— Добрый день. — Балмашов окинул Колосова взглядом. — И здесь меня разыскали? Одну минуту, и я в полном вашем распоряжении. Марат, рад вас видеть… Фанни, привет. — Он наклонился к Фаине и поцеловал ее в щеку.
— Мы с Алькой по дороге к тебе завернули, — Фаина впервые обратила внимание на заскучавшую подругу. — В Москве — Сахара, а у вас тут так хорошо.
— А я за цветами, Андрей, — сказал Марат.
— Как всегда, для вашей матери?
— Как обычно. Но нужен эксклюзив.
— Сейчас что-нибудь подберу, — Балмашов улыбнулся. — Вы проходите.
— Марат вот нас на охоту приглашает, — усмехнулся Тихомиров, — на кабана.
— Серьезно? И что… это правда? — Балмашов бросал фразы рассеянно. Колосов ловил на себе его взгляды. Странно, у него было ощущение, что во всем этом оживленно-приятельском сумбуре такой неожиданной встречи всех со всеми Балмашова всерьез интересует только он, Колосов, — он и никто другой.
— То есть я вру, что ли? — хмыкнул Марат.
— Простите. Я просто подумал, что… Значит, вы уже успели поохотиться на кабана?
— Завалил с первого выстрела, — самодовольно ответил Марат (некому, некому было уличить его во лжи, егерь Мазай из Евпатьевского леса был ох как далеко).
— В следующий раз дайте знать заранее, составим вам компанию, — сказал Тихомиров. — Милое дело — охота.
— Вас, ребята, жены не отпустят, — усмехнулась Фаина. — Придется с Маратом ехать мне. По старой дружбе.
— Пойдемте, я подберу цветы, там и поговорим. — Балмашов вежливо дотронулся до плеча Колосова. — Нет, Марина, ты, пожалуйста, останься. Я сам займусь этим заказом.
— Я и не собиралась с вами идти, — ответила Марина Петровых. — У меня… у меня вообще куча дел!
Балмашов повел Колосова к конторе. На крыльце Колосов оглянулся. Фаина о чем-то оживленно разговаривала с брюнетом Маратом возле его черного «Мицубиси Паджеро». «Интересно, а где наши? — подумал Колосов. — Где машина наблюдения? Они же ее вести должны были с Долгоруковской. Или так закамуфлировались, что даже я их не вижу?»
Позже он выяснил, что машина наблюдения была. Она следовала за фигуранткой неотступно из Москвы, потом в Москву. Но это не помогло. Помочь и что-то изменить уже было невозможно. Но тогда они еще об этом даже и не подозревали.
— Значит, сегодня вы приехали не только из-за меня, — сказал Балмашов, когда они оказались вдвоем внутри — возле стойки рецепции с компьютером.
— У нас дело об убийстве двух человек. А они неожиданно для нас оказались вашими клиентами, Андрей Владимирович. Цветы у вас приобретали, — ответил Колосов.
— Я в курсе, мне Сергей сказал, что ваша сотрудница приходила в магазин. — Балмашов отошел в глубь зала. — Что бы такое на этот раз предложить ему? Ничего, если я буду разговаривать и заниматься композицией?
— Ничего. Хорошо у вас тут все организовано, — похвалил Колосов. — Прогресс и полная модернизация. А раньше одни совхозные хибары тут догнивали.
— Да, тут все было в совершеннейшем запустении. — Балмашов выбирал цветы для композиции. — Это вот, пожалуй, и это. Ирисы, голубую гортензию и… он просил что-то оригинальное… пусть будет на этот раз клематис. Я уж и не надеялся, что мы с Сергеем все это осилим.
— Трудно было все это сажать, строить?
— Да уж нелегко, поверьте. А когда мы вроде как сорганизовались, бизнес наладили, взяли и наехали на нас по-крупному. Еле-еле отбились.
— Кто же это?
— Банк один московский — «Прогресс и развитие». С кредитами мы запутались немного, в должники попали. Ну, а потом арбитраж. Полтора года разбирательство длилось. Спасибо Сергею, он все на себя взял, без него я бы не справился, пожалуй, и бизнеса бы лишился. Он и по судам мотался, и адвокатов дельных нанял. Да вот, кстати, рекомендую — один из них, для кого и стараюсь. — Балмашов показал глазами на цветы. — Отличный адвокат.
Колосов понял, что речь идет о том самом Марате.
— Ну а сейчас как ваши арбитражные дела? — спросил он.
— Все вроде утряслось. Процесс мы выиграли. Банк даже на свой десятилетний юбилей нам заказ на поставку цветов сделал. Так что все хорошо.
— Да, видно, не все. — Колосов смотрел, как он работает. — На вас вот, как вы говорите, напали. Клиентов ваших кто-то убил.
Балмашов встал к нему боком, лицо его оказалось в тени. Он молча и быстро собирал цветы в небольшой круглый букет. Ловко, сноровисто. С цветами он обращался бережно и одновременно безжалостно — обрывал, укорачивал стебли, сдирал лишние листья, почти не прибегая к помощи ножниц или секатора.
— Вы были знакомы с гражданами Бойко и Сусловым?
— Что?
— С клиентами, покупавшими цветы?
— Которых убили и по поводу которых вы сегодня приехали? Нет.
— Вы их не знаете и никогда с ними не встречались?
— Мне их фамилии ничего не говорят.
— А фотографии? — Колосов выложил на стойку снимки с места происшествия.
Балмашов слегка повернул голову.
— Один довольно часто приезжал за цветами. Второй… второго я тоже видел.
— Тот, что приезжал за цветами, — Бойко, правда, больше известный как Арнольд. Между прочим, он цветы посылал регулярно той вашей приятельнице, которая сейчас там снаружи. — Колосов смотрел на руки Балмашова.
— Фаине? Да, у них там что-то было… Кажется, ничего серьезного.
— А вы давно знаете эту самую Фаину? Пегова ее фамилия.
— Мы знакомы несколько лет.
— А девушка, что с ней приехала?
— Аля? Они живут вместе.
— Покойный Бойко и его работодатель Суслов были из криминальной среды.
— Правда? Я как-то говорил Фаине, чтобы была с этим парнем поосторожней… словно чувствовал. — Балмашов напоследок поправил что-то в букете. Поднял голову. — Ну, как вам?
— На свадебный похож, только не белый.
— На свадебный? — Балмашов выпрямился. — Вы заметили? Дело в том, что этот наш блестящий адвокат… Одним словом, Марат очень любит свою мать. Я ее видел, одна из красивейших женщин Москвы была в свое время. И даже сейчас очень и очень. И он ее, знаете, так нежно любит.
— А при чем здесь свадебный букет? — спросил Колосов.
Балмашов лишь усмехнулся, пожал плечами.
— Вы заменили замки в доме?
— Пока что не успел. Сергей мне утром тоже напоминал. Обязательно заменю, не беспокойтесь.
— Больше никаких ЧП с вами не было?
— Нет. Невольно начинаешь думать… точнее, верить, что…
— Что?
— Ничего, так… Надо же, нас позвали охотиться на кабана… Вот умора…
Колосов тяжко вздохнул. Разговор походил на какой-то сплошной абсурд. Балмашов в ходе допроса (а ведь это был, по сути, допрос) не сказал ничего конкретного о том, что его, Колосова, интересовало.
— На месте убийства, точнее, на самих трупах мы обнаружили в качестве вещдоков фрагмент растения. Ваши сотрудники сказали, что это лиана смилакс и что-то похожее на искусственную имитацию цветка крокуса.
— Сергей мне говорил об этом. Марина тоже. Это и есть цель вашего приезда ко мне?
— Нет. Но я бы хотел установить, где приобретены эти… вещи.
— Не у нас.
— Точно? Марина Николаевна только что показывала мне в вашей оранжерее этот самый смилакс.
— Вы найдете его где угодно. Даже вон там.
— Где? — Колосов невольно обернулся.
Балмашов указывал на гобелен на стене. Жест этот Колосов не понял. При чем тут гобелен?
— У вас дома ведь точно такая же картина висит? — спросил он.
— Вы и это заметили? Это моя любимая вещь у Пуссена. «Царство Флоры», — Балмашов заметно оживился. — Вообще-то, их у Пуссена две — одна в Дрезденке, другая в Лувре. Но мне нравится именно эта. Мальчишкой как-то, пацаном, наткнулся в альбоме с живописью чисто случайно. И, что называется, запал, заторчал… У вас так никогда не было, нет?
— Что?
— Ну, вот что-то вдруг помимо вашей воли, помимо вашего желания, как заноза, входит в сердце, и никак от этого не освободишься.
— У меня такого не было.
— Неужели? А я думал, это сплошь и рядом… Заноза… Любовь, например? Нет? Неужели нет? — Он заглянул Колосову в лицо. — Красота… Или другое — например, страх?
СТРАХ? Ночная заноза. Там, тогда на набережной… Минутный мандраж. Каким-то шестым первобытным чувством уловленная, засеченная угроза. Неизвестная, безымянная и от этого еще более пугающая…
— У меня такого не было. А это что, какая-то аллегория античная? — грубо оборвал его Колосов. — Как-то странно все изображено. Нелогично. Этот вот парень кровью истекает. Тот зарезаться мечом собрался. А остальным хоть бы хны. Кто пляшет, кто на травке валяется. Этот вот наверху, который кучер, коней знай себе погоняет.
— От него все и зависит, — Балмашов кивнул на небесного возницу. — Их жизнь, их смерть. В принципе все они обречены. И скоро умрут. Знаете, я ведь пацаном об этой картине даже стихи писал, вот до чего меня… занозило. Как же там у меня было-то? «С полей медовым тянет ароматом, и хочется покоя и любви. Но нет любви, нет и покоя в царстве Флоры»… Лет шестнадцать мне было… А каково? Не хило? А Юра Шевчук в это время про периферию стихи писал: «Навоз целует сапоги, кого-то мочат у реки — периферия!» А Башлачов в Череповце «Грибоедовский вальс» бацал на гитаре про водовоза Степу Грибоедова и про небо Аустерлица… Ну а я про царство Флоры: «Охотник Адонис не смотрит на чудесный танец Флоры. Он знает, что умрет, что кровь его уйдет в песок и вырастет цветок…» В принципе, все они, вся эта красота растет и всходит на наших костях, на нашей с вами плоти бренной, смертной. Мы для них только лишь удобрение. Навоз. А они для нас. Разве это не достойно пары-тройки стихотворных строф?
