Глава 4
Прокатившись с Поликарпычем к Сухой Балке, я убедился, что Карлесоны могут не только варенье трескать и на общественных крышах зависать. Перешеек имел место. Ну естественно, не в десять метров шириной, как по недомыслию пообещал Валера, а метров в пять, не больше, однако плотно утрамбованный — будто кто катком утаптывал, и вполне достаточный для прохождения на пониженной передаче большегрузного транспорта.
— Совсем оборзели, члены… — растерянно пробормотал я, подходя к правой обочине перешейка и всматриваясь в очертания валявшегося внизу «КамАЗа» с прицепом, опрокинутого на левый бок. Этакая своеобразная памятка коридорным водилам о необходимости соблюдения мер безопасности при транспортировке левого груза. — И не лень вам было вкалывать? — выразил я свое недоумение, приглашая жестом Поликарпыча разделить со мной негодование по поводу чрезмерной активности коридорной группировки. — Нет, ты посмотри — я же говорил, тут землеройной бригаде работы на месяц, не меньше!
— Че там вкалывать, — не согласился Валера, выходя из машины и доставая из кармана «Беломор». — Поставь пару экскаваторов с отвалами, да пусть день и ночь гребут сверху. Вона, смотри, как они эту сторону спланировали. Метра на два точно будет.
Я посмотрел — действительно, склон балки со стороны ЗОНЫ на пару метров казался выше своего противоположного собрата. А это что значит?
— И что это значит? — спросил я Поликарпыча, выдергивая у него из пачки «беломорину» — курить давно бросил, но иногда тянуло побаловаться. — Почему разные склоны?
— Как что? — даже удивился Валера, с любопытством наблюдая, как я подкуриваю от его зажигалки. — Наши экскаваторы работали. Не с ЗОНЫ. Наглые, как танки, бляха-муха…
Правильно — наши экскаваторы. Три года назад тутошние казаки начали возводить различные препятствия на протяжении всей границы с ЗОНОЙ — по мере своих сил и возможностей, не поддерживаемых государством. Природа, как бы идя навстречу желанию простого люда оградить себя от нечисти, прущей из ЗОНЫ, разбросала во многих местах приграничья балки и выемки естественного происхождения, которые оставалось лишь расчистить, углубить и соединить между собой рвами. Насколько я знаю, Сухая Балка явилась для казачьего войска одним из наиболее трудоемких участков — ее древние склоны были очень пологими, и раньше по ним с разбегу пролетали в обе стороны все кому не лень. Очень уж удобно балочка располагается. Если по карте смотреть, через нее проходит ровная как стрела грунтовая дорога, зарегистрированная доразвальными топографами. Дорога эта ведет прямиком в ЗОНУ и экономит массу времени водителям — по близлежащей трассе, годной для проезда через этот участок, нужно плестись со скоростью не более 15 километров в час на протяжении 70 километров. Вот и разрыли балку казачки — славно потрудились в свое время.
А теперь, стало быть, джигиты решили восстановить дореформенную топографию и сделали это самым беспардонным образом. Не из ЗОНЫ подкрались, сторожась и озираясь по-сторонам, а по-хозяйски подъехали с нашей стороны и погнали себе помаленьку тесать склон. Наглецы! Нет, так не пойдет. Что-то я в последнее время стал замечать, что все чаще удивляюсь. Надо привыкать. Или работать надо, чтобы не пришлось привыкать. Работать мы не прочь — было бы только с кем!
— Слазим посмотрим? — предложил хозяйственный Поликарпыч, ткнув папиросой в валявшийся на восьмиметровой глубине «КамАЗ». — Может, чего осталось… Слазим?
— Можно, — согласился я, сразу переходя от слов к делу — аккуратно поехал на подошвах вниз, придерживаясь руками за склон. — Только брать ничего не будем.
— Чего так? — удивился Поликарпыч, пристраиваясь мне вслед. — Заминировано?
— В машине трупы были, — попугал я своего спутника. — Нельзя ничего из нее брать — дурная примета.
— Почему ты решил, что там трупы? — Валера сразу вдруг отстал от меня — не захотел спускаться дальше. –
Воняет, что ли? Я не чувствую че-то… Не, совсем не воняет. Почему ты…
— Дураку понятно, что водила и все, кто сидел в кабине, завернули ласты, — пояснил я, продолжая спускаться. — Шли из ЗОНЫ, под уклон, не вписались в габариты и с восьми метров рухнули кабиной вниз. Смотри — кабина всмятку.
