– Да всех делов: «объект» снова выезжал куда-то на такси. Богатый, гад! В общем, не густо.
– Наше дело доложить, а уж майор пускай сам разбирается, на то у него ромбы в петлицах… Ладно, что еще было?
– Ну, этот еще, здоровенный, с ковром на плече, входил-выходил.
– Ну и какая тут связь с «объектом»?
– Ты ж сам приметил ковер…
– Мало ли что! Ты своей головой думай. Ковер!.. Какая связь с «объектом», спрашиваю!
– Да черт его… Может, и никакой.
– М-да, не густо. Ради такой чепухи мерзни тут с утра до ночи!.. Вот шестому подотделу – это я понимаю расследование предстоит!
– А что там?
– А то! Я нынче, когда в столовую отлучился, позвонил сводку по городу узнать.
– Ну?
– Гну!.. Представляешь, нынче возле гостиницы «Будапешт» одну венгерскую гражданку подстрелили, из какой-то там делегации по куроводству. А как труп в морге стали осматривать, так оказалось, что вовсе это не куроводка, а очень даже куровод, со всеми положенными о-го-го какими причиндалами.
– Маскировался?
– Не-е, тут, думаю, другое. Слыхал про такое буржуазное явление – гомосексуализм?
– Это по-нашему – когда мужики?..
– Во-во, то самое. Но дело, согласись, интересное… А ты тут топчись, жди неизвестно чего…
– Вот и сам ты, Сундуков, приказы обсуждаешь, а еще меня за это все время коришь.
– («Ах ты собака!») И не обсуждаю вовсе! Когда это я обсуждал?..
– Погоди-ка! Вон, это не нам ли рукой из той машины машут?.. Да точно же, нам!..
– Неужто смену все-таки прислать догадались?..
– Пошли!.. (Подойдя к машине.) Нас зовете? Что-то я вас не знаю…
– Да, да, ну-ка сперва покажите ваши документики…
В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги – все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме – ну ничегошеньки!
Им сзади приказывали идти – и они шли, приказывали сворачивать – они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить – убили бы наверняка.
Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.
* * *
После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..
Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..
Может, загуляли? Дай Бог если только так…
Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.
Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).
Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…
Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..
Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:
– Что это вы, сержанты, позволяете себе?!
Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..
Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.
– Гм… – промычал майор Коловратов. – Вы-то, извиняюсь, кто?
Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, – треск, с которым его сердце разорвалось на части…
* * *
Снова в дозоре.
Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:
– Эй, Сундуков, ты живой?
– А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?
– Вроде вчера – ни грамма… Или, может?..
– Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь – встать не могу.
– И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…
– И ты меня… Так что было-то?
– Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!
– Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?
– А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы – в дозоре.
– Какой дозор, когда ноги не свои.
– А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?
– Да вроде бы…
– А ноги как?
– Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.
– Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!
– Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?
– А ты идти можешь?
– Кажись, уже могу… Ну-ка… Да, могу!
– Тогда – за ним!
– Ишь ты! Капустку квашеную купил с утречка пораньше! С похмелья, должно быть.
– Да непьющий он вроде бы.
– Именно что – «вроде бы». Все мы такие «вроде».
– Ну уж не ты, Сундуков.
– Разговорчики!.. Вон он, назад пошел. За ним!
– И что, опять здесь, у подъезда, топтаться? Может, майору все же позвонить, чтоб наконец смену прислал?
– Да звонил же я с рынка, из автомата. Никто в его кабинете трубку не берет.
– Странно…
– Куда уж! И долго еще так стоять?
– Тебя Родина поставила стоять – значит, стой!
– Вон, уже снова вечер на дворе – а мы с тобой всё…
– Молчи! Смотри – «объект» выходит! С бабой своей! За ними!
– Так они ж вон в такси садятся. У тебя деньги-то на такси есть?
– А мы и так… Стоп машина! (Помахал удостоверением перед носом у водителя.) Вон за тем такси! Давай, гони!
– Стоп, приехали! Выходим, Сундуков!
– Что ж это? «Объект» с бабой в Парк культуры, что ли, намылились под вечер? Да еще с капустой!
– Не, смотри, они до парка не дошли…
– А это что еще за хмырь слепой? «Ремонтируем швейные машинки всех марок»… Гляди-ка, «объект» – к нему! Ох, чует мое сердце, не машинки этот хмырь ремонтирует.
– А что?
– Ну, ты совсем! Ничего он не ремонтирует! Связной это! И не слепой он вовсе, только косит под слепого, гад: вон, «объекта» нашего сразу узнал.
– Выходит, шпионы?
– Только догадался? А я – сразу же… Смотри, хмырь только свистнул – и машина подкатила!
– Что-то машина у них, у этих шпионов больно страхолюдная. Срамотища!
– Потому что конспирация. Слыхал такое слово?.. А «объект», вишь, с бабой не побрезговали. Вон, садятся уже! Сейчас поедут.
– Снова за ними?
– Не, мы с тобой на этот раз – по-другому. Я эту машину давно заприметил, она всегда по одному маршруту ездит. По городу попетляет, попетляет, а потом – к одному и тому же месту, оно тут, недалеко. Дырка там есть: метростроевцы что-то рыли, а потом так и бросили. Ну а дальше там всякая нищая шелупонь такие катакомбы нарыла! Говорят, пол-Москвы запросто можно спрятать. Вот к той дырке они сейчас и поедут, зуб даю. Ну а мы – пешочком, пешочком. Они-то петлять будут, а мы – по прямой. Тут, если по прямой, так всего десять минут дороги, так что раньше них поспеем. Ну что, пошли?
– Пошли… Однако и ушлый же ты, Сундуков, все-то ты знаешь.
– Служба такая – все знать. И тебе советую!.. Давай, быстро!.. Быстрее, дурень, иди!
– («От дурня слышу».) Да иду я, иду!
«Будет вам нынче полтора кила капустки!» – думал Васильцев, подходя к слепцу с табличкой на груди. К лжеслепцу, разумеется: Юрий видел глаз, зорко смотрящий на него сквозь прореху в куртке из того места, где у всех людей расположен пуп.
Все было, как и тогда, в первый раз. Лжеслепец свистнул в два пальца, и сразу подкатила та самая рухлядь на колесах, с фанерками вместо выбитых боковых окон. За прошедшие два года этот катафалк еще более обветшал, одна дверца совсем перекосилась, багажник вообще отвалился, и вместо него было приделано нечто наподобие кузова.
И водитель был прежний, все тот же горбун, но теперь, надеясь, что нынче все пройдет, как задумано, он, Васильцев, уже смотрел на этот горб по-другому. Нынче вполне могла произойти смена монархов, и можно было догадаться, кто их сменит, так что в этом горбе он видел что-то даже по-королевски величественное.
Снова, как и тогда, лжеслепец сел в машину на приставное сиденье, снова завязал Юрию и Кате глаза.
На этот раз машина колесила по Москве еще дольше, чем тогда, но он, Юрий, знал, что конечная точка маршрута будет та же самая.
