― Готова?
Ханна с удивлением открыла глаза и увидела, что Габриэль засовывает стопку чистых полотенец под стойку бара. Она слышала, как за кухонной дверью моется посуда.
― Уборка до сих пор не окончена?
― Преимущество владельца бара, ― он натянул кожаную куртку, похожую на ее, и кивнул в сторону двери. ― Проводить тебя домой?
― О, слава Богу, ― выдохнула она, спрыгивая с табурета и хватая свои вещи. ― Здесь действительно темно. И я думаю, что там есть горные львы.
― Есть, но они очень застенчивы.
― Смешно.
― Это не шутка, ― он запер дверь, когда она вышла вслед за ним.
Она оглядела стоянку.
― Где твоя машина?
― Я живу в одноэтажном доме за придорожной закусочной. Есть еще гараж. Его разделяют двое моих сотрудников. Земля здесь безумно дорогая.
― Похоже, что большинство людей, у которых здесь есть дома, всегда ими владели.
― Именно. Это немного похоже на квартиры в Нью-Йорке. Как только у тебя появляется место, ты никогда его не оставишь.
Ханна не видела, как он подмигнул, но почувствовала это. Она слегка поежилась, хотя и натянула куртку, и притворилась, что это была запоздалая реакция на разговор с горным львом.
― Так откуда же ты? ― спросил Габриэль.
Раньше ее смущал этот вопрос, но она уже давно забыла об этом. И все же это было сложнее, чем просто сказать «Айова».
― До недавнего времени я жила в Чикаго, но теперь я дома, забочусь о маме в Айове, ― было не так темно, чтобы она не увидела, как он поворачивает голову.
― Мама, с которой я выросла, ― объяснила Ханна.
― Ах. Она больна?
― У нее слабоумие.
― Извини. Это, должно быть, тяжело.
― Да, это тяжело. Это изматывает так, как я и представить себе не могла. Она в приюте, так что, в основном, я просто сижу с ней, но это все равно, что каждый день разбивать себе сердце. А потом случилось это…
― Что?
Точно. Она не рассказала ему эту часть. Они остановились на краю шоссе, и она воспользовалась тем, что нужно было поискать машину, чтобы на мгновение задуматься. Они поспешили через дорогу, и когда ступили на подъездную дорожку в жуткое пятно тумана, Ханна почувствовала такую благодарность за присутствие Габриэля, что отбросила осторожность и сказала ему правду.
― Раньше я этого не знала. Я думала, что моя мать ― это моя мать. Они поженились, когда я родилась.
― Да.
― Да. Я узнала правду из-за некоторых медицинских тестов. А теперь я хотела бы знать, кто моя настоящая мать, так что я действительно ценю твою помощь.
Он придвинулся ближе в тумане, и она подавила желание взять его под руку, чтобы они не разошлись в темноте. Если она свернет в этот лес, ее могут больше никогда не увидеть. Призрачная дочь, бродящая по земле со своей призрачной матерью.
― Мама тебе что-нибудь рассказывала?
― Не совсем. Либо она не может этого сделать, либо не хочет, но в данный момент нет никакой возможности узнать причину. И я злюсь в любом случае. Насколько это ужасно? Я злюсь на свою маму за слабоумие.
― Я думаю, это вполне нормально.
― Даже не знаю. Это не чувствуется чем-то нормальным.
― А твой отец? ― настаивал Габриэль.
― Он умер несколько лет назад.
― И мой тоже. Вообще-то, еще в тысяча девятьсот девяносто пятом. Это было уже давно. Но это будто было недавно.
― Мне жаль, ― прошептала она.
― Мне тоже.
― Я все еще очень скучаю по отцу. Я не была готова к тому, что он уйдет. Я имею в виду, что иногда мне казалось, что он был единственным, кто был на моей стороне. Моя мама любила меня, но… А теперь вот это. Боже, если бы он только мог рассказать мне, что случилось. Если бы я узнала об этом десять лет назад, то задала бы свои вопросы и получила ответы. Вот и все.
Зубы Габриэля блеснули в ночи, и она поняла, что сейчас они поднимаются из тумана. Впереди она увидела огни коттеджа.
― Почему-то, ― сказал он, и тихая нотка веселья в его голосе скользнула по ее коже, ― я сомневаюсь, что это было бы так просто.