Кабина, однако, была целой — обнаружив это, Поликарпыч скептически хмыкнул, воспрял духом и, спустившись ко мне, принялся осматривать машину. «КамАЗ» лежал на боку, что несколько затрудняло исследование. Трупов мы, как и следовало ожидать, не обнаружили — то ли сами ушли, то ли уволок кто, дабы не оставлять следов. Все доступное демонтажу оборудование было снято, причем неторопливо, с чувством, толком, расстановкой — не гнал никто механиков. Стекла тоже отсутствовали, но, судя по куче мелкого крошева, они просто рассыпались при падении — стойки кабины слегка повело. А вообще машина сильно не пострадала: если бы имелась возможность вытащить ее, наверняка можно было бы заняться реставрацией, как отметил мой спутник.
— Я бы его за неделю отрихтовал, — сожалеюще вздохнул Валера. — Только не вытянуть его отсюда — разве что эмчеэсовской техникой… И не воняет. И крови не видать — не было тута трупов. Не было, а?
— Не было, — легкомысленно согласился я, проигнорировав характерные буроватые пятна на панели, — меня в этот момент заинтересовал валявшийся неподалеку в куче хлама предмет, совсем не гармонирующий с такими понятиями, как «дикие дети гор» и «тупоголовые аборигены». Выбравшись из кабины, я принялся с любопытством рассматривать истоптанный грубыми сапожищами механиков ноутбук «FUJITSU». — Такую классную вещицу угрохали, уроды… — посетовал я, сделав вывод, что компьютер безнадежно испорчен. — Видимо, по башке им били друг друга, дебилы, а он для таких развлечений не предназначен… У тебя мелкой отвертки нету?
— А вот! — радостно вспорхнул ко мне Поликарпыч, вытаскивая из-за пазухи набор отверток, пару плоскогубцев, кожанку с ключами и остро отточенный нож. — От нашего стола вашему…
— Да ты никак мародерствовать намылился! — притворно нахмурился я, выбирая две необходимые мне отвертки. — Это, между прочим, неэтично. Чему в школе учили?
— Ты бы лучше помог обивку снять, — не обратил внимания на последнюю фразу Поликарпыч — он шустро залез в салон и уже вовсю рвал заклепки из потолочной обивки. — Посмотри — натуральная кожа, мать его ети! Денег, что ли, некуда девать?! И поролон — нулячий. Недавно лежит, пару недель, не больше. Нет, ты смотри — натуральная, бляха-муха! Как раз — я пацану с нее куртку сошью.
— Брось ты ее, — буркнул я, пытаясь отделить растрескавшуюся клавиатуру ноутбука от корпуса. — Я твоему пацану новую куртку куплю. Кожа-то дырявая!
— Это ты свою компьютерию брось, — не согласился Валера, продолжая с увлечением снимать кожу. — Смотри — вдрызг расколошматили. Толку теперь с него!
— Полторы штуки баксов, — отреагировал я, отделив наконец клавиатуру. — О! «Винт» целехонек. Удивительное дело…
— А че с винтом станется? — удивился Валера. — Железо, оно и есть железо. А полторы штуки — это что?
— Это жесткий диск, — пояснил я, извлекая на удивление не пострадавший жесткий диск и укладывая его в карман куртки — если представится возможность, посмотрим, чего там у супостатов записано. Хотя, если бы что-то стоящее было, не бросили бы. И потом — дети гор не станут доверять свои секреты машине, воспитаны не так. Для них компьютер — не более чем красивая и престижная игрушка. Но все равно — хорошая вещица. За год работы в «Егоре» я освоил компьютер на уровне опытного «юзера» и успел заболеть РС-манией…
— «Винт», Валера, — это сленг. Жаргон, то бишь. А полторы штуки стоит вот эта разбитая хреновина. У меня была такого же типа, я цену по каталогу смотрел.
— Полторы штуки — это сколько в рублях? — озабоченно поинтересовался Валера, не переставая рвать закрепки.
— Почти тридцать тысяч рублей, — быстро посчитал я. — А тебе какая разница? Все равно изломана игрушка.
— С жиру бесятся, — хмуро буркнул Поликарпыч. — Совсем сдурели. Я за свою «Ниву» двадцать просил — не дает никто. Один хмырь предлагает за двенадцать — и все. Краше цены нету. А это — тридцать штук… С жиру бесятся! Кстати — на, это, наверно, от нее детальки.
Поликарпыч высунулся из кабины и бросил мне пластиковый футляр. Щелкнул подпружиненной крышкой — внутри покоились три трехдюймовые дискеты. На секунду сердечко замерло в могучей груди, кто-то звонко крикнул в голове: «Вот оно!!!» Однако тут же пришла на ум избитая истина о том, что горец и компьютер — понятия, далекие друг от друга, и в подавляющем большинстве случаев первый используется последним лишь в качестве красивой игрушки. Сердечко в могучей груди поскакало дальше. И потом — ну кто же будет открыто хранить информацию особой важности? Компьютер бросили, дискеты оставили — значит, что? Значит, ничего — пустышка. Это просто я такой подозрительный — потому как работаю один, без команды, от работы настоящей отвык и отвык от экзотики пограничья…
