— Ну? — спросила она. — Биопсию заканчиваем?
— Заканчиваем. Затем верни все органы на место. Семья хочет получить тело целиком.
Она сделала еще один надрез и остановилась.
— А мозг? Он же должен полежать еще неделю.
Дворак взглянул на емкость, где в формалине лежал мозг Ангуса Парментера. Затем перевел взгляд на свой забинтованный палец и вспомнил о скальпеле, проткнувшем два слоя перчаток и его собственную плоть.
— Его мы оставим, — решил доктор. — Я просто верну на место свод черепа и зашью кожу. — Он вытащил новую пару перчаток и полез в ящик за иглой и нитками. — Они и не узнают, что его там нет.
Тоби разочарованно повесила трубку. Так сделали вскрытие или нет? Два дня она пыталась дозвониться доктору Двораку, но каждый раз его секретарша отвечала, что он занят, а тон ее голоса ясно указывал, что звонкам Тоби здесь не рады.
Звякнул таймер духовки. Тоби выключила газ и вытащила жароупорное блюдо. На сегодня она отвертелась — лазанья из морозилки и печально сникший салат. У нее не было возможности купить продукты, молока тоже не осталось, поэтому она поставила на стол два стакана с водой. Вся ее жизнь, похоже, превратилась в безумный забег наперегонки со временем. Замороженные обеды, громоздящиеся в раковине тарелки, жеваные блузки прямо из сушилки… Она спрашивала себя: вызвана ли ее неодолимая усталость подхваченным вирусом гриппа или это умственное истощение тянет ее ко дну? Она открыла кухонную дверь и позвала:
— Мама, обед готов! Иди есть!
Элен вышла из-за разросшейся монарды и послушно поплелась на кухню. Тоби вымыла маме руки над раковиной и усадила ее за стол. Она повязала Элен на шею салфетку и поставила перед ней тарелку с лазаньей. Еду Тоби порезала на крохотные кусочки — на один укус. То же самое она сделала и с салатом. В руку Элен она вложила вилку.
Элен не стала есть, она сидела в непонятном ожидании и смотрела на дочь.
Тоби поставила на стол тарелку с лазаньей для себя, села и съела несколько кусочков. Но потом заметила, что Элен не ест.
— Мама, это твой обед. Клади по кусочку в рот.
Элен положила в рот пустую вилку и чрезвычайно сосредоточенно принялась ее обсасывать.
— Сейчас. Давай помогу тебе. — Тоби поднесла вилку Элен к тарелке, подцепила тягучий кусочек лазаньи и поднесла к ее рту.
— Довольно вкусно, — похвалила Элен.
— Теперь возьми еще кусочек. Давай, мама.
В дверь позвонили. Элен подняла глаза.
— Наверное, это уже Брайан, — решила Тоби, поднимаясь из-за стола. — Продолжай есть. Не жди меня.
Оставив мать на кухне, она пошла открывать дверь.
— Ты сегодня рано.
— Я решил помочь с обедом, — сказал Брайан, входя в дом. Он протянул Тоби бумажный пакет. — Мороженое. Ваша мама очень любит клубничное.
Принимая пакет, Тоби заметила, что Брайан не смотрит на нее; снимая куртку и вешая ее в шкаф, он повернулся к Тоби спиной. Было очевидно, что он старается не встречаться с ней взглядом. И даже когда он повернулся к Тоби лицом, его глаза смотрели мимо нее.
— Ну, как мы управляемся с обедом? — спросил он.
— Я только что посадила ее за стол. У нас некоторые трудности с едой сегодня.
— Опять?
— Она не притронулась к сандвичу, который я ей оставила. И смотрит на лазанью, как на инопланетное чудище.
— Ладно, об этом я позабочусь…
Из кухни послышался грохот, за которым последовал звук разлетающегося по полу фарфора.
— О, Боже, — охнула Тоби и кинулась на кухню.
Элен стояла, ошарашенно глядя на разбитое блюдо. Лазанья разлетелась по всему полу, и даже на стене красовались потеки сыра и томатного соуса.
— Мама, что ты творишь? — взвыла Тоби.
Элен покачала головой и пробубнила:
— Горячо. Не знала, что оно горячее.
