Владимир Аркадьевич, теперь уже не останавливаясь, ходил по кабинету, стремительно жестикулируя:
– Да. Неизвестного.
– Верится с трудом. С вашей склонностью копаться в самых интимных тайнах. И с вашими возможностями…
– Да, с моими возможностями. Именно с моими возможностями. Ничего не удалось узнать. Более того, когда я попытался копнуть глубже, внезапно умер и тот, кого мы пытались… э-э… разговорить, и тот, кто это пытался сделать. Да. Получается так, что кто-то вложил, поверьте мне, Виктор Николаевич, очень и очень большие деньги в журналистов и пока еще ни разу не задержал выплат, и не дал ни одного задания.
– Это действительно интересно… – задумчиво произнес Виктор Николаевич.
– Да. Я так и думал, что вы сможете это оценить. Точно также думает и Эдик Граббе. Это один из немногих случаев, когда мы с ним хоть в чем-то сошлись во мнении.
– Тогда у меня два вопроса…
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Первый – почему вы не обратились с этим в компетентные органы. Вы же знаете, что направление моей деятельности несколько другое.
– К кому? К человеку, похожему на генерального прокурора? Не смешите меня. Это, во-первых, а во-вторых, не мы вас выбрали. Вас выбрал тот, кто затеял покупку журналистов. Все это время я с ужасом ждал, как начнут действовать купленные писаки и болтуны…
– Не добро вы как-то о журналистах…
– Как могу. И, поверьте, я в этом вопросе разбираюсь ой как не плохо.
– Верю.
– Вот. И заметьте, я ведь говорю только о тех журналистах, которые находятся под моим контролем. Большинство из них сами сообщили о покупке. И получили разрешение на двойную работу. Да. А ведь наверняка есть и такие, которым удалось сохранить тайну вкладов. Да.
– Вы хотите сказать, что вместе с Граббе ждали, на кого первого укажут неизвестные покупатели…
– Да.
– И вам кажется, что я теперь ваш союзник?
– А у вас нет выхода.
Виктор Николаевич разочаровано развел руками:
– Мы все-таки начали говорить о безвыходности моего положения.
– Да. Но не потому, что вы испугаетесь этой пленки. Нет. Вы слишком известны как человек долга. Вы просто не сможете пройти мимо столь вопиющего… столь прямой угрозы нашей с вами Родины. Не сможете.
– Не смогу, – согласился Виктор Николаевич.
– Поэтому я и Эдик Граббе предлагаем вам союз.
– Звучит несколько высокопарно.
– Вам так кажется? Тогда проще – мы передаем вам всю нашу информацию, и ту, которая уже есть, и ту, которая появится в дальнейшем. Мы даже готовы включать ваших людей в наши съемочные группы, обеспечивать наше прикрытие в качестве журналистов… Это уже не говоря о полной блокаде негативной информации о вас и вашей организации…
– Уж не стану ли я причиной фантастического воссоединения старых конкурентов?
– Ни в коем случае. Я не собираюсь прекращать своей основной деятельности, это же я могу гарантировать и в отношении Эдуарда Граббе. Да. Но в том, что касается нашего дела… Мы даже готовы составить некий фонд… Для финансирования проекта.
– Очень интересное, но совершенно неприемлемое предложение.
– В каком смысле?
– В смысле финансирования. Когда вы готовы будете передать мне информацию?
– Немедленно. Вот, – Владимир Аркадьевич вытащил из-под стола папку, положил ее на стол перед Виктором Николаевичем.
– Очень хорошо, – одобрительно кивнул тот, – вы полагаете, что я немедленно возьму в руки это вместилище документов?
– Что? Вы подозреваете? Даже обидно, честное слово.
– Чтобы не было обидно, пусть ваш человек аккуратно отнесет все это в мою машину сопровождения, и не нужно изображать возмущения, Владимир Аркадьевич, а то я попрошу вас написать официальное заявление на мое имя.
– Ну что вы, Виктор Николаевич! И вы, кстати, так и не задали мне вашего второго вопроса.
– Вы уже на него практически ответили, Владимир Аркадьевич. Но чтобы вас не разочаровывать, я задам вам другой вопрос – чего вы хотите от меня? Или вы думаете, что я смогу делиться с вами информацией о ходе работы?
– Конечно нет, хотя это и немного обидно. Меня вполне устроит ваше слово. Что-то вроде, все закончено. И моих журналистов перестанут скупать.
– Отправляйте папку, Владимир Аркадьевич, – напомнил Виктор Николаевич и больше не проронил ни слова до тех пор, пока человек Владимира Аркадьевича не вышел из кабинета.
– Может, все-таки что-нибудь закажем? Здесь великолепная кухня.
– Столпотворение по-вавилонски.
– Что? А, да, шутка. Я понимаю, – Владимир Аркадьевич попытался засмеяться.
– Мне пора, – Виктор Николаевич встал из-за стола, – будем прощаться. Если мне понадобиться что-нибудь от вас по этому делу, то я пришлю надежного человека. И мы с вами дадим нашему совместному проекту условное обозначение «Вавилон».
– Да. «Вавилон». Конечно, – Владимир Аркадьевич суетливо вскочил, пожал руку гостю, – извините, что отнял у вас столько времени…
– Ничего, – Виктор Николаевич улыбнулся, – вы не будете возражать, если я возьму эту видеокассету?
– Что вы, конечно нет. Берите! Для чего еще она мне нужна. А источник, через который она ко мне попала, указан в документах. И тоже самое о кассете Граббе. До свидания. И, кстати, Граббе уверяет, что он эту кассету уничтожил. Да.
Виктор Николаевич осторожно повертел в руках кассету:
– Мы с вами можем говорить друг другу правду?
– Да, конечно.
– Наша с вами беседа мне очень напомнила незабвенные годы социализма.
– Правда? были и в те годы хорошие моменты, согласитесь.
– Согласен. Только я не о приятных моментах вспомнил.
– Да? А что же?
– Я вспомнил, с каким азартом некоторые шли в стукачи. Карьеру сделать, убрать конкурента. Просто из любопытства. И почти всегда вслух называли это патриотизмом. Или осознанием своего гражданского долга.
– Вы хотите сказать?.. – лицо Владимира Аркадьевича стало наливаться кровью.
– То, что я хотел сказать, я уже сказал. О сталось одно – иногда нам действительно удавалось при помощи стукачей защищать интересы Отечества. И это как-то примиряет меня с существованием стукачей. Всего доброго! – Виктор Николаевич вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
24 октября 1999 года, воскресенье, 21-00, Киев.
Машина с номерами российского посольства остановилась возле видавшего виды «опеля». Задняя дверца «опеля» со стороны водителя открылась, и под мелкий моросящий дождь вышел высокий худощавый мужчина. Не торопясь, он обошел свою машину, задержавшись немного в свете ее фар, потом остановился напротив капота посольской машины, так, что ее фары осветили его лицо.
Открылась передняя дверца машины. В салоне зажегся свет и стало видно, что в машине только один человек, на месте водителя.
Высокий мужчина подошел к посольской машине, заглянул на заднее сидение, потом сел в машину и захлопнул дверцу.
– Здравствуйте, – сказал водитель.
– Здравствуйте, – ответил гость.
Они с минуту помолчали.
– Закурите? – предложил наконец водитель.
– Не курю, и, насколько я знаю, вы тоже.
– Польщен таким вниманием к особе скромного посольского служащего со стороны военной контрразведки братской Украины.
– И все?
– И еще немного удивлен. Чем могу быть вам полезен? И такая срочная встреча в таком неожиданном месте…
– Обряд выполнили?
– В смысле?
– Выразили недоумение, теперь мы можем поговорить без дипломатических вывихов? Как профессионалы?
– Смотря о чем.
– Конечно. Смотря о чем. Например о шпионаже России против независимой Украины.
– Не по адресу. Пусть ваше министерство иностранных дел составит телегу и передаст его нашему послу…
– Кто передаст? Наш МИД передаст? За передаста ответите, – серьезно сказал контрразведчик.
Россиянин засмеялся:
– Ну, слава Богу, а то все ломаю голову, отчего такой официоз.
– Дело у меня официальное, – тяжело вздохнул украинец.
– Внимательно слушаю.
– Наши орлы-оперативники вычислили очередного российского шпиона. Гражданина Украины.
– Без комментариев.
– Ясное дело. Какие комментарии? Согласно негласной процедуре, наш сотрудник сегодня днем встретился с вашим агентом…
– Пардон, у России нет секретных агентов в Украине.
– Хорошо, с тем, кого мы заподозрили в работе на некое сопредельное государство. Сотрудник, как это принято, должен был сообщить о провале и рекомендовать, неофициально рекомендовать, срочно покинуть территорию Украины.
