Все это требовало от Джонни принятия решений. Особенно ликвидации «Икс-фактора». Но сначала должен исчезнуть этот Римо. Да, сначала он.
Деуссио сел за стол, взял лист бумаги и карандаш, вытащил из правого нижнего ящика карманный калькулятор и углубился в работу. Сейчас нельзя допустить ни малейшей ошибки.
Все будет в полном порядке. Джонни Черт не ошибается.
Он мысленно повторял эти слова снова и снова. Но это не помогало. Где-то в подсознании его копошилась мысль, что он чего-то или кого-то не учитывает. Но даже под страхом смерти он не мог бы сообразить, чего же он все-таки не учитывает.
Даже под угрозой смерти.
— Я не понимаю этого, папочка!
— Тогда это относится к широчайшему спектру человеческих познаний, — сказал Чиун. — О какой из множества вещей, не доступных твоему пониманию, ты говоришь?
— Я не понимаю, что происходит вокруг Филдинга. Если кому-то нужен он, почему сначала нападают на нас? Это для меня тайна номер один.
Чиун отмахнулся левой рукой, будто занимать голову таким пустяком было ниже его достоинства.
Римо надеялся услышать ответ, но напрасно. Чиун в своем шафранном халате продолжал сидеть на стеганой подушке посередине комнаты и явно ждал от Римо продолжения. Было воскресенье, и сегодня, как и накануне, не показывали любимых «мыльных опер» Чиуна. Предыдущие два дня он провел перед телевизором и пока был удовлетворен тем, как выполняется обещание Римо не портить сериалы сценами насилия.
— Далее. Мария умерла от смертельной дозы радиации. Вскрытие, проведенное по указанию Смита, подтвердило это. Значит, у Филдинга есть склад с радиоактивными материалами. Но на образцах растений, которые я привез, нет следов радиоактивности. Как это объяснить? Вот тайна номер два.
Взмахом правой руки Чиун отправил и эту тайну в кучу хлама, не достойного его внимания.
— Далее. Куда исчезал Филдинг, когда я искал его на опытном участке в пустыне?.. — продолжил Римо.
— Подожди, — прервал его Чиун, — это твоя тайна номер три?
— Да, — ответил Римо.
— Понятно. Можешь продолжать. Я просто хотел расставить их по порядку.
— Да, это тайна номер три, — сказал Римо. — Филдинг исчезает куда-то в пустыне. Где он был? Неужели он лгал, когда говорил, что, должно быть, вышел из-под тента в тот самый момент, когда я вошел? По-моему, лгал. Но зачем ему мне врать, если он знает, что я хочу защитить его?
Чиун отмахнулся и от загадки номер три, теперь уже обеими руками.
— И почему, скажи на милость, такая бойня вокруг этого проекта? Убивают налево и направо. Торговцев. Строителей. Кто стоит за этими убийствами? Кому надо испортить замечательное дело? Это тайна номер четыре.
Римо подождал, пока Чиун отмахнется и от этой загадки. Но на этот раз Чиун не шелохнулся.
— Что, папочка?
— Ты совсем закончил? — спросил Чиун.
— Совсем.
— Хорошо. Тогда вот тебе тайна номер пять. Если человек отправляется в путь и покрывает тысячи миль, чтобы достичь места, которое находится всего лишь в нескольких милях, как называется то, что он делает?
— Неправильный выбор направления.
Чиун поднял палец.
— О, да, но тайна не в этом. Это был лишь вопрос. Тайна в том, почему человек, сделавший это и понявший свою ошибку, тем не менее снова и снова идет в неправильном направлении? Вот в чем тайна!
— Я надеюсь, эта болтовня имеет какое-то отношение к теме нашего разговора? — сказал Римо.
— Конечно. Она имеет отношение к тому, что находится в голове между твоими ушами. Тайна номер пять — это ты. Ты двигаешься и двигаешься всегда в одном направлении, в поисках ответов. И когда не находишь их, продолжаешь двигаться в ту же сторону.
— И что ты предлагаешь?
— Чтобы разгадать твои тайны — сколько их было, четыре? — предлагаю тебе пойти в другом направлении.
— В каком?
— Например, допустить, что твое мнение о мистере Филдинге ошибочно. Он не жертва, а злодей и олицетворяет не добро, а зло. И наверное, понял то, что видно почти каждому, а именно, что ты глупец. — Чиун хихикнул: «В конце концов, это не такая уж большая тайна».
— Ладно. Допустим, ты прав. Но тогда зачем он все это делает? Если он — зло, зачем ему делать добро?
— И снова я скажу: не торопись из ложных посылок делать неправильные выводы. Остановись, чтобы осмотреться. А иногда и подумать.
— Ты имеешь в виду, что Филдинг, может быть, замыслил какое-то черное дело?
— Ага. Солнце наконец всходит, даже после самой темной ночи.
— Но зачем Филдингу это надо?
