— Каков же вывод?
— А никакого, Вадим Сергеич. Ни один из перечисленных наших героев так и не попал на скамью подсудимых. Все они до сих пор гуляют на свободе, если только кому-нибудь из них кирпич на голову не упал.
— А имя Марлен Йордан вам о чем-нибудь говорит?
— Нет, не слыхал.
— Вроде бы она сестра Ингрид.
— У Ингрид Йордан нет родственников. Она даже замужем никогда не была. Ей хватает любовников. Семья не ее стихия. Ну а теперь колитесь, Вадим Сергеич, в связи с чем возник интерес к столь далекой и странной фигуре?
— Отчет я вам предоставлю, как только закончу расследование.
— Зря скрытничаете. Я ведь никогда плохих советов не давал. Полагаю, что речь идет о серии ограблений подпольных коллекционеров-фалеристов.
Журавлев промолчал. Присел на корточки и погладил крутящегося под ногами пуделя.
Скворцов сам начал развивать тему:
— Здесь существует несколько звеньев. Так или иначе, антиквариат всегда связан с криминалом, ведь коллекции откуда-то берутся. Хозяева имеют основания их прятать и никому не показывать. На Западе давно уже теневые коллекционеры реабилитированы и могут хвастать своим добром, выставлять его на торги, обмениваться, страховать и завещать. У нас пока до этого не додумались, к сожалению. И напрасно. Правда, теперь на коллекционера смотрят сквозь пальцы. Если пять лет назад нашли бы коллекцию оружия в доме, ее хозяин попал бы под 218 статью. Теперь все проще. Это уже не просто оружие, а предметы, имеющие культурную ценность. Для их хранения необходимо только соблюдать особые условия. Нужны отдельное помещение, железная дверь и тому подобное. С орденами дело посложнее.
Самое интересное во всей этой истории то, что жертвы воров не могут просить помощи у правоохранительных органов. Грабеж, хищение, разбой еще не отменили, но есть сроки давности. Остается надежда только на таких сыщиков, как вы. Их мало, а другие не потянут.
— Я тоже не потяну, — с тоской сказал Журавлев.
— Ну почему же. Можно сказать, вы нашли главного покупателя. Фрау Йордан способна скупить львиную долю награбленного. Думаю, что идея принадлежит ей. Вот только вернуться в Россию она не рискнет. Второе звено — это организатор. Человек, сумевший сконцентрировать всю информацию в своих руках. Тут надо сделать оговорку. Нельзя подозревать самих коллекционеров. Они люди особые. В коллекциях вся их жизнь. Отними у такого человека его игрушку, и он сломлен. Жизнь ему не в радость и уже ничего более не нужно. А посему он жертва, а не участник. Допустим, есть покупатель, есть продавец. Возможна выгодная сделка, но нет товара. Предположим, идея принадлежит Йордан. У нее связи, она находит организатора. Тот собирает информацию, организовывает группу исполнителей. Нанимает воров, потом киллеров, устраивает акцию, а потом рубит концы — непосредственные участники акции должны исчезнуть. Все остается в руках организатора. К нему очень трудно найти дорожку. Но надо постараться его вычислить. Кого могла нанять Йордан в организаторы?
Журавлев рассмеялся:
— Вы, Никанор Евдокимыч, за минуту нарисовали схему, а мне на это понадобилась неделя.
— Схема классическая. Если вам понадобилась неделя, значит, организатор плохо работает.
— Хорошо работает. Я думаю, он сумел оценить масштаб награбленного, но не сошелся в цене с заказчиком и решил найти других покупателей.
— Глупо. Продавец, делая заказ, уже знает, кому сбыть товар. Быстро, просто и надежно. Хранить при себе такие ценности, значит, сидеть на бочке с порохом. Лучше получить меньше, но сразу, чем лишиться всего. Жадность, как известно, фрайера сгубила. Думаю, что вы, Вадим Сергеич, заблуждаетесь.
— Нет, уважаемый генерал. Иначе зачем понадобился бы черный аукцион.
— Вот оно что! — Скворцов задумался.
Журавлеву показалось, что старик задремал, и он тихонечко кашлянул.
— Я думаю, — встрепенулся Скворцов, — что аукцион — не что иное, как блеф. Отличный способ отвлечь все заинтересованные силы от главного направления поисков. Я знаю о существовании таких аукционов. Но их устраивают собиратели. Собиратели — не коллекционеры. Они появились вместе с олигархами. Это и есть наши новоиспеченные миллионеры. Чтобы проявить себя в глазах общественности и государства, начали скупать русский антиквариат за границей и привозить его в Россию. Это официальные коллекции, участвующие в выставках. Их хозяева себя не маскируют, но и ни черта не смыслят в ценностях. Как правило, половина раритетов всего лишь подделки высокого класса. Есть, конечно, и знаковые события. Вспомните о возвращении в Россию яиц Фаберже или диадемы.
Черные аукционы начали устраивать, чтобы выкачать раритеты у нелегальных коллекционеров России. А история началась в девяносто восьмом году, когда был устроен первый русский открытый аукцион в Большом театре. Получилось событие второстепенной значимости. Но там собрались все главные действующие лица и сумели перезнакомиться. Как говорится, процесс пошел. Что касается нынешнего дела, думаю, тут главная задача — вывезти весь товар за границу и передать заказчикам.
— В милиции только одно заявление об ограблении. Убит профессор, у которого был страховой полис, еще один коллекционер умер от разрыва сердца. Я знаю, что из его сейфа похищены ордена. Мне известны имена нескольких человек, которых ограбили, но они заявлений в органы не подавали. Глобальной катастрофы не случилось. Делом занимается один отдел МУРа и следователь прокуратуры. Трупов конечно же больше, но их нельзя привязать к делу о вооруженном разбое. За городом нашли машину «Техпомощь» с четырьмя убитыми электриками. Это они грабили и вскрывали сейфы, но у меня нет прямых улик.
— Вы настаиваете на версии об аукционе?
— Я уверен, что таковой должен состояться.
— У меня на сей счет есть только одно предположение, говорящее в вашу пользу. Чуть больше года назад князь Владимир Мещерский привез в дар Храму Христа Спасителя очень ценную икону, принадлежавшую его прадеду. И таких случаев немало. Но есть представители древних родов, у которых совершенно иные взгляды. Я читал, уже не помню где, интервью с потомком графа Шереметева. Он заявил, что ничего новой России дарить не собирается, достаточно, мол, и того, что там осталось из ценностей его семьи. Он со своими родственниками мотался всю жизнь по Европе в поисках приюта и теперь сам готов выкупить у России фамильные реликвии. У него в кабинете стоит восковая фигура предка, и он не пожалел бы никаких средств, чтобы одеть манекен в настоящий мундир фельдмаршала и украсить его подлинными орденами. Вот вам и посыл, Вадим Сергеич. Кость брошена. Если это интервью попало на глаза организатору, он мог принять решение не сдавать награбленное антиквару-посреднику, а самому пустить слух среди русских дворян, живущих на Западе, о готовящемся аукционе орденов, принадлежавших их досточтимым предкам. Но я не верю в осуществление такого проекта. Масштабы слишком грандиозны и стоят немереных денег.
— Я думаю, что года хватит любому организатору.
— Вы верите в такую случайность?
— О чем вы, Никанор Евдокимыч?
— Об интервью Шереметева.
— Сейфы, которые можно не вскрывать, а открыть в считанные секунды, фрау Йордан продала год назад за гроши семидесяти восьми нашим соотечественникам, причастным к коллекционированию. Распродажа проходила на одной из выставок. Так что все идеи исходили от нее. Но без надежного и сильного партнера в России такой план не провернешь. Искать надо компаньона.
— Если вспомнить, что Рудецкая с мужем ее спасли, то связь с криминалитетом у нее есть. Но такое дело бандитам не доверишь. Нужен человек с властью и авторитетом в высших кругах. Человек государственного масштаба.
Журавлев вывел эту истину давно. А предположение генерала застряло занозой в его мозгу. Такую версию отметать нельзя.
Сухоруков положил перед Марецким записку:
— Генерал Кислицын Модест Львович написал предсмертную записку, после чего достал свой наградной пистолет и застрелился.
Майор прочел:
«Простите меня, старика! Никого винить не надо. Я сам решил уйти из жизни. Это мое право. Если найдете коллекцию, передайте ее музею, как и положено по завещанию. Кислицын».
Марецкий отбросил записку и ударил кулаком по столу.
— Убили старика!
— Косвенно, — добавил Сухоруков. — У человека последнюю радость забрали. Остался в восемьдесят лет один на один со своими болячками. Я его понимаю и не осуждаю.
В дверь постучали, и в кабинет вошел подполковник Лисин из криминальной милиции.
— Не помешал, сыскари?
— Заходи, Дима, у нас тут короткий траурный митинг. Садись.
— Ребята из областного УВД взяли одного знатного вора. На даче прятался, на чердаке. Соседи чужака приметили и позвонили.
— Кто такой?
— Фима Подберезовиков по кличке Гриб. Пятьдесят два года, шесть ходок, среди избачей в большом почете, в бытность отличным шнифером был. Сейфы, как консервные банки, открывал. Работал только под заказ, на рывок не ходил. Десятка два учеников воспитал. В разработках давно находится, но взять его никому не удавалось. Как рыба, из рук выскальзывал. А тут обычные опера его на чердаке берут. Короче говоря, мужик напуган, требует защиты как свидетеля. Сказал, что много знает, но колоться согласен только если оформят явку с повинной и допрашивать будут на Петровке люди, занимающиеся праздничными сюрпризами. Самые цветастые сюрпризы на День Победы тебе достались. Может, это твой клиент, Степа?
