— Пойдем, — позвал Джим Кларк. — Они не отзовутся.
— Но я хочу отвезти их к нам.
— Мы сделали, что могли. Приедем в другой раз; может, тогда им захочется с тобой поговорить.
— Констанция?! Констанция, пожалуйста, ответь мне.
Констанция, вздохнув, забарабанила пальцами по перилам лестницы — раздраженно, но почти бесшумно.
— Скорей бы ушла, — шепнула она мне на ухо. — У меня там суп выкипает.
Кларки пошли вокруг дома к машине. Хелен Кларк звала нас снова и снова, она неутомимо кричала: «Констанция?!» — будто мы скрываемся в лесу, или на дереве, или под листом салата, или вот-вот прыгнем на нее из кустов. Услышав далекое урчанье мотора, мы выбрались из подпола, и Констанция сняла суп с огня, а я прошла к парадным дверям — убедиться, что они уехали и двери заперты надежно. Их машина сворачивала с аллеи на шоссе, но в моих ушах все еще звенел голос Хелен Кларк: «Констанция?! Констанция?!»
— Все-таки она приходила пить чай, — сказала я Констанции, вернувшись на кухню.
— У нас только две чашки с ручками, — сказала Констанция. — Ей тут чай больше не пить.
— Хорошо, что нет дяди Джулиана, а то кому-нибудь досталась бы чашка без ручки. Ты уберешь комнату дяди Джулиана?
— Маркиса, — Констанция повернулась от плиты и взглянула на меня. — Что же нам делать?
— Дом мы убрали. Еда у нас есть. От Хелен Кларк спрятались. А что нам еще делать?
— Где нам спать? Как узнавать время? Что носить? У нас нет одежды…
— А зачем узнавать время?
— Еда в доме есть, но она тоже когда-нибудь кончится, даже консервы.
— А спать мы можем в моем убежище на протоке.
— Нет. Прятаться там хорошо, но спать надо в постели.
— На лестнице матрац валяется. Наверно, с моей кровати. Можно стащить его вниз, вычистить, высушить на солнышке. Там один угол обгорел.
— Отлично, — сказала Констанция.
Мы отправились к лестнице и, ухватившись за отвратительно мокрый и грязный матрац, стащили его вниз, проволокли через прихожую на кухню и — по чистейшему кухонному полу — к задней двери; с матраца сыпались щепки и осколки. Засов я отодвинула не сразу, сперва осторожно выглянула в окошко, потом вышла и осмотрелась: все спокойно. Мы вытащили матрац на лужайку и оставили на солнце возле маминой мраморной скамейки.
— Как раз тут всегда сидел дядя Джулиан, — сказала я.
— Сегодня чудесный день, вот бы ему посидеть на солнышке.
— Он в тепле умер, — сказала я. — Может, и солнышко перед смертью вспомнил.
— А шаль была у меня. Надеюсь, он не замерз. Знаешь, Маркиса, я посажу здесь что-нибудь.
— А я что-нибудь похороню в память о нем. А ты что посадишь?
— Цветок. — Констанция наклонилась и нежно коснулась травы. — Какой-нибудь желтый цветок.
— Смешно — вдруг цветок торчит посреди лужайки.
— Но мы-то будем знать, зачем он здесь, а больше никто не увидит.
— Я тоже похороню что-нибудь желтое, чтобы дяде Джулиану было потеплее.
— Но сперва, ленивица Маркиса, притащи-ка воды в кастрюльке и ототри этот матрац. А я пойду снова мыть пол на кухне.
Я подумала, что мы будем очень, очень счастливы. Предстоит много забот, предстоит заново налаживать нашу жизнь, но все-таки мы будем очень счастливы. Констанция осунулась — все горевала, что разорили ее кухню, но она скоблила каждую полку, терла и терла стол, мыла окна и пол. Наши тарелки браво выстроились на полке, а консервные банки и уцелевшие коробки со снедью образовали внушительный ряд в кладовке.
— Я обучу Иону таскать нам кроликов на рагу, — сказала я; Констанция засмеялась, а Иона оглянулся на нее и льстиво улыбнулся.
— Этот кот привык к сливкам, ромовым пирожным, яйцам да маслицу, он тебе и кузнечика вряд ли поймает.
— Но я вовсе не хочу рагу из кузнечиков.
— Ладно, кролики-кузнечики, я принимаюсь за пирог с луком.
Пока Констанция мыла кухню, я отыскала коробку из толстого картона и аккуратно ее разорвала; получилось несколько картонок — закрыть стекло на задней двери. Молоток и гвозди оказались в сарае, с прочими инструментами, Чарльз Блеквуд положил их обратно после неудачной попытки починить ступеньку; я прибила картон к кухонной двери, закрыв стекло наглухо, — сюда больше никто не заглянет. Другими картонками я забила окна, и в кухне стало совсем темно, но зато — безопасно.
