— Нет, — усмехнулась Мерли, — только не это.
— Ну? И каково оно? Какие новости? — полюбопытствовал комиссар.
— Да никаких, — ответила я. То, что мы узнали от Аниты, было настолько несерьезно, что и говорить не стоило.
— Послушайте, поймите, наконец: это опасно. Убийца ведь, возможно, наслышан о ваших угрозах. Если вы не прекратите самодеятельность, я прикажу взять вас под наблюдение под тем предлогом, что вы вмешиваетесь в расследование, проводимое полицией.
А что? С него станет. Теперь придется озираться — нет ли за нами слежки.
— А вас, случайно, не мать моя к нам прислала? — догадалась я.
Его молчание говорило лучше всяких слов. Но не успела я ему об этом поведать, как Мерли объявила, что пицца готова.
— Будете с нами? — спросила она комиссара.
— Нет, спасибо, — отказался он.
Я проводила комиссара до дверей. На площадке он обернулся:
— Прошу вас, будьте осторожны! Не думайте, что убийца так прост. Я оставил вам на столе свою визитку. В случае чего — сразу звоните. Звоните в любое время, понятно?
И он ушел. Его шаги растаяли внизу. Я закрыла дверь и вернулась на кухню. На столе лежала его визитка.
— Выброси ее к черту, — сказала Мерли.
Но я не торопилась исполнять ее просьбу. Положила визитку у телефона. Мало ли что.
Имке уже не помнила, когда их с матерью общение не было обменом колкостями. Такое, пожалуй, было впервые. Она даже растрогалась.
— Ты мне очень помогла, — сказала она, вытирая глаза, — спасибо тебе.
— Ах, перестань, — мать взмахнула рукой в перстнях, — какие благодарности. У тебя у самой дочь.
При этих словах Имке подумала, что из нее плохая утешительница. Она не умела утешать и сочувствовать, она умела решать проблемы. Это был ее девиз. Да Ютта и не нуждалась в таких вещах. Во всяком случае, она никогда за этим не обращалась.
— Пришли девочек пожить у меня на время, — предложила мать.
— Они уже вышли из того возраста, мама, когда их можно было куда-то послать.
— А ты попробуй.
— Хорошо, — пообещала Имке, подумав, что это все напрасные хлопоты.
— Как твоя новая книга? — спросила мать, вдруг ступая на тонкий лед. Их вкусы в литературе, как известно, сильно отличались.
— Неплохо, спасибо.
— О чем ты пишешь на этот раз?
Вопрос прозвучал как будто не без интереса. По крайней мере, Имке так показалось.
— В основе сюжета убийства Каро и Симоны Редлеф.
— Да ты что! — всплеснула руками мать. — Разве не знаешь, что беду можно… накликать?
— Это суеверие, мама. Бред сивой кобылы.
Мать поджала губы.
— Извини, я не хотела тебя обидеть, — спохватилась Имке.
— Ничего. Мне известны твои принципы.
— Мне становится легче, когда я пишу, — помогает унять тревогу. Я освобождаюсь от страхов, когда описываю их на бумаге.
— На экране, ты имеешь в виду.
— То есть на экране.
Они рассмеялись, и это немного разрядило обстановку. В небе пролетел планер. За кухонным окном вилось густое облако мошкары. В воздухе пахло летом.
«Оставь моего ребенка в покое, — думала Имке, — не трогай мою дочь». Не сразу она поняла, что мысленно обращается к убийце. К настоящему убийце, а не к его отражению, которое она создавала в романе.
— Идем в дом, мама, — сказала она, потирая руки. — Холодает.
Холодает? Мать с удивлением взглянула на Имке. Стояла страшная жара. Но она молча встала и пошла за дочерью в дом. В дверях помедлила, обернулась.
Раньше ей нравилось, что тут так дико и тихо, совсем не слышно звуков цивилизации, но теперь все изменилось. Имке не должна жить здесь одна. Почему Тило к ней не переедет? Хотя бы на время, пока не поймают убийцу. Тило ей не нравился. Уж больно пронзительный у него был взгляд — проникал в самые печенки. Однако никого другого не было.
— Почему этот твой Тило здесь не поселится? — громко спросила она.
Имке на кухне гремела посудой.
— Мама, когда ты перестанешь называть его «этот твой Тило»?
Да, и правда? Трудно было не ссориться, поскольку обе они имели отличный слух, улавливающий малейшие оттенки смысла. Завести собаку тоже было бы неплохо. Большую, сильную сторожевую собаку.
— Может, заведешь собаку?
— Собаку? Еще есть предложения?
Мать вздохнула. Сейчас слово за слово, и они поссорятся. А потом будут звонить друг другу — извиняться. И опять все заново.
