— Все, — сказал Блейк, осторожно снимая тонкую нить. — Это всего лишь паутина. Нет никакого паука.
— Как будто это имеет значение, — кисло проговорила Лиза. — Она все равно липкая, жуткая и отвратительная.
Блейк пожал плечами, позволяя паутине упасть на пол.
— Для паука это дом.
Идея подняться наверх принадлежала Лизе. Они уже просмотрели нижние комнаты на наличие шахматных фигур — во всяком случае, тех, которые смогли найти, — и Лиза не собиралась позволять парням принимать все решения. Кроме того, она надеялась заглянуть в спальню ГМ, хотя бы для того, чтобы хоть что-то узнать о личности их таинственного хозяина. Она начинала сожалеть о своем решении.
— Я возвращаюсь вниз, — объявил Джеймс.
— Почему? — Лиза оторвала взгляд от двери, которую пыталась открыть. — Ты тоже боишься этих ползучих тварей?
— Пойду поищу Вэл, — пробормотал он. Лиза смотрела ему вслед, молча качая головой.
— Возможно, это неплохая идея, — заметил Блейк. — Ее не было ужасно долго.
Лиза ударила плечом в дверь.
— Что не так с этой штукой?
— Она заперта, Лиза, — сказал Блейк рассудительным голосом, который ей не понравился. — Давай попробуем другую.
— Он не стал бы ее запирать, если бы ему не было что скрывать, — заметила Лиза.
— Или, может быть, он просто не хочет, чтобы гости шныряли по его комнате.
Глаза Лизы сузились.
— Я не шпионю!
Блейк приподнял рыжеватую бровь, но ничего не сказал. Ее раздражение возросло.
— Не смотри на меня так. Я не шпионю.
— Тогда что именно ты делаешь?
— Я... веду расследование. Потому, что беспокоюсь о Вэл! — добавила она, когда Блейк никак не прокомментировал ее заявление. — ГМ вызывает опасение. Я хочу побольше узнать о нем и о том, почему он интересуется Вэл. — Хочу убедиться, что в его шкафах нет настоящих скелетов.
— И почему он не хочет назвать нам свое имя?
— И это тоже. — И почему он угрожал мне. Почему Вэл так его боится. Почему Джеймс отказывается выступить против него. И почему белая команда совершенно счастлива выступать в качестве его пешек. — Я думаю, это действительно странно, что нет семейных фотографий.
— Некоторые семьи не занимаются подобными вещами.
— Возможно, что там, по крайней мере, будут детские фотографии, фотографии из детского сада, школьные фотографии, фотографии выпуска или выпускного вечера — что-то в этом роде. Я имею в виду, не то чтобы он плохо выглядел. — Как раз наоборот. Возникшая пауза показалась более долгой, чем обычно, что побудило Лизу добавить: — Блейк?
Тишина.
Лиза медленно обернулась. Ее встретил пустой коридор.
— Блейк? — Он был здесь минуту назад. Куда, черт возьми, он исчез? — Блейк! — повторила Лиза, отступая от двери. — Черт возьми, Блейк, — пробормотала она, подтягивая лиф платья. — Это начинает превращаться в плохой фильм ужасов.
Узкий коридор разветвлялся на несколько дверей, освещенных одинокой лампочкой, лениво покачивающейся на потолке. Что-то в этом образе показалось ей неправильным. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что:
Никакого ветерка.
Глава 14
«Притяжение»
В шахматах притяжение - это тактический мотив, обычно связанный с жертвой, которая заманивается или заманивает фигуру противника, часто короля, на поле, где ее новое положение может быть использовано с помощью тактики, благоприятствующей атакующему.
«Жизни».
Слово растянулось по белой бумаге паучьим почерком — расплывчатым и приводящим в бешенство, как и он сам. И это все? Она взглянула на то место, где несколько мгновений назад стоял Гэвин. Он ушел, хотя оставил дверь приоткрытой. Дразнил ее. Бросил ей вызов, предлагая следовать за ним. После всего этого... Она быстро застегнула блузку, чувствуя такую сильную волну отвращения к себе, что не смогла устоять его натиску.
