– Так называемые саудовские принцы сидят в своих грязных имениях в Калифорнии, пьют, танцуют и подсчитывают деньги, которые украли у нашего народа. Покупают проституток в конгрессе США, чтобы те не позволяли продавать нам боеприпасы и детали к американскому оружию. Дают взятки израильским журналистам, и те подстрекают на нас нападать. Вступают в сговор с английскими дипломатами, чтобы шпионить за нашими посольствами и красть наши документы.
– Они не остановятся ни перед чем, пока не вернут себе власть над страной. Именно сейчас Ас-Сауды и их преступные приспешники в Хьюстоне[6] нанимают убийц, чтобы те перебили всех до единого членов шуры. Иранцы тоже не лучше: под предлогом зашиты шиитов засылают агентов в Дахран и на остальную территорию Восточной провинции.
Абдулла разжал пальцы и выпустил руку Ахмеда. Он любил брата. Ахмед был моложе и выше его ростом, с темно-карими глазами, которые достались ему от их покойного отца. Он хотел его убедить.
– Того, что мы теперь сделали, возможно, совершенно недостаточно. Что есть такого у американцев и персов, почему они считают, что в состоянии запугать нашу юную нацию? Ты знаешь ответ. Бомба Хиросимы – убийца, превращающая песок в стекло и на много поколений вперед отравляющая территорию. Если мы окажем сопротивление, они выжгут наши города и испепелят наш народ, чтобы продолжать воровать нефть из-под наших песков. Вот почему мои так называемые друзья из совета шуры пришли к убеждению, что нам следует обзавестись собственной бомбой.
Ахмед не собирался отступать.
– А что ты скажешь насчет Пакистана? Ас-Сауды давали Пакистану деньги. Ты сам нашел документальные свидетельства. Пакистан встанет на нашу защиту.
Абдулла повернулся и медленно побрел обратно к лагерю.
– Что ж, брат, может быть, и так. Но Пакистан заботит одно – Индия. Пакистанцы делают правильные заявления насчет ислама, но берегут свои немногочисленные средства вооружения, чтобы грозить индусам. На них нельзя полагаться. Кроме того, их ракеты устарели. Нам требуется нечто большее, чем несколько пакистанских «стрел».
За барханом послышалось глухое покашливание запускаемого двигателя, за которым последовал свист винта. В ночное небо взмыло облачко песка. Вертолеты готовились к вылету. Настало время возвращаться в город.
– Абдулла, зачем мы сюда прилетели? Вряд ли только для того, чтобы полюбоваться ночным небом и предаться воспоминаниям о деде.
Ахмед был на семь лет моложе и на четыре дюйма выше брата. Две недели назад он отметил свой двадцать девятый день рождения. Восемь лет прожив в Канаде, Ахмед вернулся домой, как только Абдулла стал членом нового правящего совета шуры, потому что хотел влиться в команду старшего брата – так же, как двадцать лет назад мечтал играть с ним в футбол. И с первого дня возвращения не давал ему покоя: спрашивал, каким образом может помочь в государственных делах. Однако каждый раз получал неопределенный ответ.
– Нет, не только для того, чтобы предаться воспоминаниям о деде. – Абдулла опустил глаза и сунул обе руки за полы робы. – Мне было очень не просто добиться согласия шуры на то, чтобы ты работал в моем министерстве. Многие тебе не доверяют, потому что тебя слишком долго не было на родине.
– Но у нас же нет приличного медицинского института, – возразил Ахмед.
– Пока нет. Однако настанет день, и мы вновь станем передовой нацией. Ты должен оставаться в медицине. – Оглянувшись, Абдулла посмотрел на дюну.
– Брат, я хотел работать с тобой. Хотел помогать стране, чтобы наш народ вновь обрел законную гордость.
Абдулла улыбнулся. Ахмед говорил так, как в те времена, когда был еще мальчишкой.
– Ты этим и займешься – на следующей неделе получишь должность в больнице. – Заметив разочарование на лице младшего брата, он продолжал его поддразнивать. – Но на самом деле будешь работать непосредственно на меня. А больница послужит всего лишь прикрытием твоего истинного занятия. Ты будешь моими глазами и ушами в гадючьем гнезде по ту сторону дамбы. – Его губы растянулись еще шире, будто он только что вручил брату дорогой подарок.
– В Бахрейне? – смутился Ахмед.
– Да. Казалось бы, до него всего-то шестнадцать миль, но это место служит пристанищем тысячам неверных моряков и их кораблям. Персы тоже хороши – строят вежливые мины, притворяясь, что всего лишь торговцы, снуют туда-сюда на своих доу,[7] а на самом деле замышляют каверзы против нашей молодой нации.
