Ознакомительная версия.
Затем стеклянный параллелепипед с пронзенной, беспомощной, казалось, находящейся при последнем издыхании ассистенткой откатывали за зеркала, игравшие роль ширмы. И через мгновение восточная одалиска – целая и невредимая, без единой царапины, уже раскланивалась вместе с НИМ под гром аплодисментов. Публика ревела от восторга. А ларчик стеклянный – то бишь аквариум, открывался просто – у него отваливалось дно. Там был выход из ловушки, поэтому «освобождение из плена» и занимало считаные секунды.
Сейчас же от знаменитого аквариума остался лишь этот стеклянный лом. Однако, кроме этого лома, в черном, украшенном позолотой ящике должно было сохраниться…
Симон наклонил ящик на бок. Так и есть. Вот это уже кое-что. Это уже интересно. На самом дне под грудой изъеденной молью ветоши, среди которой угадывался черный мужской фрак и жокейские бриджи, покоилось зеркало внушительных размеров.
Извлечь, справиться с ним без посторонней помощи Симону было трудно. Но он справился. Достал зеркало и прислонил его к стене гаража. Зеркало было в полный человеческий рост, в тонкой деревянной раме с облезшей позолотой. Тусклая от времени и сырости его поверхность была разбита. По всей его площади змеились трещины. В центре, куда когда-то пришлась вся сила удара, стекло превратилось в осколки. Многие из них отвалились, обнажая почерневшую амальгаму.
Симон подошел к зеркалу вплотную. Оно было странным – искажало вблизи очертание предметов. На расстоянии эти очертания становились четче, но если приблизиться, все снова укрупнялось, разъезжалось вширь, расплывалось.
Кроме трещин и осколков, на поверхности зеркала было и еще что-то. Какая-то бурая субстанция. Как будто что-то брызнуло, выплеснулось на зеркальную поверхность, на стекло, сползло, да так и засохло, заскорузло, покрывшись плесенью, грибками, пылью, грязью. Симон поскреб пальцем это «бурое». Потом поднес к носу. Пахло гнилью и еще чем-то неуловимо мерзким, зловонным. Почти выветрившийся за шесть десятков лет смрад разложения органического вещества. Тень тени, аромат СЕМЕЙНОГО прошлого…
– Выключи!
В машине играло радио: «Гуляй, пока молодой, мальчик!» – и эксперт бросил в сердцах водителю: выключи, ЗАТКНИ это сейчас же!
«Мальчик» оборвался на полуслове…
– Искали живого, а нашли… вот…
НАШЛИ СОВСЕМ НЕ ТО, ЧТО ИСКАЛИ, ЧТО ХОТЕЛИ НАЙТИ.
– Вы из министерства с проверкой к нам? – спросил Катю эксперт после паузы. – А у нас такое несчастье. Искали-то все эти дни живого ведь. А нашли…
– Кто его обнаружил? – спросила Катя.
– Наши – наряд из Щедраковского отделения и военные. Там у охотничьей базы лес продолжали прочесывать.
Двуреченск проплывал, проносился мимо. Исчезал, уходил из-под ног миражом, таял в солнечной мгле. Площадь, театр, бани, «Валдайский колокольчик», улицы и переулки, тупики, дома, дворы, пожелтевшие сентябрьские липы, река.
– Везде, всюду ведь искали. А он в Елмановском лесу, – эксперт покачал головой.
– Я слышала, что его отец – учитель оставил его на автобусной остановке всего на несколько минут одного, отошел что-то купить на рынок, – сказала Катя. – А водителя автобуса, пассажиров вы опросили?
– А вы знаете, что у нас творится, когда автобус наконец-то приходит? Два рейса в день всего, к тому же выходной был – воскресенье. Столпотворение настоящее. Допрашивали наши с розыска шофера, – эксперт махнул рукой. – Да что толку от его показаний. Не видел он ничего. Парнишку на остановке вообще никакого не помнит – некогда, говорит, было по сторонам смотреть, только успевай билеты продавать, деньги собирать с пассажиров – он же один, и за водилу, и за кондуктора, и за контролера.
– А на рынке что?
– На рынке Уткина самого, ну отца мальчика, видели. Он яблоки покупал, еще там какую-то дребедень. Один был, как и говорит, без сына.
– Но возле автобусной остановки у рынка, наверное, всегда много машин. Возможно, кто-то из водителей…
– До Елмановского леса, до базы охотничье-рыболовной можно только двумя способами добраться – на машине по шоссе и на лодке по реке. Лодка отпадает, они у нас все здесь наперечет, и реку мы сразу проверили. Так что остается машина. Пока отец по рынку шастал, парнишку могли посадить в какую-то.
– Похитить? – спросила Катя.
За окном проплыл зеленый холм с какой-то чахлой замусоренной рощицей у подножия.
– Вы что, с Шапкиным по этому самому делу говорили? – спросил эксперт.