Даже сейчас она слишком остро ощущала прикосновение одежды к своей коже: сладкое касание, которое гудело от глухих отголосков еще не реализованного удовольствия. Он вызвал в ней томление, и она ненавидела его за это, потому что с Джеймсом такого никогда не было — и Вэл казалось неприятным думать о том, что это может говорить о ней.
Битое стекло хрустело под ногами, когда она шла к двери. Ей хотелось его ранить, чтобы из-за ее нападения у него пошла кровь. Только один раз.
Гэвин стоял, прислонившись спиной к стене, согнув одно колено и сложив руки на груди, и даже не потрудился застегнуть рубашку. Легкая испарина на ее спине превратилась в кристаллики инея. «Он как будто напоминает мне, что не закончил то, что начал».
Она отвела взгляд, слишком поздно поняв, что это может быть воспринято как признак слабости. Ей нужно выбраться отсюда. Она боялась того, что может сделать, если задержится в его присутствии еще на мгновение. Слезы казались наиболее вероятными, и будь она проклята, если позволит ему снова увидеть ее плачущей, но насилие тоже начинало казаться жизнеспособным вариантом. Когда швырнула в него лампой, ей показалось, что ее здравый смысл был уничтожен раскаленной добела яростью. Часть ее хотела убить его.
«Если ему удастся лишить меня самообладания, он победит. Я не позволю ему быть моим хозяином. Я сама себе хозяйка. Больше никто».
Он все еще ничего не сказал, поэтому она отвернулась и быстро пошла в противоположном направлении. Вэл услышала звук, который мог быть смешком, но легко мог быть предупреждением. Должно быть, последнее, потому что через несколько секунд он схватил ее за плечи.
— Я не помню, чтобы говорил, что ты можешь уйти.
— Говори, чего хочешь, или проваливай, — сказала она дрожащим голосом.
— Ах, Вэл — само очарование. Но ведь ты никогда за словом в карман не лезешь.
Вэл отстранилась, и он позволил ей. Она отступила на несколько шагов, прежде чем рискнула оглянуться. Он не двигался и наблюдал за ней с едва скрываемым весельем. На его лице появился румянец, которого раньше не было.
— Ты, — проговорила она дрожащим голосом, — ты — пятьдесят разных видов извращенцев.
— Всего пятьдесят? Вэл, ты ранишь меня.
— Я хочу уйти.
— Без твоего подарка?
— Я ничего не хочу от тебя. Я просто хочу уйти.
— Ты даже не знаешь, что это.
— Мне все равно. С тобой ничто не дается бесплатно.
Гэвин вытащил конверт из кармана брюк, каким-то образом умудрившись при этом сделать шаг ближе.
— Как это верно.
Вэл настороженно посмотрела на него, ее внимание колебалось между кусочком пергамента и его владельцем. Конверт выглядел точно так же, как приглашение, которое она получила раньше.
Однако это письмо — если это действительно письмо — запечатано воском. Ее имя было написано чернилами, которые блестели, как слюда. Она потянулась к нему, сдержала порыв и скрестила руки на груди.
— Я сказала нет.
— Я же не прошу тебя продать мне свою душу. — Он ткнул ее конвертом под подбородок. — Только не открывай, пока я не скажу.
— Как ты узнаешь? — тупо спросила она, глядя на конверт и взвешивая его в руках. Как он туда попал? Она не помнила, чтобы брала его у Гэвина.
— Что именно?
Ей потребовалось мгновение, чтобы осознать, что она сказала.
— Я... как ты узнаешь? Ч-что, если я просто прочитаю его, когда ты уйдешь?
На мгновение он, казалось, опешил, как будто такой масштаб неповиновения был выше того, что он мог ожидать от нее. Но потом Гэвин рассмеялся, и она подумала, не ожидал ли он такого ответа в конце концов. В любом случае, он так быстро восстановил самообладание, что это уже не имело значения.
— Это было бы жульничеством. Думаю, мы оба знаем, как это согласуется с твоим... моральным кодексом.
Конверт сморщился, когда она крепче сжала его.
— Я не жульничаю, — прошипела она.
Он бросил на нее многозначительный взгляд, который заставил Вэл внутренне содрогнуться. Она стиснула зубы и молилась, чтобы едва заметные движения ее тела не были такими предательскими в темноте.