— Окна будут грязные, зато жизнь спокойная, — сказала я, но Констанция в ужасе воскликнула:
— Я не смогу жить в доме с грязными окнами!
Наконец уборка закончена; кухня стала идеально чистой, только — увы! — не сияла, в ней было слишком мало света, и я знала, что Констанция недовольна. Она любит солнечный свет, любит все яркое, любит готовить в ослепительно чистой и светлой кухне.
— Можно держать дверь открытой, — предложила я. — Только надо всегда быть начеку. Как услышим, что машина едет, — сразу закроем. И я потом придумаю, чем завалить тропинки вокруг дома, чтобы к задней двери никто не прошел.
— Хелен Кларк наверняка заявится снова.
— Теперь уж она в кухню не заглянет.
День клонился к вечеру; дверь была открыта, но солнце едва заглядывало за порог. Иона подошел к плите и потребовал у Констанции ужин. На кухне тепло, уютно, привычно, чисто. Сюда бы еще камин — сидели бы мы с Констанцией у огня… ах нет, я забыла, огня у нас уже было предостаточно.
— Пойду проверю, заперты ли парадные двери, — сказала я Констанции.
Двери заперты, снаружи никого. Я вернулась на кухню.
— Завтра уберу в комнате дяди Джулиана, — сказала Констанция. — От дома осталось так мало — надо, чтобы везде было чисто.
— Ты будешь там спать? На кровати дяди Джулиана?
— Нет, Маркиса. Я хочу, чтобы там спала ты. Это наша единственная кровать.
— Но мне нельзя входить в комнату дяди Джулиана.
Она помолчала, испытующе поглядела на меня, а потом спросила:
— Даже теперь, когда его нет?
— К тому же я нашла матрац, вычистила его — это мой матрац, с моей кровати. И я положу его на пол в моем уголке.
— Маркиска—глупышка. Ладно, посмотрим. А сегодня нам обеим придется спать на полу. Матрац до завтра не высохнет, а у дяди Джулиана я еще не убирала.
— Я могу притащить из убежища веток и листьев.
— На мой чистый пол?
— Тогда хоть одеяло принесу и шаль дяди Джулиана.
— Ты пойдешь сейчас? Так далеко?
— Вокруг никого нет. Уже почти темно, и я запросто проберусь. Если кто-нибудь появится, запри дверь; я увижу закрытую дверь и пережду на протоке, а Иона пойдет со мной, будет охранять.
Всю дорогу до протоки я бежала, но Иона меня все равно обогнал и ждал в убежище. Пробежаться было приятно, и приятно, вернувшись к дому, увидеть открытую заднюю дверь и теплый свет, льющийся из кухни. Мы с Ионой вошли, и я задвинула засов — к наступающей ночи мы готовы.
— Тебя ждет вкусный ужин, — сказала Констанция, раскрасневшаяся у плиты и счастливая. — Садись скорей, Маркиска.
Она зажгла верхний свет и любовно расставила на столе тарелки.
— Попробую завтра отчистить серебро, — сказала она. — И надо собрать овощи.
— Салат весь в пепле.
— И еще, — сказала Констанция, глядя на темные картонные квадраты окон, — подыщу завтра занавески: прикрыть твой картон.
— А я завтра завалю тропинки по бокам дома. А Иона нам завтра поймает кролика. И завтра я научусь определять для тебя время.
Вдалеке, у парадного входа, остановилась машина; мы замолчали, глядя друг на друга; вот сейчас и выяснится, хорошо ли мы укрылись; я встала и проверила засов на задней двери; через картон мне улицу не видно — значит, и им не видно, что внутри. Стучать начали в парадные двери, но проверять замок уже некогда. Стучали недолго, словно знали, что в той части дома нас нет, и мы услышали, как они, спотыкаясь в темноте, пробираются к задней двери.
Раздался голос Джима Кларка и еще один — я узнала доктора Леви.
— Ничего не видно, — сказал Джим Кларк. — Черно, как в утробе.
— А в том окне полоска света.
Интересно, в каком? Где это я оставила щель?
— Они там, это точно, — сказал Джим Кларк. — Негде им больше быть.
— Я хочу только проверить, здоровы ли они, а то вдруг сидят там, запершись, без врача, без помощи.
— Ну, а мне велено привезти их домой, — сказал Джим Кларк.
Они подошли к задней двери и разговаривали совсем рядом. Констанция схватила меня за руку: если окажется, что они могут заглянуть внутрь, мы спрячемся в подпол.
— Проклятый дом, все досками заколочено, — произнес Джим Кларк, и меня осенило: доски! Ах, какой молодец — напомнил, а я забыла про доски, в сарае полно досок, они куда лучше — ведь мой картон проткнуть ничего не стоит.
— Мисс Блеквуд? — окликнул доктор, и кто-то из них постучал в дверь. — Мисс Блеквуд? Это доктор Леви.
