Переодевшись в тренировочный костюм и натянув кроссовки, Ласситер отправился на берег озера. Дул сильный ветер, но Джо, упрямо наклоняя голову, пробежал три мили – до яхт-клуба и обратно. Когда он, ощущая приятную усталость, вернулся домой, уже темнело.
Душ вернул его к жизни, и Ласситер быстро оделся. Он влез в светло-голубую оксфордскую рубашку, которую так любила Моника («Ее цвет ну точно как твои глаза!»), надел темно-синий костюм с почти невидимыми полосками, тщательно завязал бордовый с черным галстук, обулся в модельные ботинки и натянул кожаные перчатки. Вся одежда была куплена в «Барберри» и лишь ботинки – у «Джонстон и Мерфи», да пальто (слегка поношенный черный кашемир) он приобрел лет восемь назад в Цюрихе. Как правило, Ласситер одевался намного проще, но сегодня он облачался для Уиллиса Уайтстоуна.
Отель находился на Стейт-стрит, и Ласситер отправился туда пешком. Чтобы явиться к шести, ему пришлось заскочить по дороге в бар и скоротать время за выпивкой. В глубине души Джо немного нервничал – ведь он действовал почти вслепую. Кто знает, не оставил ли Джон Доу в отеле пистолет или кокаин? Глубоко вздохнув, он вошел в «Амбассадор», стараясь держаться как можно увереннее.
Уиллис Уайтстоун был сама любезность. Ласситер вручил ему визитку Виктора Оливера, бросил взгляд на счет и отсчитал семь стодолларовых купюр. Отмахнувшись от сдачи со словами: «Мистер Гутиеррес сказал, что вы были очень внимательны», – он принял из рук Уиллиса кожаную дорожную сумку. Клерк поставил штамп на счет, Ласситер небрежно повесил сумку на плечо и, помахав на прощание Уайтстоуну, вышел в холодный чикагский вечер.
Вернувшись в «Никко», Джо сбросил пальто, но перчатки снимать не стал. Сумка была старая, но, судя по качеству кожи, очень дорогая. Простая и элегантная, с твердым дном, мягкими боками и широким кожаным наплечным ремнем. На ярлыке внутри было написано: «Черутти, Рим». Центральное отделение застегивалось на молнию, так же как и два кармана по бокам. Ласситер расстегнул все молнии и вывалил содержимое на постель.
Там оказались пара рубашек в стиле ретро (либо крайне дорогих, либо очень дешевых), кожаный ремень, носки, комплект нижнего белья и брюки из легкой ткани. Многообещающим казался бумажник из телячьей кожи размером пять на девять дюймов. Заглянув внутрь, Ласситер обнаружил использованный авиабилет Майами – Чикаго, рекламную брошюру агентства по прокату машин и три дорожных чека, подписанных Хуаном Гутиерресом.
Разочарование Ласситера не поддавалось описанию.
«Там обязательно найдется что-то еще», – убеждал он себя. Ласситер взвесил сумку на руке, тщательно прощупал все отделения и похлопал по бокам. Особенно внимательно он исследовал дно – изнутри и снаружи. Пусто. Ласситер повторил процедуру несколько раз. Он был уверен, что в сумке есть потайной карман, но обнаружить его не мог.
Только с третьей попытки он нащупал плоское отделение, идущее вдоль твердого дна. Оно открывалось, если потянуть за край. Поначалу Ласситер думал, что разрывает шов, но оказалось, что карман сидит на липучке. Из тайника он извлек довольно толстую прямоугольную картонку (собственно, дно сумки), раскрывающуюся как книга. Внутри Ласситер нашел два тщательно вырезанных углубления, в одном из которых находилась пачка банкнот, а в другом – паспорт.
Паспорт оказался итальянским, и у Джо заколотилось сердце, когда он, развернув красную обложку, увидел лицо человека, убившего Кэти и Брэндона. Франко Гримальди. На снимке было то же лицо, что и на созданной полицией картинке, – только более молодое. Ласситер затрепетал, как охотник, увидев дичь в перекрестии его прицела. Это было удивительно, учитывая, что убийца уже находился в больнице под вооруженной охраной, но Джо не мог справиться с волнением.
Джон Доу обрел наконец имя и лицо, и Ласситер почувствовал, что сможет раскрыть тайну убийства Кэти и Брэндона вне зависимости от того, заговорит Гримальди или будет по-прежнему хранить молчание.
Раньше он не мог понять, почему люди так стремятся узнать причину и обстоятельства гибели своих любимых. Он читал о семьях солдат, пропавших без вести на войне, о друзьях и родных жертв катастрофы в Локерби, и его всегда поражало их неуемное, страстное желание познать истину, добиться справедливости и наказать виновных. Ласситер всегда задавал себе вопросы: почему они так хотят знать подробности? Почему не могут спокойно жить, оставив трагедию в прошлом?
Теперь он знал ответ.
Ласситер достал из мини-бара крошечную бутылочку, отвинтил пробку и вылил пару унций виски в стакан для воды. Усевшись за стол, он положил паспорт перед собой и принялся его рассматривать. На противоположной от фото странице имелись все сведения о владельце документа. Гримальди Франко. Родился 17 марта 1955 года. На белом подклеенном листочке с официальной печатью, похоже, был новый адрес: 114, виа Генуя, Рим. Ласситер отогнул листок и нашел под ним прежний адрес Гримальди – виа Барберини. Номер дома оказался заклеен. Далее следовал номер паспорта и антропометрические данные: вес в килограммах и рост в сантиметрах. Переведя их в уме в привычную систему, Ласситер получил двести двадцать фунтов и шесть футов один дюйм. Затем шли приметы: волосы черные, глаза – карие. Он перелистал страницы, на которые проставляются визы и отметки о пересечении границ, и на пол выпал небольшой лист бумаги. Ласситер поднял его.
Это было телеграфное подтверждение о депонировании 50 тысяч долларов на счет Гримальди в отделении банка «Швейцарский кредит» на Банхофштрассе в Цюрихе.
Отложив подтверждение в сторону, Ласситер вернулся к изучению паспорта. Он думал, что сможет проследить за передвижениями Гримальди по печатям и штампам, но они настолько густо забивали документ, что пришлось составлять отдельный список. Перелистывая страницы, Ласситер расшифровывал содержание всех печатей, которые поддавались расшифровке, и записывал каждое пересечение границы туда и обратно на листке желтой бумаги. Когда с этим было покончено, он взял еще один лист бумаги и все переписал, но на этот раз в хронологическом порядке.
Паспорт охватывал период в десять лет, и самые ранние штампы датировались 1986 годом. Они свидетельствовали, что Гримальди курсировал между Бейрутом и Римом. Ласситер знал, что в 1986 году Бейрут напоминал седьмой круг ада. Оставшихся в городе европейцев приковывали к батареям отопления, на улицах взрывались начиненные тротилом автомобили, а убийства по обе стороны зеленой линии были самым заурядным делом. Какие, к дьяволу, дела могли быть у Гримальди в Бейруте?
После Бейрута он принялся путешествовать между Италией и Испанией, въезжая в последнюю либо через Сан-Себастьян, либо через Бильбао – страну басков. В 1989 году Гримальди через Мапуто прилетел в Мозамбик, а затем – ничего. Почти три года никаких путешествий. Лишь в июне 1992 года Гримальди возобновил свои странствия – на этот раз на Балканы. Последовала серия поездок в столицу Сербии, которая через год сменилась чередой посещений Загреба – столицы Хорватии. Затем перерыв до 1995 года, но зато в этом году он побывал в Праге, Сан-Паулу и Нью-Йорке. Последняя отметка в паспорте была сделана в международном аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке и датировалась 18 сентября 1995 года.
Ласситер, не понимая, что это означает, покачал головой. У Гримальди мог быть второй и даже третий паспорт, возможно, на другие имена. Италия входит в Европейское сообщество, поэтому в большинстве европейских стран штамп в паспорт при пересечении границы не ставится. Вне всякого сомнения, Гримальди немало попутешествовал по Европе, и его поездки властями зарегистрированы не были.
Однако трехлетний перерыв между 1990 и 1992 годом казался загадкой. Тюрьма? Не исключено. Но вполне возможно, что в это время Гримальди странствовал под другим именем. Время, проведенное в Белграде, Бейруте и Загребе, тоже вызывало любопытство. Эти города не входили в туристские маршруты. А как насчет визитов Гримальди в Испанию и Мозамбик? Если это было отдохновение, то от чего? Чем занимался Гримальди в свободное от убийств время? Чем зарабатывал на жизнь?
Испытав отчаяние от собственного бессилия, Ласситер отодвинул паспорт в сторону и веером разложил по столу банкноты. В пачке была валюта разных стран, и хотя Ласситер не мог точно подсчитать, он догадывался, что это приличная сумма – двадцать тысяч долларов или больше. Может быть, даже тридцать. Ну и что?
Установив днище сумки на место, Ласситер сложил деньги и паспорт в одно отделение, а одежду – в другое и закрыл все застежки. Утром надо будет послать сумку Риордану. Анонимно.
А сейчас чем быстрее он сможет вернуться в Вашингтон, тем лучше. Ласситер сел за телефон и в конце концов забронировал себе место на самолет, следующий в Балтимор. Рейс был далеко не идеальным: Балтимор находился в восьмидесяти милях от аэропорта Даллеса, где он оставил автомобиль, однако это не имело значения. Ласситер хотел скорее потолковать со старинным другом, знатоком одного из самых мрачных и таинственных закоулков в коридорах власти. С Ником Вудбаумом. С Вуди-Дятлом.