Зазвонил телефон. Имке даже подпрыгнула, досадуя на свою пугливость. Неужели страх сумел запустить в нее свои когти?
Только в детективах сыщики виртуозно выслеживают преступника, а на самом деле это трудно. Он постоянно терял их из виду. Дороги были полны машин, будто все высыпали на улицу, пока стоит хорошая погода.
У него была подходящая машина — подержанный «фиат», не большой и не маленький, неприметного болотного цвета.
Они подъехали к ночному клубу и вышли на парковке. Он остановился на другой стороне улицы, заглушил двигатель и ждал. Когда девушки скрылись за ярко-зеленой, в неоновых огнях дверью, он вышел и последовал за ними. Этот клуб был не из тех новомодных, где собирается одна молодежь. Интерьеры устарели уже лет на десять. Народу пока было немного, музыка не гремела, и можно было расслышать, что говорят вокруг. Он сел у бара и заказал кока-колу. Он из принципа не пил спиртное, когда был за рулем. Лишние трудности ему были ни к чему.
Ютта и Мерли сидели за столом с другими молодыми людьми, которые передавали по кругу фотографию. Все качали головой и с сожалением пожимали плечами. На мгновение он растерялся. Не его ли это фотография? Каро никогда его не фотографировала и никогда не была в комнате, где он жил. А если бы даже и была — так фотографий у него не было. Вообще. Остались, может быть, только детские у матери. Так что, наверное, они показывали им фотографию Каро, спрашивая, не видел ли кто ее с ним. Нет, ерунда. О нем они точно ничего не знают. Не могут знать.
Когда Ютта и Мерли перешли к следующему столику, он машинально схватил со стойки свой стакан и пересел за стол в глубине зала. Он сидел, наблюдал и ждал.
Теперь он был совершенно спокоен. В этом клубе они с Каро никогда не бывали. В городе они вообще редко проводили время. Обычно они ехали куда-нибудь за город на его машине и там гуляли. Они никогда не встречали знакомых, это точно. Его коллеги слишком уматывались за день в поле, чтобы выбираться из деревни. Да и машин ни у кого не было. Многочисленных знакомых Каро им тоже с успехом удавалось избегать. Может быть, кто-то мельком и заметил их, но такие мимолетные воспоминания не представляли для него опасности.
Настала его очередь. Сейчас они подойдут. На этот случай у него была припасена книга. Он вынул ее из кармана и сделал вид, что читает.
— Извините, можно вас отвлечь на минутку?
Он нахмурился и озадаченно поднял голову. Такое впечатление он и рассчитывал произвести: я тут зачитался, а вы меня потревожили, и я в первый миг и не пойму, в чем дело.
— Мы хотели у вас кое-что спросить, — сказала Ютта, — это не займет много времени.
У нее были красивые глаза. Улыбка придавала ее взгляду мягкость и чувственность.
— Конечно, — кивнул он.
Фотография Каро потрясла его. Застала врасплох. Он полез в карман, вынул платок и высморкался, чтобы выиграть время.
— Нет, извините. Я никогда не видел ее. Рад бы вам помочь, да не могу.
Как она улыбалась! Какая красивая, какая знакомая! Она по-прежнему была частью его.
— Чем помочь? — спросила Мерли, внимательно глядя на него. Такой он себе ее и представлял по рассказам Каро: деловая, прямая, резкая.
— Найти ее, — быстро ответил он. — Вы ведь ищете эту девушку, раз показываете всем ее фотографию?
— Ну… вообще-то не ее, а ее приятеля, — поправила Ютта. — Он высокий, стройный, темноволосый, с темным загаром. Похож на вас.
Он ощутил холодок в затылке.
— Извините… может, я и хотел бы познакомиться с такой девушкой, но, увы… — Он с сожалением воздел руки. — Красивая у вас подруга.
Ютта хотела еще что-то сказать, но Мерли поблагодарила его и потащила ее прочь. И вовремя — ему становилось дурно от усилий казаться естественным. Он дождался, пока они выйдут из клуба, и затем тоже вышел. Когда их «рено» тронулся с парковки, он был готов следовать за ними.
Берт вернулся домой раньше обычного. Он поиграл с детьми в футбол в саду, потом они вместе жарили картошку и сосиски на гриле, ели все это с кетчупом и веселились. Марго в это время занималась собой. Она читала, разговаривала по телефону и подкрашивала волосы. Отчего-то она сторонилась семейных забав. Словно часы одиночества были лучшим временем в ее жизни.
Отчасти Берт ее понимал. Повседневная рутина съедала все силы, и необходимо было отыскать возможности их восстановления. Но раньше лучшим способом для этого было время, проведенное вместе. Чтобы жизнь наладилась, им нужно было просто побыть вдвоем. Теперь все изменилось, и Берт никак не мог к этому привыкнуть. Было больно и обидно.