— Боже, ты только посмотри на эту помойку! Сыр весь этот…
Тоби схватила мусорное ведро. В ярости и отчаянии она проволокла его через всю кухню к разбитому блюду. Опустившись на колени, чтобы убрать испорченный обед, она поняла, что вот-вот расплачется. «Все идет насмарку. Моя жизнь катится ко всем чертям. Вот и с этим я тоже не могу справиться. Просто неспособна».
— Давай-ка, Элен, милая, — услышала она голос Брайана. — Ну-ка, посмотрим на эти ручки. Ой, нам нужна холодная водичка. Нет-нет, не отдергивай, дорогая. Давай я полечу их. Это ведь ужасно, правда?
Тоби подняла глаза.
— Что такое?
— Ваша мама обожгла руки.
— Ой, ой, ай! — причитала Элен.
Брайан отвел Элен к раковине и пустил ей на руки холодную воду.
— Так лучше? Вот, а теперь мы покушаем мороженого, и нам станет гораздо лучше. Я принес клубничного. Ням-ням.
— Ням, — пробормотала Элен.
Сгорая со стыда, Тоби смотрела, как Брайан нежно промакивает полотенцем руки Элен. Тоби даже не заметила, что мама пострадала. Она молча подобрала последние осколки посуды и шматки застывшего сыра, смыла пятна соуса и протерла стены. Затем подсела к столу и стала смотреть, как Брайан уговаривает Элен поесть мороженого. Его терпение, его мягкое, вкрадчивое обхождение вызывало в Тоби еще большее чувство вины. Это он, Брайан, заметил обожженные руки Элен, он видел, что ей нужно — сама же Тоби видела только разбитое блюдо и запачканный пол.
Часы показывали шесть тридцать, Тоби пора было собираться на работу.
У нее не было сил подняться из-за стола. Она сидела, подперев голову ладонью, позволив себе маленькую отсрочку для отдыха.
— Мне нужно с вами поговорить, — сказал Брайан. Опустив ложку, он осторожно вытер Элен рот салфеткой. Затем поднял глаза на Тоби. — Мне, правда, очень жаль. Такое решение было принять нелегко, но… — Он аккуратно положил салфетку на стол. — Мне предложили другое место. Такое, что я не могу отказаться. О таком я давно мечтал. Поймите, я не искал другую работу — просто так получилось.
— Что получилось?
— Мне позвонили из дома престарелых «Две сосны», это в Веллсли. Им нужен человек, чтобы запустить новую оздоровительную программу арт-терапии. Тоби, они сделали мне предложение. Я не мог отказаться.
— Ты не говорил мне об этом ни слова.
— Мне позвонили только вчера. Сегодня утром я был на собеседовании.
— И ты вот так взял и согласился на эту работу? Даже не поговорив со мной?
— Мне нужно было принять решение немедленно. Тоби, это график с девяти до пяти. Это значит, что я смогу жить так, как все остальное человечество.
— Сколько они тебе предложили? Я заплачу больше.
— Я уже согласился.
— Сколько? Он откашлялся.
— Дело не в деньгах. Не хочу, чтобы вам показалось, будто причина в деньгах. Это… все вместе.
Она медленно откинулась на спинку стула.
— Значит, я не смогу предложить тебе ничего лучше.
— Нет, — подтвердил он, глядя в стол. — Они хотят, чтобы я начал как можно скорее.
— А как же моя мама? Что, если я не смогу никого найти тебе на смену?
— Я уверен, вы найдете.
— И сколько у меня на это времени?
— Две недели.
— Две недели? Думаешь, отыскать сиделку — это просто? Мне понадобилось два месяца, чтобы найти тебя.
— Да, я знаю, но…
— Ну и что же мне, черт возьми, теперь делать?
Отчаяние в ее голосе повисло в воздухе грязной завесой.
Он медленно поднял на нее глаза и посмотрел удивительно невозмутимым взглядом.
— Я люблю Элен. Вы это знаете. И я всегда обеспечивал ей самый лучший уход, насколько мог. Но, Тоби, она не моя мать, а ваша.
Простая истина, заключенная в этом утверждении, обессмысливала любой ее ответ. «Да, она моя мать. Я за нее в ответе».
Она посмотрела на Элен и увидела, что та не обращает на них никакого внимания. Мама взяла салфетку и, сосредоточенно морща лоб, принялась складывать ее снова и снова.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто хотел бы взяться за такую работу? — спросила Тоби.
— Я дам вам несколько контактов, — пообещал он. — Я знаю нескольких человек, кто мог бы заинтересоваться.
— Была бы признательна.