– Нет, не совсем. Кое-что случилось в пансионате «Валдайские дали». Я приехала с коллегой посоветоваться, как быть.
– Посоветоваться… Рома-то наш… Роман Васильевич все эти трое суток сам не свой был. Где только не искал пацана, куда только не ездил. Даже в провал сам лично полез – проверять, смотреть.
– А что это такое – провал? Где это?
– А вот здесь, как раз мимо с вами катим, – эксперт кивнул на холм. – Зяблинская гора наша. А под ней дыра в земле.
– Пещера, что ли?
– Что-то вроде бункера еще с войны, от немцев. Что-то они тут за линией фронта тогда строить затеяли, бетона в землю набили, каких-то туннелей нарыли. А потом все взорвали при отступлении, к черту. Туннели осыпались, а вот бункер как-то уцелел. Сколько раз на моей памяти засыпать хотели – я еще пацаном был, школьником. Вечно туда ребят тянуло. И до сих пор тянет. Вот и в этот раз Рома… то есть Роман Васильевич, решил там мальчонку искать – а вдруг? Они ведь в этом возрасте как ртуть – подвижные, непоседливые. Все им дай, все интересно вокруг. А товарищи, друзья в классе и скрыть могли – не признаться с испуга, что, мол, спускались туда, лазили. Только не в провале его, как оказалось, искать-то надо было, а в лесу. Может, и лучше это для города нашего, что в лесу его нашли, а не в этой проклятой могиле.
Последняя фраза эксперта показалась Кате странной. Они ехали в оперативной машине, набитой экспертным оборудованием, на место происшествия, а тон у него был… Чудной какой-то тон. Зяблинская гора заслонила собой Двуреченск.
– Как это понимать – лучше для города? – спросила Катя.
– Так и понимайте, девушка. Слухов меньше. То есть слухов, конечно, и сейчас будет немерено. Но все же не таких оголтелых. – Эксперт, казалось, запутался в словах.
– Оголтелых?
– Ну да, да, диких, разным бредом наполненных… То есть не совсем бредом… Суевериями…
– Суевериями?
– Маленький город у нас совсем. Вы на это скидку делайте. А в маленьких городках своя история с географией. Место это – провал под Зяблинской горой – дурное по здешним меркам. Молва такая. А молва, девушка, в маленьких городках совершенно особый фактор, с которым даже мы, милиция, должны считаться. Вот например, когда батя мой родной узнал, что я пацаном лазил туда, в провал, вместе с ребятами, то снял ремень и… как сидорову козу меня отодрал. А до этого ведь пальцем никогда прежде не трогал. Всех за это били родители нещадно. Но мы все равно туда лазили. Веревки брали и спускались. И до нас тоже старшие это делали. Особый шик был туда забраться – что-то вроде проверки на смелость. Риск, приключение настоящее…
Кате было не по себе: она явилась в милицию по конкретному делу, рисунок до сих пор еще стоял у нее перед глазами. В отделе узнала, что пропавший ребенок… нет, тело обнаружено. Она ехала на то самое место, где его нашли, но по дороге они говорили с коллегой не об этом, а о каком-то «провале»!
– Так что не так с этим бункером? – спросила она. – И при чем тут городские слухи?
– Это не просто бункер. Это всегда что-то вроде могилы было, – ответил эксперт. – Разное рассказывали, кто во что горазд. У кого насколько фантазии хватало. Один только факт бесспорный. После войны дело было. Там, в этом бункере, детей нашли мертвых, убитых. Случайно и обнаружили-то – саперы тогда в город приехали, искали мины неразорвавшиеся, снаряды, стали бункер немецкий проверять, а там трупы детские. С тех пор история одна у нас по городу бродит сколько лет уже. Странная довольно история, – эксперт отвернулся. – Знаете, что-то вроде страшной байки… Школьной байки у костра, которыми в лагере друг друга пацаны пугают.
Катя взирала на него молча.
– Они, те двое, – брат и сестра, зимой пропали. Их тоже, как старики наши рассказывают, тогда искали всем городом. Они были нездешние. Вроде тогда цирк в город приехал со столичными артистами на гастроли. Эти детишки – брат с сестрой, были из цирковой семьи. Маленькие совсем оба, клопы… Ну и сгинули в одночасье. Так их тогда зимой и не нашли. А нашли много месяцев спустя осенью где-то, в октябре – саперы на них наткнулись случайно, как я уже говорил. Трупы изуродованные: в общем-то, что от трупов осталось за столько-то времени. А перед этим в мае месяце, когда дети еще в розыске числились, кое-что случилось в самом городе. Есть тут у нас улица Ворошилова, там дом был, потом он сгорел, точнее, сожгли его в головешки… Так вот про него тогда бог знает что болтали… да и сейчас еще вспоминают ту историю.
Ознакомительная версия.
