В конце 60-х-начале 70-х годов прошлого века в СССР стал осуществляться курс, именуемый «реформы Косыгина». С одной стороны, они были призваны покончить с «хрущевскими» экспериментами с системой управления народным хозяйством, с другой — дать новые импульсы развитию плановой социалистической экономики.
На первых порах «курс Косыгина» активно поддерживал и Леонид Брежнев. Приведем один любопытный факт. На декабрьском Пленуме ЦК КПСС 1969 года с большой речью по проблемам управления и развития экономики страны, подготовленной в «духе» поддержки «реформ», выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Эта речь, как стало известно чуть позже, была подготовлена в его личном секретариате, в обход аппарата главного идеолога партии Михаила Суслова. Она содержала «несогласованную» с рядом «соратников» крайне резкую критику в адрес органов хозяйственного управления страны.
В этот момент Суслов и Шелепин решают действовать. Они, а также примкнувший к ним еще один участник антихрущевского заговора — первый заместитель председателя Совета министров СССР Кирилл Трофимович Мазуров подписывают подготовленную записку для членов Политбюро и ЦК, в которой доклад Брежнева был квалифицирован как политически ошибочное действие. Более того, предлагалось возникший спор вынести на обсуждение мартовского (1970 года) Пленума ЦК КПСС, на котором в повестку дня мог быть поставлен и кадровый вопрос — о снятии со свего поста генерального секретаря ЦК КПССС Леонида Ильича Брежнева.
И тогда Леонид Ильич Брежнев решил сыграть ва-банк. Ему удалось блокировать на неопределенный срок созыв Пленума ЦК КПСС. Затем он выехал без сопровождения членов Политбюро в Белоруссию, где в это время под руководством министра обороны А. Гречко проводились маневры Советской армии. Вскоре становится ясно, что армия решила оказать поддержку Брежневу в случае возможных политических осложнений. Суслов, Шелепин и Мазуров решили отозвать свою записку.
И тогда Брежнев делает свой ход — он НИКАК не наказывает заговорщиков. С этого момента Михаил Андреевич Суслов никогда больше не допустит ни одного публичного выступления против Брежева.
— Так Комарова убили из-за этого? — спросил я
— И да и нет — ответил генерал. Полковник Комаров был очень близко знаком с делом о стрельбе у Боровицких ворот, даже в самом начале ему удалось возглавить группу от МВД СССР, которая работала по этому делу. Он прекрасно понимал, что здесь не все так просто и лейтенант Ильин действовал не сам по себе, его кто-то толкнул на это. Одному из следователей удалось допросить Ильина, перед тем как его забрало к себе КГБ и начало колоть различными медицинскими препаратами. Этот протокол допроса пропал из дела, пропал и сам следователь. Но Роману Станиславовичу удалось его найти и получить материалы. Правда материалы он спрятал перед самой своей смертью и где они теперь — мы не знаем. ОНИ тоже не знают где эти материалы — иначе бы просто перестали интересоваться этим делом. Вот именно эти материалы ты видимо и пытался найти в квартире покойного полковника Комарова…
В приемной раздались тяжелые шаги, генерал Горин прервался на полуслове. В кабинет зашел, даже не зашел, а почти ворвался мой отец. Его взгляд моментально прошелся по кабинету, нащупал меня и он облегченно улыбнулся, шагнул навстречу. Но следом он заметил и лежащую передо мной на столе коричневую папку. Когда я положил ее на стол, то забыл закрыть. Отец остановился, как будто натолкнулся на невидимую стену, его лицо из раскрасневшегося на морозе вдруг сделалось мертвенно-бледным. Как будто обсыпанным мукой.
Место, координаты которого неизвестны. Подмосковье, 40 километров от Москвы
02 февраля 1971 года
— Рассказал все-таки…
Отец тяжело протопал по кабинету, плюхнулся на стул. Генерал Горин уже собирался что-то сказать отцу, но я его перебил
— Рассказал. Я сам решил, что должен это знать!
— Он решил. Он решил! — внезапно крикнул отец — решалка у тебя еще не выросла, чтобы решать!
Генерал Горин смотрел на меня, и в его глазах я заметил… уважение? Что-то вроде того — уважение, одобрение и даже какая-то гордость.
— Напрасно ты так, Володя — сказал генерал твердо — ты недооцениваешь своего сына. Он уже вырос. И он должен знать, что происходит вокруг. Тем более, что после сегодняшнего — не знать уже просто опасно.
— Что произошло?
