— Ты положил что-то мне в кофе, — это прозвучало невнятно, словно она слишком много выпила.
— Да. — Он кивнул, словно ему было приятно. — Шесть таблеток парацетамола. Я привез их с собой, растертые, в конверте. И подмешал в твою чашку, когда ты не видела. — Невероятно, но в его голосе слышались самодовольные нотки. — Этого достаточно, чтобы у тебя закружилась голова, ты ослабела и стала сонливой.
В это время Мел изо всех сил боролась с головокружением и засасывающей дремотой и почти не заметила, что он толкает ее через ворота, к опасной узкой тропинке, ведущей через Флэтс.
Весенним или летним днем топи, возможно, выглядят привлекательно или благожелательно, наверное, там много всякой дикой природы и необычных растений, но сегодня, в это раннее осеннее утро с морским туманом, стелющимся по земле и обвивающим редкие чахлые деревья, они казались унылыми и немного зловещими. Несколько редких деревьев, которые росли там, были покрыты каплями влаги. Капли срывались вниз, со звуком тихих крадущихся шагов. Кап-кап, шаг-шаг…
Мел смогла выговорить:
— Джо, что все это значит?..
— А вот что, — неожиданным резким движением он шлепнул ее по спине, и Мел полетела с тропинки вперед, прямо в хлюпающую, засасывающую грязь Марш-Флэтс.
Мел не упала головой вниз, она неловко соскользнула; в попытке затормозить вывихнула лодыжку и в результате упала вперед ногами в трясину. Это было самое отвратительное ощущение, какое она когда-либо испытывала. На ней были вельветовые джинсы и кроссовки, но даже сквозь них она чувствовала, как жирная грязь с жадностью покрывает ее ноги.
Она попыталась выкарабкаться и сразу поняла с новым приступом страха, что не может: ее ноги словно завязли в быстро застывающем цементе. Чем больше она боролась, тем больше клейкая грязь засасывала ее. Но это не страшно: Джо стоял на тропинке, и между ними было буквально два метра. Мел вытянула руки, ожидая, что он наклонится и вытащит ее. Но он не пошевелился. Ее начала охватывать паника.
— Джо! Ради бога, вытащи меня!
Долгая пауза. Затем он сказал:
— Мне нужно подумать над этим.
— Джо, не дурачься! Ради бога, вытащи меня!
— Понимаешь, я не могу допустить, чтобы ты мешала моим планам, — сказал Джо. Он почти опустился на колени на тропинке, наблюдая за ней. Тихим голосом, будто самому себе, он говорил: — У меня большое будущее, понимаешь. Парламент, а потом кабинет министров. Я вполне смогу этого добиться. Нет преград. Разве ты не хочешь разделить все это со мной, Мелисса?
— Да. Да, конечно, хочу! — О боже, ты, чудовище, я разделю все, что угодно, если ты меня вытащишь!
— Тогда почему ты пытаешься забрать у меня мое лучшее оружие? — сказал он укоризненно.
— Оружие…
— Близнецов. Близнецы вызовут столько сочувствия. Благодаря им я пробьюсь на дополнительных выборах. Добрый старый Джо Андерсон мужественно несет такую тяжелую ношу. Такие крепкие религиозные убеждения. Именно такой человек нужен нам сейчас в парламенте, именно такой человек нужен в кабинете министров.
Мел не могла поверить в то, что он говорит все это, хотя где-то в глубине души она уже давно все это понимала, какой-то момент она хотела возразить ему: «Ты, глупое эгоистичное чудовище, если ты оставишь меня здесь умирать, тебе это так даром не пройдет!» А через мгновение она очень ясно увидела, что, скорее всего, пройдет; он расскажет, как нашел свою несчастную растерянную жену здесь и как пытался отвезти ее домой, но она убежала от него и попала прямо в болото. Я пытался вытащить ее, скажет он печально и, возможно, даже пустит слезу. Я пытался спасти ее, но болото засасывало все глубже и глубже. Он, скорее всего, добавит, что с момента рождения близнецов она была чересчур чувствительна, впадала в меланхолию. Он не будет использовать слова «послеродовая депрессия», но это сделают за него, и кивнут важно, и скажут: бедняжка, а чего еще можно было ожидать.
Изабель, возможно, будет возражать, и Мартин Бреннан, возможно, поддержит ее, но даже они не подумают, что Джо способен на убийство. Так что его истории поверят, и, даже если вскроют тело Мел, они найдут только следы парацетамола, причем в количестве, недостаточном для передозировки.
Но у меня нет времени спорить с ним, у меня нет времени даже думать, потому что мне нужно выбраться, ради близнецов мне нужно выбраться… Но каждый раз, когда она пыталась высвободиться, трясина затягивала ее глубже, хлюпая и чавкая, словно чмокая губами вокруг неожиданного лакомства. Она умрет, и, когда она умрет, Джо заберет девочек себе, и будет использовать их в своей кампании, и будет продолжать использовать их — снова и снова… О боже, я не могу этого допустить!