Ханна слишком громко рассмеялась. Он был прав. Это был бы эмоциональный, драматический инцидент. Она бы закатила по меньшей мере, три истерики.
― Уже раскусил меня?
― Ты, кажется, не из тех, кто принимает все спокойно.
― Нет. Нет, пожалуй, нет. Я бы все равно оказалась здесь, но, по крайней мере, у меня было бы ее имя. Способ найти ее.
― Есть ли шанс, что твоя мать, в будущем, сможет ответить на твои вопросы?
Ханна пожала плечами.
― Я полагаю, что все возможно. Но в наши дни ее просветленные моменты случаются очень редко. И как только у нее начинается стресс, она снова исчезает. Вот в чем проблема. Даже если я поймаю ее в самый подходящий момент в самый подходящий день, то, задав ей этот вопрос, она, скорее всего, снова скатится в болезнь. Хотя, наверное, я могла бы остаться и попытаться.
― Или остаться и свести себя с ума.
― Именно так я себя и чувствовала, ― она остановилась у входа в свой коттедж. ― Хочешь развести костер и посидеть на заднем дворе?
― Конечно.
Она впустила его через парадную дверь, но сразу же направилась к заднему выходу, чтобы он не подумал, что она приглашает его в свою постель. Не то чтобы на кровати было много места. На нем лежали ее ноутбук, записная книжка и открытый чемодан.
― Извини за беспорядок, ― машинально сказала она, потому что привыкла говорить это каждому, кто заходил к ней. Она почти слышала, как ее мама говорит: «Если бы ты, правда, об этом сожалела, то ты бы все убрала!». Это правда. На самом деле, ее не так уж сильно волновал беспорядок.
Габриэль молча последовал за ней на задний двор. Она схватила коробку спичек «Риверфол ИНН» и зажгла одну. Для костра уже были разложены бумага и растопка, и она разожгла пламя всего за несколько секунд.
Габриэль наблюдал, засунув руки в карманы джинсов. Надо было попросить его разжечь огонь, подумала она. Это было то, что заставляло мужчин чувствовать себя нужными и полезными. Но ей тоже нравилось чувствовать себя полезной, и было что-то невероятно приятное в том, чтобы смотреть, как огонь, который она сама себе разжигала, растет и облизывает поленья.
― Присмотришь за ним? ― спросила она, пытаясь дать ему немного ответственности на случай, если он в этом нуждается. Она вернулась в коттедж, чтобы взять бокалы.
Когда она вернулась, он стоял в той же позе. Габриэль расслабился, его плечи опустились так, что это было бы сутулостью для другого мужчины, но каким-то образом заставило именно его выглядеть солидным. Он был всего на дюйм или два выше ее, но такой жилистый, что казался существенно выше.
Как и любой мужчина, Габриэль мог быть той самой ночной опасностью, от которой ей понадобилось бы защищаться. Он был сильнее ее, они были в лесу, и он мог заставить ее замолчать почти без усилий. Но она доверяла своим инстинктам. Они были отточены во время ее безрассудных студенческих лет, когда она пыталась уговорить себя доверять мужчинам, которые излучали неверную вибрацию.
Инстинкты важны. Все женщины учились доверять страху.
Но с ним она не чувствовала никакого страха. Он не смотрел на нее слишком пристально, не вмешивался в ее пространство и не делал собственнических жестов, которые ему не следовало бы делать. Да, он флиртовал, но следил за ее реакцией и позволял ей сказать последнее слово.
Ханна это любила. Сильно.
Она уже прикончила свою подарочную бутылку вина, но там стояла еще одна, с маленьким, написанным от руки ценником в двадцать долларов.
― Надеюсь, с этим красным все в порядке. Оно досталось мне в подарок при заезде.
Ханна протянула Габриэлю бутылку и штопор, что, в конце концов, сделало его полезным. Огонь весело пылал, и она со вздохом опустилась на деревянный стул.
― Выглядит хорошо. И спасибо за приглашение.
Он налил им по бокалу вина и сел на свое место.
― За здоровье.
Она немного потянулась в кресле, пока жар огня не согрел ее колени.
― И я позвонил маме, чтобы расспросить ее об этом месте, ― сказал он. ― Она всю жизнь прожила в Биг-Суре. Решил, что она что-то знает.