— Твой сын залез в квартиру Романа. Ночью. Как мы и предполагали, там был постоянный пост наружки. Твоему сыну удалось уйти из заблокированной квартиры. Он уже не маленький, Володя — повторил генерал
— Не маленький, не маленький… — пробурчал отец — что дальше делать будем. Ты все прочитал? — спросил он меня.
— Почти. Только я одно не понимаю — вы как-то боретесь с этим? Кто-то вообще об этом знает?
— Об этом знает несколько человек — сказал Владимир Владимирович — всего лишь несколько человек и ты теперь в их числе. И лучше, если это число увеличиваться не будет.
— Но почему — недоуменно сказал я — почему об этом никто не должен знать? Ведь это же…
— Государственная измена — перебил меня Горин — самая настоящая. Но все это лишь слова и агентурное дело, доказательства которые ломаного гроша не стоят. Это тебе не инженер какой, решивший продать какие-то чертежи с завода. Они собираются продать ВСЮ СТРАНУ.
— Достаточно лирики — поморщился отец — что будем делать?
Генерал Горин молчал, с ужасом я понял, что ни он, ни отец НЕ ЗНАЮТ, что делать в этом случае. И… мне захотелось им помочь. Я тогда еще не знал. куда приведет меня эта дорога, но я хотел по ней пойти.
— Я знаю что делать! — с каким-то вызовом сказал я
— Молчал бы, уже дел натворил, за всю жизнь не разгрести… — начал говорить отец, но генерал Горин поднял руку и отец оборвал на полуслове
— Что ты думаешь делать? — спросил меня генерал Горин, не обращая внимание на хотевшего что-то сказать отца
— Их надо выманить! Пусть мы не может доказать, что все что есть в папке правда, но ведь полковника Комарова кто-то убил! Убил тот, кто тоже знает эту правду, знает про документы. Само убийство доказывает, что эти документы — правда! Если бы это было ерундой, кто бы стал из-за этого убивать человека.
— Могли бы — проворчал Горин — как раз иногда и могут убить для того, чтобы придать дезинформации вид информации. Но, допустим, ты прав. И дальше?
— У нас есть ряд доказательств, показания свидетелей подтверждающие, что в квартире Комарова перед выстрелом были неизвестные, переодетые в форму сотрудников МВД. Если мы найдем этих людей — то мы сможем узнать, кто их послал, мы ухватимся за самый хвост змеи.
— Хвост змеи… — насмешливо сказал генерал Горин — детективов начитались, молодой человек. Так они вам и сказали… Хотя…
— Слушай, тезка — обратился он к отцу — ведь если они так нервно среагировали на попытку Сергея проникнуть в квартиру Комарова, значит документов у них нет! Если бы они были у них, если бы они их нашли — они бы не стали гнаться за ним по Москве, согласись!
— А где эти документы могут быть? — спросил я
Генерал Горин усмехнулся
— Хотел бы и я знать где они могут быть… Ищут пожарники, ищет милиция… И никто не находит. Даже такой вот умный молодой человек как ты их тоже не нашел….
И тут мне в голову пришла идея. Сейчас такие идеи называют «идеями на миллион баксов», тогда их просто и без затей называли гениальными. Но пришла она в голову именно мне.
— А что если я их… нашел! — медленно сказал я — ведь они не знают, нашел я что-нибудь в квартире или нет. Они проверят квартиру, обнаружат следы обыска. Если им как-то дать понять, что документы у нас — они тогда будут вынуждены действовать! И тогда они проявят себя!
— Тогда они тебя убьют, дурья твоя башка — рявкнул отец — поехали домой, нехрен тут умничать! Шерлок Холмс советский нашелся…
Генерал Горин напряженно думал.
— Он уже под прицелом, Володя, разве ты этого еще не понял? Он под прицелом уже потому, что твой сын. Он под прицелом, потому что полез в квартиру Комарова. Мы все под прицелом. Но я пойду до конца. А ты?
— И я тоже! — вдруг громко сказал я. Я тоже пойду до конца.
Отец беспомощно переводил взгляд с генерала Горина на меня и обратно…
02 февраля 1971 годаДо дома мы ехали в молчании, с тех пор как мы вышли из кабинета генерала Горина отец не произнес ни слова. От самого объекта за нами увязалась черная двадцать четвертая Волга, но теперь я знал, что это свои. Люди генерала Горина.
И только, когда мы припарковались у самого подъезда, отец вдруг придержал меня за плечо, когда я собирался выходить из машины. Я обернулся. Отец внимательно вглядывался в мое лицо, и потом сказал:
