– Прошу тебя, Пит, – сказала она. – Не хочу я ничего знать.
Наклонившись, взяла миску с водой – Фелис уже приготовилась лакать, – подошла к раковине, выплеснула.
– А я вообще плюю на этого Сэма. Ишь ты! Захотел вбить клин между нами...
Тыльной стороной ладони она передвинула рычажок на кране.
– А это к делу не относится, – сказала, ополаскивая миску.
– Все, что ты сказала, звучит так, будто этот старец ревнует и настроен враждебно ко мне.
– Он пригласил нас к себе на вечеринку, – сказала она, наливая в миску свежую воду. – Он видел, как мы целовались на углу. Стюарт заключил с ним договор на книгу.
– Ты ему сказала, кто я?
– Конечно, нет, – ответила она, наклоняясь и ставя миску на пол. – Но он и сам может узнать. Начнет писать о твоей матери и наткнется. Стюарт или Норман могут в разговоре с ним сказать, что я общаюсь с ее сыном. Лучше бы ты сам ему сказал об этом. Ведь вовсе необязательно, что он догадается про фонд. – Она погладила кошкину голову. Та лакала воду. – А если и да, то не вижу причин для тревоги. Узнает – тем лучше.
– Спустись ко мне. Обсудим. Вайда вернулась. Сделала операцию. Лиза, похоже, собирает посиделки.
– Пит, дорогой, – сказала она. Закрыла кран. – Я не смогу сегодня смотреть наше кино. Столько работы накопилось – читать, читать и читать...
– Не сердишься на меня?
– Нет-нет, – сказала она, сбрасывая туфли. – Правда, милый. Сама не люблю душераздирающие сцены. День был трудный. Производственное совещание, и я там выглядела не так, как хотелось бы. Увидимся позже. Ты как?
– Спрашиваешь! Люблю, тебя, лапа.
– И я тебя люблю, – сказала она. – У тебя там есть еда?
– Полно. Ну хорошо, позже, так позже.
Сказали, что целуют друг друга. Положили трубки.
* * *
Она сидела, смотрела на текст, а сама думала, не сочинил ли он очередную ложь. Мастер на этот счет, конечно. Все так правдоподобно, без запинки...
Ну а если его отношения с Наоми Сингер вовсе не "пустое", если было что-то между ними? Приглашал ли он и ее в 13Б? Попалась ли и она на этот крючок? Крючок... Именно это слово. Зацепилась ли глазом за кусочек жизни, на которую взирает Господь...
Вот, например, сейчас... Видит ли он, что она сидит и тупо смотрит в рукопись? Интересно, конечно! Работает ли она или погружена в свои мысли? А он щелкает, должно быть, переключателями, нажимает кнопки. Она, конечно, на "1" и на "2"?
Перевернула страницу.
Вот так и становятся параноиками...
А эти – как их? – фантастические видаки – "Такай" – "Сакай" – "Банзай"... Скоро будет заглядывать через ее плечо в рукопись. Неудивительно, что Хьюберт Шир собирался отправиться в Японию...
Подумала о том, что сказала ему, мол, не любит душераздирающие сцены...
А сама что читает? Очередное убийство... Ребята, вы совсем чокнулись! Передышку какую-нибудь все же дали бы читателям...
Прочитала дюжину страниц. На бланке "Диадемы" синим карандашом написала: "Не для нас". Отложила рукопись в сторону.
Почувствовала непреодолимое желание взглянуть на люстру. Помассировала вместо этого шею, взяла другую рукопись.
Семейный конфликт... Не такой бурный, как у Гофманов или Маклиффов, но вполне вероятно, что и такое бывает. Хорошо написано, интересно... Зазвонил телефон.
Посмотрела на аппарат. Взяла трубку после второго звонка.
– Алло, – сказала она.
– Хочешь сказать, что сама собственной персоной? Нет, правда? Это не автоответчик? Видит Бог, не могу поверить...
– Здравствуй, Рокси! – сказала она. – Сама слушаю тебя, своими собственными ушами.
– Могу представить! Ну как там твой Голубоглазый?
– Превосходно! – сказала она. Подумала: слушает, наверное...
– Догадайся, у кого будет выставка в галерее на Грин-стрит в апреле?
– Господи, Рокси! Потрясающе! Поздравляю. Ну, рассказывай.
Рокси так и сделала. И все подряд – о том, что матушка Флетчера стукнулась на машине, о планах на Рождество, о фильме, который видели.
– А ты как? – спросила, наконец.
– Превосходно! – сказала Кэй. – Ужасно отстаю с работой...
– Ну расскажи что-нибудь. Ах, да ладно. Ну пока. В воскресенье идем кататься на коньках, не хотите с нами?
– Спрошу Пита, потом позвоню. Пока. Флетчеру привет. – Положила трубку.
Села читать. Массировала шею. Приняла душ.
За стеклом, запотевшим, увидела тень. Открылась дверь и вошел он, совершенно нагой. Улыбнулся.
– Сюрприз, – сказал он. Встал под душ вместе с ней, обнял. – Господи, как только терпишь? Кипяток... У-у-у, сварюсь сейчас... – говорил, пританцовывая.
Она задержала дыхание.
– Не сходи с ума! Душ принимаю я...
– Прости, – он прижался к ней, поцеловал в щеку. – Чуточку подглядывал за тобой. Увидал, что пошла в душ, подумал: "Чего смотрю, чего сижу, могу ведь пойти к ней". Не мог сдержать себя.
Она сказала:
– Я так и знала, что следишь за мной.
– Я знаю, что ты знаешь, что я знаю... – заметил он. Улыбнулся. – Лапа, не было ничего серьезного.
Она отвела взгляд, отвернулась. Он повернул ее голову, лицом к себе.
– Не вру, лапа! – сказал он. – Правда. Пару раз выходил с ней и все. Если было бы что серьезное, я бы сказал. Не имею права сердиться на твои вопросы. Врал я тебе прилично, конечно. Правду говорю, клянусь. – Он поцеловал ее, прижал к себе.
Стояли так и ласкали друг друга под душем.
Подумать только! Не знала, что у него есть ключ от квартиры, а могла бы догадаться. Когда жильцы меняют замки, у Дмитрия всегда на хранении дубликат. Так что ему ничто не мешает войти в любое время.
Первое, что она сделала в понедельник, позвонила в отдел публикаций. Тамико была на месте.
– Здравствуй, дорогая! Нужна твоя помощь, – сказала она. – Не сможешь сделать для меня подборку об этих смертях в моем доме? Последняя – в конце октября. Хьюберт Шир...
– У нас есть данные. Сама знаешь, что подписываемся на клипы из прессы. Ты проверяла?
– Не думала об этом, – сказала она. – Не пользуюсь даже.
– 1300, Мэдисон-авеню. Так?
– Да.
– Подберу. Если ничего не обнаружу, позвоню в "Таймс". Мне это нетрудно. Ни то, ни другое.
– Спасибо, большое спасибо, – сказала она.
– Кстати, кое-что слышала про тебя и Прекрасного принца. Это правда?
– Мы друзья, – ответила она.
Когда назначенный на 10.30 ушел, Сара принесла конверт – 9 х 12 – с подборкой, поступившей из отдела публикаций.
Распечатки сложены на манер "аккордеона". Сантиметра полтора толщиной...
Она, не особо вчитываясь, пробежала текст о выступлениях общественности против решения Барри Бека построить двадцатиодноэтажный дом под номером 1300, по Мэдисон-авеню. Тут было все – и "Сивитас", и соседи с Карнеги-Хилла, и массовые собрания в церкви. Словом, борьба, длившаяся три года, составила половину от толщины тетрадочки.
Она внимательно прочитала все, что касалось смерти, последовавшей от отравления наркотиком. Уильям Г. Веббер, эксперт по безопасности, 27 лет, проживал в доме N 1300 по Мэдисон-авеню.
Далее следовали документы, подтверждающие заключение. Передозировка кокаина... Занимался наркобизнесом и сам употреблял. Перепутал, похоже, товар. По счастью, две его подружки приняли меньше.
Она торопилась на совещание по маркетингу, назначенное на 11.00. Обсуждались четыре книжки: две – художки, две – нет. Предстояло отобрать нужные, для публикации в бюллетене бестселлеров, выходившем но субботам. Потом Джун пригласила ее на обед: "...и Питера тоже, или кого хочет", на субботу, 6 января. Она поблагодарила, сказала, что, вполне вероятно, придет с Питом.
Угощала британского распространителя в "Перигоре". Велела Саре тщательно фиксировать все звонки. И, наконец, села читать материалы о Наоми Сингер. Самоубийство... Выбросилась из окна своей квартиры на пятнадцатом этаже дома N 1300 по Мэдисон-авеню. Справка включала также сведения о сердечном приступе у съемщика Брендана Коннахэя, 54 года... Про Уильяма Г. Веббера, 27 лет, она уже читала.
Наоми Сингер... 31 год. Работала на ТВ. Помощник режиссера в программе "События в мире". Во вторник утром позвонила, сказала, что заболела, а около полудня выбросилась из окна гостиной своей квартиры. Родилась в Бостоне, окончила университетский колледж в Уэллесли, в Нью-Йорк переехала за три месяца до гибели.
Оставила письмо – лист бумаги, исписанный ее рукой, – в котором сообщала, что у нее "депрессия по поводу событий, происходящих в мире и в ее личной жизни...", что "просит прощения у родных и друзей". В ее истории болезни – никакого намека на психическое заболевание или приверженность к наркотикам. Друзья и коллеги Наоми Сингер – 31 год, покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна дома N 1300 по Мэдисон-авеню – были потрясены. Некая Барбара Энн Авакян свидетельствовала: "Несмотря на то, что Наоми принимала близко к сердцу все, что касалось вопросов сохранения окружающей среды, также прав человека, она была жизнеутверждающей личностью. За тот небольшой отрезок времени, который проработала на Тринадцатом канале, приобрела много друзей, трудилась с увлечением, в последнее время с огромным энтузиазмом работала над документальным фильмом о бездомных. Совершенно невозможно понять, почему решилась на такой страшный поступок".
