Романо перебил его:
– Кто ее нашел? – На его щеках от возбуждения появились красные пятна.
– Один охотник. Охотник из Бучине. Он случайно оказался там, и ему показалось странным, что дверь дома распахнута настежь.
– Но что… – пробормотал Романо. – Я имею в виду, что он там искал? И кто это сделал? Кто мог перерезать горло женщине, которая не сделала ничего плохого ни одной живой душе?
Старший карабинер не помнил, чтобы он когда-либо попадал в такую ситуацию. А допрос вообще не был его сильной стороной. Лучше пусть этим занимается комиссарио, которому поручили вести дело. И тем не менее скрепя сердце он решился перейти в наступление:
– Синьор Симонетти, а где вы были сегодня ночью?
Романо не ответил. Он сел к столу и закрыл лицо руками. Тереза снова отвернулась к окну и посмотрела на улицу. Еще никто ничего не знал. На площади пока что не было ни одного человека.
Карабинеры поняли друг друга с одного взгляда: «Позже, не сейчас».
– Mi displace [5], – пробормотал младший и последовал за своим коллегой, который молча вышел из комнаты.
Еще пару минут Романо сидел не двигаясь, закрыв лицо руками. Потом поднял голову. Его глаза горели. Он встал, и только сейчас до него дошло, что он стоит босой, в одном купальном халате.
– А где Эди? – спросил он мать и провел руками по волосам.
– В кухне. Он вынул всю посуду из буфетов и моет ее. С восьми утра.
Романо кивнул.
– Свари мне крепкий кофе, мать, – попросил он и отправился наверх, чтобы умыться и одеться.
Энцо снова начал кричать.
– Несчастный дурак! – презрительно сказала Тереза и тоже вышла из комнаты, чтобы включить кофеварку в кухне.
Энцо был настолько занят собой и своей болью, что не услышал, что сказала жена.
Романо понадобилось всего несколько минут, чтобы почистить зубы, умыться ледяной водой и одеться.
– У тебя хорошо получается, – сказал он своему семнадцатилетнему сыну Эди, который сидел на полу, широко раздвинув ноги, толстый, как Будда, и складывал стопкой блюдца для компота. – Будь молодцом! Бабушка останется здесь, а я скоро вернусь.
Он одним глотком выпил эспрессо, который подала Тереза, кивнул ей в знак благодарности, налил прямо из-под крана стакан воды, выпил его и выскочил из дома.
– Где она? – спросил он карабинеров, которые стояли внизу и на все вопросы соседей давали осторожные уклончивые ответы.
– В доме. Трассологам нужно еще некоторое время. Идемте с нами.
Старший из карабинеров пошел вперед. Романо последовал за ними и сел в полицейский «дефендер». Он чувствовал на себе сверлящие взгляды соседей, когда вымытая до блеска полицейская машина отъезжала от дома.
Примерно через двадцать минут Романо стоял в дверном проеме спальни Casa dйlia strega и смотрел на тело своей жены. Ему не разрешили войти в комнату, чтобы не мешать работе следственной группы. Ему не понравилось, что специалисты-трассологи закрыли ей глаза, ощупали и обследовали все ее тело, заглянули под ее сиреневый халат и тщательно почистили ей ногти, сложив содержимое из-под ногтей в специальные маленькие пластиковые пакетики. Они залезали пальцами ей в рот и исследовали полость рта, вытаскивали ее язык и что-то записывали. Они не давали ей покоя, а Сара не могла защитить себя. Ее кожа была воскового цвета, а там, где не была испачкана кровью, – серой и бледной. Ее закрытые глаза глубоко запали в орбитах, а под ними были черные тени – тени, которых он не замечал, пока она была жива.
Сара… Это имя было воплощением всех его мечтаний, его тоски и его желания. И это было нехорошо – видеть ее сейчас в таком виде. Ему вдруг стало страшно, что он забудет, какой она была.
Берлин, 1987 год – за восемнадцать лет до смерти Сары
Это началось восемнадцать лет назад в Берлине. Романо работал тогда в одном итальянском ресторане в Шёнеберге. Всего лишь несколько дней назад он нашел себе небольшую, но достаточно просторную квартиру возле Клейст-парка, откуда мог ходить пешком до пиццерии, не тратя деньги ни на машину, ни на общественный транспорт. Квартира находилась на пятом этаже старого берлинского дома, потертый паркет на полу был весь в выбоинах, лепнина на потолке, перекрашенная и перештукатуренная бесчисленное количество раз, давно потеряла свои очертания, но Романо был счастлив, что нашел это жилье. Он экономил каждый пфенниг, чтобы поскорее вернуться в Италию, в родную деревню, и открыть там собственную тратторию. Для этого он работал по тринадцать-четырнадцать часов в сутки, но и это его не смущало, потому что друзей он не завел, а квартира ему нужна была, собственно, для того, чтобы было где выспаться или написать письма в Италию.