— Из всех тайн на свете самая непостижимая — человеческое сердце. Это миллион загадок, которые не имеют решения.
Римо плюхнулся на диван и закрыл глаза, словно вознамерился все-таки разгадать эти загадки.
— Как типично по-американски. Раз решения нет, ты будешь изводить себя, пытаясь найти его. Отвлекись. Лучше займись чем-нибудь из того, что у вас называется спортом. Вроде того, когда два глупца стараются попасть друг в друга мячом, по которому стукают лопатками. Я сегодня видел это по телевизору.
— Он и не стараются попасть друг в друга. Они стараются послать мяч туда, откуда другой игрок не мог бы отбить его обратно.
— Почему бы тогда просто не выбить его за забор?
— Это не по правилам.
— Тогда это глупые правила, — сказал Чиун. — А почему тот толстый парень с длинными волосами и лицом рыбы-собаки заважничал, как петух, после того как попал по мячу?
— Понимаешь, это довольно сложно. — Римо приподнялся было, собираясь начать объяснение, но передумал. — Это теннис. Я расскажу тебе о нем в следующий раз.
— И еще. Зачем они занимаются любовью друг с другом, если они на самом деле соперники? Одно дело, когда мужчины любят красивых женщин с короткими, помогающими при деторождении ногами и с ушами без дырок для серег. Но играть в любовные игры друг с другом — это отвратительно.
— Они вовсе не любят друг друга, — сказал Римо. — Просто так называется счет в игре.
— Вот опять. Опять ты лжешь, только потому, что я кореец. А ведь я слышал по телевизору, что у того, с лицом рыбы-собаки, была любовная игра[2]. Разве телекомментатор Говард Коселл станет меня обманывать?
— Не станет, если желает себе добра.
Римо снова опустился на диван и задумался над тайнами Филдинга. Пусть Чиун разгадывает тайны тенниса и правил подсчета очков. Каждому свои тайны... Похоже на цитату из Библии. Он помнил из Библии многое. На нее часто ссылались сестры-воспитательницы в его детском приюте, хотя читать ее детям они не рекомендовали. Очевидно, опасались, что бог, подглядывавший в ванные комнаты и повелевавший им мыться в нижнем белье, — такой бог вряд ли сумеет оградить себя от пытливых умов любознательных восьмилеток. Такова природа всякой веры, и чем сильнее вера, тем сильнее недоверие и взаимонепонимание, на которых, похоже, она основана.
Была ли его вера в Филдинга такой же? Или все дело в подозрениях Чиуна?
Ладно, неважно. Скоро все выяснится. На завтра назначено снятие тента с делянки Филдинга в Моджаве, и они с Чиуном должны туда поехать. Это событие, возможно, даст ответы на все вопросы.
И Римо вспомнил еще одну вещь, которую Чиун как-то сказал о тайнах. Некоторые из них раскрыть невозможно. Но от этого жизнь на земле не кончается.
Что же, проверим, подумал Римо.
К поездке в Моджав готовились не только Римо с Чиуном.
* * *
Во всей Америке нашлось всего восемь экспертов-ниндзя, готовых применить свое искусство на практике и убить человека. Джонни Черт Деуссио обнаружил это, проверив все наиболее крупные школы боевых искусств в стране, отбраковав множество раскормленных водителей грузовиков, надеющихся с помощью телевидения выбиться в люди, чиновников, стремящихся дать выход своей излишней агрессивности, и карманников, ищущих новые средства очищать кошельки доверчивых простаков.
Деуссио отобрал восьмерых. Все они были инструкторы, все азиаты. Их средний возраст составлял сорок два года. Но это не тревожило Деуссио, так как он прочел о ниндзя все что мог и понял, что ниндзя отличаются от других школ борьбы искусством скрываться и обманывать противника. Каратэ, кунфу, дзюдо и остальные делали ставку на физическую силу человека и развивали ее. Приемы ниндзя были более разнообразны. Они использовали элементы других видов борьбы, и прежде всего те, которые не требовали большой физической силы.
Джонни Черт смотрел на восьмерых мужчин, собравшихся в его особняке-крепости. На них были деловые костюмы, и если бы они имели при себе еще и портфели, то вполне сошли бы за группу японских дельцов, рыскающих по всему миру и растрачивающих недавно обретенные богатства своей страны на покупки скаковых лошадей и плохих картин.
Деуссио знал, что среди них есть японцы, китайцы и по крайней мере один кореец. Но, глядя на людей, сидевших вокруг него, он со стыдом признался себе, что все они для него на одно лицо. За исключением одного, с карими глазами. У него было более жесткое лицо, чем у остальных, и более холодные глаза. Это был кореец, и Деуссио решил, что этот человек в прошлом уже убивал людей. А остальные? Возможно. Во всяком случае они готовы сделать это. Но этот кореец... у него руки уже в крови, и ему явно понравилось убивать.