– Ты отправишься туда, предварительно публично открестившись от меня, якобы разочарованный нашим новым правительством. Будешь работать в медицинском центре в Манаме, но на самом деле станешь собирать для меня информацию особого рода. Тебе, братишка, снова предстоит возвратиться в лоно врага. – Говоря это, Абдулла шутливо ткнул кулаком в мягкий живот Ахмеда. Тот, не дрогнув, стерпел удар.
Из-за дальнего бархана вынырнул белый «лендровер» и повез их на импровизированную вертолетную станцию. Когда они приблизились к «блэк хоку», Ахмед ответил брату тычком в плечо.
– Слушай, ты считаешь, что на этих американских вертолетах летать безопасно? Ведь для них же нет никаких запчастей.
– Вот для этого и нужны пакистанцы. Они могут обеспечить нас необходимыми деталями. Во всяком случае пока. – С этими словами Абдулла бен Рашид, заместитель председателя совета шуры Исламской Республики Исламия и одновременно министр безопасности, прыгнул в свой личный «блэк хок». Из-под свежего слоя рыжеватой краски проглядывал зеленый цвет ВВС Саудовской Аравии.
Подняв песчаную бурю, вертолет набрал высоту. Ахмед надел шлем, но не подсоединил провод к разъему внутренней связи – он хотел подумать, а не прислушиваться к малопонятным переговорам экипажа. Винт взбивал воздух и гнал машину к горизонту, туда, где над землей разливалось зарево.
Боковая дверь была открыта, и Ахмед заметил внизу застывших как изваяния, напуганных шумом вращающихся лопастей верблюдов. А дальше виднелись трубы нефтеперерабатывающего завода, и над ними в черном небе плясали гигантские оранжевые отблески.
– Вот в чем проблема, – решил он, – в этих башнях и сочащейся из песка гнилостной черноте. Она приносит благосостояние нашему народу и в то же время, словно кровь раненого верблюда в пустыне, привлекает смертоносных скорпионов. Теперь таким верблюдом стала Исламия. Американцы, иранцы и китайцы уже почувствовали запах крови на песчаном теле пустыни.
Пока вертолет поднимался, чтобы обогнуть высокую дюну, Ахмед подумал, что эти народы подобны скорпионам. И опять начинался их набег.
Разведывательный аналитический центр «Туманное дно»[8] Вашингтон, округ Колумбия
– Сегодня, двадцать восьмого января, температура составила уже шестьдесят восемь градусов, а Белый дом продолжает утверждать, что глобальное потепление не актуальная тема. Тает шапка арктического льда, вымирают полярные медведи, тонут эскимосы, деревья и цветы распускаются на три месяца раньше срока, а им все кажется, что свидетельств недостаточно.
Рассел Макинтайр высвободил запястье из-под рукава пиджака и посмотрел на часы. Это была дешевая модель, показывавшая время на военный манер: 19.28 – почти семь тридцать. Он снова опоздает встретиться с женой у Сильверстайнов в Маклине.
– Что-нибудь еще, Деб? – спросил он симпатичную помощницу. Вопрос, который в отличие от его разглагольствований о погоде и политике требовал конкретного ответа.
– Мисс Коннор все еще ждет внизу. – Тон помощницы подразумевал, что молодому штабному офицеру пришлось слишком долго сидеть в приемной.
– Черт! – Рассел тут же пожалел, что грубое слово сорвалось с языка. Коннор была наиболее выдающимся представителем юной поросли аналитиков, которых он сам набирал в лучших высших учебных заведениях страны. Он обещал им увлекательную работу. Обещал право на особое мнение и беспрепятственный прием. Макинтайр вздохнул. – Ладно, Дебби, пусть войдет.
Расселу Макинтайру было тридцать восемь лет. Он занимал пост заместителя директора нового Разведывательного аналитического центра, сокращенно РАЦ. И хотя прошло шестнадцать лет с тех пор, как он выступал за команду пловцов Университета Брауна, он дважды в неделю продолжал тренироваться в бассейне в «Уотергейте». Его золотисто-каштановые волосы только-только подернула первая седина, но жена уже предлагала их «подретушировать».
РАЦ, в котором Макинтайр был человеком номер два, стал последней каплей в реорганизации разведки, толчком которой и послужили доклад комиссии 9/11 и фиаско с оружием массового уничтожения в Ираке. А неспособность ЦРУ и его нового директора предугадать путч, или так называемую революцию, в Саудовской Аравии убедила конгресс, что необходимо как-то совершенствовать аналитическую составляющую деятельности управления. РАЦ стал особым явлением. Центр наделили правом получать информацию от любых правительственных учреждений и, в свою очередь, давать указания собирать необходимые сведения.