Однако сразу же после вселения он понял, что выспаться в новом жилье будет не так-то просто. В соседней квартире кричал ребенок. С утра до вечера и, конечно же, ночью. Если он не засыпал, измучившись, то обязательно вопил. Либо колотил столовыми ложками в стену или же крышками от кастрюль друг о друга.
Романо любил детей, однако через неделю, когда крик ребенка стал просто оглушительным, он не выдержал и нажал на звонок двери соседней квартиры. Там внезапно наступила тишина.
Дверь открыла молодая светловолосая женщина. Ее яркую красоту не портили даже прищуренные глаза, превратившиеся в узкие щелочки оттого, что в них попал дым от сигареты, торчавшей в уголке рта и уже почти догоревшей. На руках у нее сидел ребенок, которому на вид было года три, и по коротко остриженным волосам цвета льна было невозможно определить, мальчик это или девочка. Глаза у ребенка не были заплаканы, и он, крепко сжав губы, с интересом уставился на Романо.
– Да? – спросила женщина.
– Извините, – запинаясь, пробормотал Романо. – Я сосед. Там. – Он указал на широко открытую дверь своей квартиры. – Ребенок кричит много. Должен работать много. Не могу спать.
– Сожалею, – сказала женщина. – Но тут уж ничего изменить нельзя. Дети всегда кричат.
– Он не болен?
– Нет. Она чувствует себя великолепно. Просто Эльза любит пошуметь. Она от природы такая, вот и все. Приятного вам дня.
Какое-то время она смотрела ему в глаза. Потом закрыла дверь.
Романо стоял в коридоре вне себя от ярости. Значит, это маленькое чудовище – девочка.
В следующие дни абсолютно ничего не изменилось. Неизменный крик продолжался. Романо спрашивал себя, как женщина выдерживает все это. Любой нормальный человек уже через три дня был бы на грани нервного срыва.
Время о времени он слышал, как она ссорилась с мужем. Они кричали друг на друга, а когда скандал прекращался, начинал орать ребенок.
Романо понял, что долго он так не выдержит. Скрепя сердце он пытался приучить себя к мысли, что снова придется искать жилье.
Пока однажды ночью не раздался звонок в дверь его квартиры.
Романо проснулся, вскрикнул от испуга, ничего не соображая, сонно заморгал и посмотрел на часы. Четверть третьего. Он уже решил, что ему почудилось, но тут звонок раздался снова. Долгий и настойчивый. Романо влез в джинсы, валявшиеся на полу рядом с кроватью, натянул футболку, вышел в коридор и посмотрел в дверной глазок.
Перед его дверью стояла женщина из соседней квартиры, но узнал он ее с трудом. У нее были заплывшие глаза, разбитая губа и ссадина на лбу. На руках у нее сидела девочка-крикунья. Маленькое чудовище прислонилось головкой к шеке матери и выглядело так, что, кажется, и воды не замутит.
Романо открыл дверь. Женщина сразу же вошла в квартиру и сказала:
– Спасибо.
Романо открыл дверь в гостиную:
– Здесь.
Она кивнула и уселась с ребенком на кушетку. В комнате были только телевизор, дешевый стереоприемник, так называемый гетто-бластер, и штабель итальянских спортивных газет. Больше ничего. На стене – две фотографии с пейзажами Тосканы. Снимок Пьяцца дель Кампо с высоты птичьего полета и тосканский сельский домик с кипарисом на холме в тумане.
– Меня зовут Сара, – с трудом выговорила она и языком попробовала, не шатаются ли зубы. – А тебя?
– Романо.
Она кивнула.
– Мне нравится твоя квартира. Все выглядит так мирно… По крайней мере, у тебя нет никаких проблем.
Романо лишь пожал плечами.
– Хочешь пить?
– С удовольствием. Что-нибудь алкогольное. Пиво, вино или даже шнапс, если у тебя есть.
Романо ушел в кухню и вернулся с бутылкой вина и двумя бокалами.
– Что случилось?
Он открыл вино и налил. Сара положила Эльзу на кушетку, сняла куртку, укрыла девочку, вытащила из кармана джинсов смятую пачку сигарет и протянула ее Романо.
Романо отрицательно покачал головой. Сара, глубоко и шумно затянувшись, закурила.
– Мой друг [6] там, в квартире. Он музыкант, и обычно с ним можно ладить, но время от времени он словно с цепи срывается.
Романо вспомнил, что часто слышал музыку в соседней квартире. Эту музыку он даже находил приятной, потому что тогда маленькое чудовище щадило свои легкие.
