меня галлюцинации, Джим. Боже, это же Беатрис. Джим, помоги мне, пожалуйста! Это она! Умоляю, помоги!
В моей галлюцинации Джим надо мной смеется, и это ужасно. Мне очень страшно.
— У меня с сердцем плохо, Джим! Прошу тебя, пожалуйста, помоги!
— Нормально у тебя с сердцем.
— Я правда думаю, что у меня сердечный приступ. Разве ты не видишь, что я даже говорить нормально не могу? Сейчас сознание потеряю.
— Прямо сейчас не потеряешь. Позже да, но пока нет.
— Что ты такое говоришь?
На лице у него кошмарная ухмылка. Это ужасно. Это все она. Она что-то сделала с нами. Я сползла по дивану и теперь полулежу на нем, одна рука на груди, вторая вдоль тела.
— Послушай меня, Джим.
— Нет, Эмма, это ты меня послушай.
Господи, какой же странный у него тон…
— Ты… ты что-то подсыпал мне в шампанское?
— Да.
— Не понимаю.
— Я тебя ненавижу. — Он подается вперед и вперяет в меня тяжелый, пронзительный взгляд. — Ты даже не догадываешься, как сильно. Очень давно хотел тебе это сказать и вот наконец говорю, потому что могу. Меня тошнит от одного твоего вида. Ты знала? Конечно нет, куда тебе. Ты же в иллюзиях живешь. Неужели ты и вправду веришь в этот спектакль, который мы по твоей милости разыгрываем? Будто мы счастливы. — Он выплевывает последнее слово, как нечто отвратительное. — И всерьез думаешь, будто можешь шантажом втянуть меня в свой безумный сценарий удачного брака на десять лет? На десять, мать их, лет моей жизни! Ты хоть соображаешь, насколько ты чокнутая, Эмма?
«Мне казалось, ты меня любишь, — пытаюсь выговорить я, но не получается; слова не произносятся как следует. Однако мысленно я ору: — Как ты не понимаешь? Я думала, мы справимся! Думала, ты снова полюбишь меня и тоже будешь счастлив! Думала, ты понимаешь!»
— Между прочим, я ведь как-то убить тебя пытался. Толкнул на проезжую часть. Есть, знаешь ли, неплохой способ с высокими шансами убить таким образом человека, причем настолько быстро и точно, что никто даже и не заметит. Все дело в плече. — Джим дергает плечом, кладет на него ладонь. — А потом протягиваешь руку и делаешь вид, что пытаешься помочь. Только, конечно, нужно хорошо рассчитать время, вот я и рассчитал. Автобус должен был тебя переехать, он не мог вовремя остановиться. Но тебе повезло: водитель увидел мотоциклиста и понял, что того занесет. С ума сойти, какая ты везучая, скажи?
Он встает и делает то, чего при мне за ним прежде не водилось: вытаскивает из кармана пачку сигарет и закуривает. Тут мне приходит в голову, что, может, это все-таки кошмарный сон. Вот проснусь, и все снова будет хорошо. Но запах сигаретного дыма совершенно реален.
— Я весь год искал способ от тебя избавиться, — продолжает Джим. — Но до сих пор не нашел документы, которые ты у меня украла, и не знаю, где у тебя тайничок шантажиста. Сегодня была последняя попытка. Да, весь этот фарс «Фрэнки попал в ДТП» устроил я. Мне нужно было сбагрить тебя из дома, Эм. Ты хоть чуть-чуть догадываешься, как это сложно? Не знаю, куда ты девала документы, хотя все обыскал, уж поверь. Но могу сказать: я кое-что нашел. Ладно, не нашел, а спер.
Муж замолкает и смотрит на меня, перестав расхаживать по комнате. Он улыбается, а я прихожу в ужас.
— Я очень долго ждал этого момента, Эм. До сих пор у тебя был на меня компромат, а вот теперь я обзавелся компроматом на тебя.
Джим снова садится. Мне до дрожи страшно. Я не понимаю, что сейчас происходит, но боюсь того, что он собирается со мной сделать.
— Твой мобильный. Я взял его после того, как попытался тебя убить, а ты не умерла. В тот вечер я забрал твою сумку. Мне было ясно, что нельзя больше пытаться прикончить тебя таким способом и нужно придумывать новый план. В общем, я украл твой телефон и прочел все сообщения. Все до последнего.
Мои сообщения. Мне уже ясно, что он собирается сказать.
— Особенно интересными мне показались те, которыми ты обменивалась со своей обожаемой Беатрис.
Боже мой!
— Вы там еще обсуждаете публикацию «Бегом по высокой траве». Она называет эту книгу «своей», и я не удивлен. Я всегда подозревал, а сообщения просто поставили все на свои места. Ты же ни словечка из этого романа не написала, так? Когда Беатрис прочла рецензию — ту большую рецензию в серьезном издании, помнишь? — она прислала тебе сообщение: «Мой роман понравился». Как только я это увидел, то сразу понял, что ты не писала книгу. Беатрис просто отдала ее тебе, понятия не имею зачем. Но знаешь что, Эмма? После этого я почувствовал себя гораздо лучше. Мне не верилось, что ты можешь так здорово писать, и на какое-то время я даже решил, что ты умнее, чем кажешься. Но нет. Я всю дорогу был прав. Ты тупая, и лучше бы я никогда с тобой не встретился. Кстати, как тебе мое письмо в «Нью-йоркер»? — Джим смеется. — Хотел бы я быть мухой на стене в тот момент, когда тебя о нем спросили.
В левый глаз мне стекает капелька пота, а я не могу даже рукой пошевелить, чтобы ее смахнуть.
— Честно говоря, не думаю, что это надежное доказательство. Беатрис не слишком откровенна в сообщениях, хоть и близко к тому. Большинство согласилось бы, что роман написала она, а не ты, но мне хотелось чего-то посущественнее.
«Я сделала это для тебя! — кричу я мысленно. Вслух мне ничего не сказать: слова звучат как стоны. — Как ты не понимаешь? Я сделала это, чтобы ты сильнее любил меня и больше уважал, чтобы ты хотел остаться со мной».
— Ты вовсе не собиралась браться за новый роман и, давай смотреть правде в глаза, даже не пыталась начать его, поэтому я тебя подставил, просто чтобы посмотреть, быстро ли ты заглотишь наживку. Я отправил тебя в химчистку, сделал так, чтобы у тебя не оказалось ни налички, ни кредитки, и надо же, милейший человек, который тебя выручил, неожиданно оказался писателем-призраком, да еще одним из лучших в мире! Скажем так, Сэм очутился там не случайно. А ты — тупое, слабоумное, никчемное подобие человеческого существа — на это клюнула.
Я начинаю плакать. Он убивает меня медленно, чтобы я могла слышать его исповедь. Лучше бы все поскорее закончилось. Лучше бы я умерла.
— У меня есть копия контракта, я получил ее два дня назад, там есть
