, преодолев десять тысяч километров, просачивался из черной телефонной трубки и разносился по мрачной комнате.
— Мать умерла не от этого. У нее были свои причины. — Я фыркнула: — «Знать его не хочу!» А деньги у тебя есть? Наверняка нет. Где ты в Японии жить собираешься? Как будет со школой?
Юрико не должна возвращаться в Японию. Ни за что. Но какого черта папаша так себя ведет? Мать умерла, а он в тот же день притащил в дом беременную подружку. Такого фортеля я от него не ожидала. Тут я вспомнила про хозяев: они сидели, затаив дыхание и не сводя с меня глаз. Я встретилась с осуждающим взглядом отца Кадзуэ: «Это что за разговоры в моем доме!» — и поспешно закончила разговор:
— Ладно, закругляемся. Потом поговорим.
— Нет уж! Мы должны сейчас все решить. С минуты на минуту явится полиция. Мне надо ехать вместе с ними — везти маму в похоронное бюро.
— О Японии забудь! Нечего тут тебе делать! — закричала я.
— Какое у тебя право мне приказывать?! Я еду.
— Куда?
— Без разницы. К тебе нельзя — попрошусь к Джонсонам.
— Сколько угодно. Давай, действуй.
— Ну ты и зараза. Только о себе думаешь.
Джонсоны! Придурковатая семейка. Как раз то, что надо Юрико. У меня будто гора с плеч свалилась. Если она поселится у них, видеться нам не придется, а раз так, пусть делает что хочет — возвращается или остается в своей Швейцарии. Мне наплевать. А я буду и дальше тихо-мирно жить с дедом.
— Позвони, когда прилетишь.
— Тебе же до меня никакого дела нет. Свинья ты!
Уловив краем уха последние слова Юрико, я быстро положила трубку. Разговор занял минут десять. Отведя глаза, семейка Кадзуэ с нетерпением ждала, когда позвонит оператор и скажет, на сколько я наговорила. И дождалась. Не успела я протянуть руку к трубке, папаша с неожиданной прытью подскочил к аппарату.