Она сказала:
— Джо, послушай, я сделаю все, что ты захочешь. Если ты хочешь, чтобы близнецы остались как есть, я приму это. Я постараюсь понять твои чувства — и уважать их.
— Правда? Я могу тебе доверять, Мелисса? Если я вправду поверю, что тебе можно доверять, может быть, я позволю тебе жить дальше, — сказал он.
— Ты можешь мне доверять, правда, можешь!
Грязь пахла влагой и плесенью, и она затягивала ее все глубже и глубже. Это будет ужасная смерть. Одна из ее рук уже попала в трясину, и чем больше она боролась, тем дальше ее засасывало. Как жирные серые пальцы. Как ужасные гоблины, тянущие ее вниз.
— Джо, я обещаю! Я согласна на что угодно…
Если бы был хотя бы древесный корень, за который она могла схватиться, тогда она смогла бы вылезти сама, не было ничего. Ничего, кроме стелющегося тумана, который уже начинал рассеиваться, выпуская замутненное солнце, и ничего, кроме пустынных просторов болот. Джо сказал, словно раздумывая:
— Ну, если ты вправду обещаешь… У меня есть веревка в багажнике, я могу ее принести. — Он встал и посмотрел на часы. — Я быстро схожу за ней, но не уверен, что хватит времени… Может быть, уже слишком поздно.
Ах ты чертов ублюдок, подумала Мел, которая почти никогда не ругалась. Ты играешь со мной! Ты прекрасно знаешь, сколько секунд займет сходить за веревкой, и ты точно знаешь, как долго эта убийственная трясина будет затягивать меня! Стараясь говорить спокойно, она сказала:
— Да, Джо, пожалуйста, принеси веревку.
Трясина уже доходила ей до талии, и правая рука начинала невыносимо ныть от напряжения, потому что она старалась держать ее на поверхности. Но я должна удержать эту руку, потому что он принесет веревку, и я должна буду схватить ее — я знаю, что он принесет веревку, правда…
Он действительно принес ее, конечно; с самого начала собирался сделать это. Джо быстро вернулся к машине, залез в багажник за мотком веревки и проворно вернулся по тропинке. Мел не выпускала его из виду. Один раз он чуть не сбился с тропинки и не угодил в ненасытное чрево трясины, но все-таки не оступился. Он вернулся и остановился, снова глядя на нее:
— Есть еще кое-что, Мелисса.
— Что? — Мышцы правой руки и плеча уже сводило от боли. — Скажи же, быстрее!
— Мы никогда не будем говорить о том, что произошло сегодня, — сказал он. — Ничего этого не было. Если ты расскажешь кому-то об этом, я буду, конечно, все отрицать. Я могу даже добиться, чтобы тебя признали недееспособной. Душевнобольной. Я думаю, я смогу этого добиться.
— Я понимаю.
Ей было невыносимо больно удерживать правую руку на весу, каждую минуту та могла опуститься, и тогда ей не удастся схватить веревку, которую он все еще сворачивал и разворачивал в своих руках. «Ужасные руки. Как я могла позволить этим рукам касаться моего тела?»
— Я никому не скажу, Джо. Даю слово.
Драгоценные секунды текли, секунды, которые нельзя было тратить. И потом Джо сказал:
— Ладно, вот веревка. Сейчас я тебя вытащу.
Древние трясины не так-то просто расстаются со своей жертвой. На какой-то ужасный момент Мел увидела, что в глазах Джо мелькнула паника, и подумала: «Он все же не хотел меня убивать! Но он не рассчитал — он действительно оставил меня здесь слишком надолго!»
А потом медленно, дюйм за дюймом, неохотно чавкающая, сосущая грязь ослабила свою хватку, и со звуком открывающейся раны Мел выскочила наружу. Он выволок ее на тропинку, она дрожала и всхлипывала, перед глазами все ходило ходуном, и она оперлась на Джо, потому что стоять уже не могла. Но она была жива.
Ему пришлось помочь ей идти по тропинке — сама она точно упала бы. И потом она действительно упала. Она споткнулась или поскользнулась — возможно, тропинка или ее кроссовки были скользкими от грязи — и в этом движении натолкнулась на него.
Балансируя в воздухе руками в попытке удержать равновесие, он упал и попал прямо в трясину, где буквально мгновение назад Мел боролась за свою жизнь.
Он боролся так же, как она. Конечно, боролся. Он боролся против клейкой трясины, и с каждым движением проваливался все глубже. Он выглядел нелепо, барахтаясь в серой каше, как чудовищная муха с человеческий рост, пытающаяся отцепиться от липкой ленты.
